— Разберёмся один раз и навсегда! — пообещал начальник службы безопасности и снова упёрся взглядом в крышку стола.
После совещания начальник службы безопасности позвал в свой кабинет Иванова и других участников печальных событий. Он попросил каждого из четверых повторить свой рассказ о стычке с представителями «националистов» и записал всё на диктофон.
— Хорошая у них организация! — сделал вывод начальник службы безопасности, убирая в стол аппаратуру. — И подготовка хорошая.
— Слушай, босс, — предложил командир отряда бойцов Александр Батурин, — может, ну их на хрен этих «наци»? Они сейчас по всей России! Что нам с ними рынков не хватит, что ли? Ребята они тренированные, есть прошедшие Афган и Чечню. Дружить надо. Зачем затевать войну?
— Мелко смотришь, Александр! — проворчал начальник службы безопасности, давя тяжёлым взглядом собеседника. — Дело в принципе! Они пришли на нашу территорию. Хозяевами себя почувствовали! Этот рынок мы «крышевали»! Если простим сегодня этим, завтра другие начнут беспредельничать! С чем тогда мы останемся? Нет, слабость нам проявлять нельзя! Уважают жестокость. А проучить этих «отморозков» нужно! Вы все, — обратился он к присутствующим, — приводите себя в порядок и на следующей неделе пойдёте вместе с моим спецназом реабилитироваться и отвоёвывать принадлежащее нам! А сейчас — свободны!
— У меня есть вопрос, — поднялся из-за стола Иванов. Начальник службы безопасности нехорошо посмотрел на него:
— Ну, задавай. Только быстро.
— Кто такие эти «наци»?
— Это тебе Батурин подробно объяснит! — бросил начальник службы безопасности. — Всё. Никого не задерживаю.
Покинув кабинет начальника, все четверо направились в ближайшее кафе, чтобы обсудить услышанное.
— Да, похоже, что стрельба теперь будет, — сидя за столиком, озадаченно произнёс командир спортсменов. Его правая припухшая половина лица с затёкшим глазом отливала синевой. Из всех четверых он выглядел самым побитым, хотя и старался держаться молодцом.
— «Мокруха» не по нашей части! — поддержал его товарищ и посмотрел на Иванова. — А стрелять в людей легко?
— Не трудно, — ответил Иванов, — если не видишь глаз человека.
— А если видишь?
— Можешь и не выстрелить.
— Почему?
— Говорят, если жертва смотрит перед смертью в глаза убийце, то душа убиенного «прилипает» к душе убийцы и «высасывает» его до смерти, — не сдержав улыбки, произнёс Иванов.
— Серьёзно? — озадачился спортсмен.
— А зачем, ты думаешь, перед расстрелом глаза завязывают? — поддержал Иванова Батурин.
— Что будем делать? — осторожно поинтересовался третий.
— Что прикажут! — отрезал командир. — Отказы босс не принимает.
Все замолчали, потягивая принесённое официанткой пиво.
— А что там за история с этим злополучным рынком? — поинтересовался через некоторое время Иванов. Ему ответил один из спортсменов:
— В том городке два рынка: один исконно русский, и директор там был русский, а второй — перекупили кавказцы. Мы «крышевали» и тот и другой. Но кавказцы нам платят лучше. И интересы у них распространяются на оба рынка. Ну, мы решили помочь нашим «южным братьям». Всё бы ничего, только появились эти «наци» и выбили кавказцев с русского рынка, вернули прежнее руководство и стали у них «крышей». Вот до сих пор и делим этот злополучный рынок, будь он неладен!
— И давно началась эта история? — спросил Иванов, глядя в окно на осеннюю улицу.
— Уже год, — спортсмен оторвался от кружки. — И ведь сделать ничего не можем. Пробовали и через ментов, и через депутатов — не выходит. Видимо, какая-то мощная поддержка имеется «наверху» у «наци». Одно слово — организация! А на кулаках с ними разбираться — себе дороже. Это ты сам видел!
— «Хвост» трепался, что слышал, как нашему Чугуну лично президент компании говорил, когда ехали в машине, что сейчас через Думу протаскивается закон о запрете организаций национального толка, — включился в разговор другой спортсмен.
— А что это за сборы, про которые говорил ваш босс? — Иванов посмотрел на командира группы.
— Там, возле города у «нацистов» тренировочный лагерь, — стал делиться информацией тот. — О нём знают даже власти. В этом лагере настоящие инструкторы работают — спецназовцы. Из «бывших», конечно. Но — спецы, я тебе скажу, ещё те! — Батурин выразительно поднял сжатый кулак. — Своих бойцов они так натаскивают, что один ихний против двух наших голыми руками может биться! В этом ты на себе имел возможность удостовериться.
— Имел… — вздохнул Иванов, припомнив боевую черноглазую девчонку.
— Думаю, что в этот самый лагерь наш босс и пошлёт карательный отряд, — предположил Батурин.
— А что? По самому логову и нанесём удар! — воскликнул спортсмен, что сидел ближе к Иванову. Чтобы взмахнуть в воздухе сжатым кулаком, ему пришлось поставить на стол начатую кружку пива. — Завалим всех одним махом!
— Не ори! — остудил его пыл Батурин.
— А если в лагере оружие? — осторожно предположил третий их товарищ. — Самим бы ноги оттуда унести!
— По информации милиции, — возразил ему командир, — «наци» оружия не имеют. Не хотят с Законом конфликтовать. Им надо в партию своё движение регистрировать. Поэтому, если мы используем фактор неожиданности, то возьмём их «тёпленькими» и «пощёлкаем» как кроликов… Ладно, давайте расходиться. У меня есть ещё кое-какие дела.
Батурин поднялся из-за столика первым.
Попрощавшись возле кафе, друзья по сплотившему их несчастью пошли в разные стороны. Иванову оказалось по пути с командиром спортсменов. Вначале они шли молча. Потом Иванов спросил:
— Александр, так всё-таки, кто эти «наци»?
— Понимаешь, — после короткой паузы начал Батурин, — это мы их так одним словом прозвали. «Обозначили», так сказать. А на самом деле там много кого: «Русское Национальное Единство», например, или «Скинхеды» или «Воины Креста» и всякие примкнувшие к ним молодёжные организации. Между ними всеми пока существует союз только на словах, но если они объединятся в партию, то это движение станет одним из самых мощных в России. Наши понимают, что допустить объединения «наци» нельзя. И предпринимают всё против этого.
— К примеру, нападение на лагерь? — подсказал Иванов.
— И это тоже, — подтвердил Батурин. — На лагерные сборы понаедут руководители «наци» разных уровней со всей Московской области. Хорошо бы, чтоб их верхушка там тоже была! Мы воспользуемся благоприятным моментом и убьём двух зайцев: уберём командиров и запугаем остальных. Глядишь — все сами разбегутся.
— Александр, вижу, ты мужик умный, — решил сменить тему Иванов. — А как в боевики-то попал?
— А что? Эта работёнка — не хуже какой другой! И платят нормально! — воскликнул, изобразив подобие улыбки на побитом лице, спортсмен. Но, посмотрев на Иванова, добавил серьёзно:
— Вначале «срочная» во внутренних войсках. После армии заочно окончил институт и в спецназе юстиции служил. Служил неплохо, получил офицерские погоны. Награды имею за Чечню. Потом работал в милиции, будь она неладна!
— Что так-то? — Иванова заинтересовала история Батурина.
— Да взяли мы одного урода крутого по постановлению прокурора, а тот скоро вышел на свободу и на меня — в суд. Я тогда группой захвата командовал. По решению суда меня из органов выкинули. А этот придурок ещё братков натравил: плати, мол, теперь по жизни должен! Что делать? Не в милицию же жаловаться. Я за помощью к своему бывшему командиру по спецназу обратился, он уже тогда был начальником службы безопасности фирмы. Только он и смог помочь: защитил и меня, и мою семью. И знаешь как? Просто пострелял этих ублюдков вместе с тем крутым во главе. И лежат они сейчас в местах не столь отдалённых… — Батурин усмехнулся. — Теперь вот служу верой и правдой… Как говорится: долг платежом красен. Кстати, зеки нашему начальнику службы безопасности, ещё когда он работал на зоне, эту кличку — Чугун дали именно за его спокойствие в любых ситуациях и тяжёлые кулаки. А я теперь, выходит, вечный должник нашего Чугуна. Такие вот дела! — Батурин вздохнул.
— Так наш начальник службы безопасности — твой давний знакомый? — удивился Иванов. — Что-то теплоты в ваших отношениях я не почувствовал.
— Люди меняются в зависимости от обстоятельств! — снова вздохнул Александр. — А он высоко взлетел, да и одно слово — Чугун!
— Вижу, что не слишком по душе тебе эта нынешняя работа, Саня, — сделал вывод Иванов, не отводя взгляда от Батурина.
— Слушай, тёзка, ты кончай меня наизнанку выворачивать! — остановившись, сухо проговорил Александр. — По душе — не по душе!.. Мне платят — я выполняю! Остальное — дело не моё! Понял?
— Чего тут не понять? Не кипятись, Саня, — постарался произнести как можно мягче Иванов. — Я безо всякого умысла сказал. Мне тоже неуютно в этой фирме. Но как жить? Ворота идти на завод открывать, что ли? Или курятник сторожить? А семью содержать на что?
