Он встал, подошел к окну и долго смотрел на уходящую к шоссе подъездную дорожку. Нет, не может быть. Здесь что-то не так. Преподобный служил Богу. Не он, а Кеннеди предавался сексуальным фантазиям с участием Грейс. И не только тогда, но и сейчас. Он никак не мог выкинуть из головы тот мимолетный образ обнаженной женщины у окна…
Задумчиво теребя губу, Кеннеди вернулся к столу, на котором лежала Библия преподобного. Наверно, примерно так же чувствовал себя царь Давид после того, как увидел Вирсавию. Будь у него такая же власть, знай он, что Грейс откликнется на призыв, разве не послал бы за ней? Сегодня же? Прямо сейчас?
Возможно. Но не надо забывать, что та же самая Вирсавия и способствовала падению Давида…
С тяжелым вздохом проведя ладонью по влажным волосам, Кеннеди прошел в небольшую музыкальную комнату. Может быть, это смерть Рэйлин так подействовала. Или Грейс пробудила глубинную, почти звериную потребность обладать ею, потребность, намного превосходившую все, что он испытывал прежде. В любом случае факт оставался фактом: преподобный исчез при весьма загадочных обстоятельствах. Семью Монтгомери давно подозревали в том, что они так или иначе приложили к этому руку, и вот теперь Кеннеди обнаружил Библию, которую преподобный постоянно носил с собой, у самой Грейс.
Улику следует передать полиции, так? А полиция уж пусть делает свое дело.
Однако он отлично представлял, что будет дальше. Как только новость распространится по городу, большинство жителей повернутся против Грейс, и во главе их станет Джо. В лучшем случае Монтгомери ждет долгое, мучительное следствие. В худшем…
Толстый, мягкий ковер скрадывал звуки, и Кеннеди пересек комнату почти бесшумно. О худшем не хотелось и думать. Тем более что отношения между преподобным и Монтгомери складывались, похоже, не совсем просто. В этих отношениях ощущалось нечто темное, даже зловещее. Но что? Строить догадки он не решался, а Грейс, разумеется, никогда ни в чем не признается.
Обойдя рояль, Кеннеди опустился в кожаное кресло. Как она дрожала, когда он схватил ее у кустов. И тем не менее ни доброты, ни жалости Грейс от него не ждала. И не просила. Она просто лежала, ожидая Джо с обреченностью жертвы, ждущей палача с топором.
На столике справа от кресла стоял телефон. Кеннеди поднял трубку. Проезжая на обратном пути мимо дома Ивонны, он обратил внимание, что в окнах нет света. Зная к тому времени, что за книга была при ней, Кеннеди не стал подходить к двери. Прежде чем разговаривать, нужно было все спокойно обдумать. Теперь другое дело…
Он набрал номер справочной.
— Город, — ответил женский голос.
— Стилуотер. Новый номер. Имя — Грейс Монтгомери. Секундная пауза, затем:
— Извините, у нас нет никакой информации по Грейс Монтгомери в Стилуотере. Поискать где-нибудь еще?
— Нет, спасибо.
Кеннеди повесил трубку. По-видимому, Грейс не стала регистрироваться, что было разумно, если она действительно приехала в город только на пару месяцев. Если есть сотовый, проводной вовсе не обязателен. Но как узнать номер ее сотового?
Он бросил взгляд на большие напольные часы в холле. Пожалуй, для звонка не самое подходящее время.
Кеннеди убрал Библию в нижний ящик — пусть пока полежит, а там видно будет, — и вдруг поймал себя на том, что его не столько занимает та давняя ночь, сколько то, что происходило в предшествовавшие ей месяцы. Весьма вероятно, что объяснение случившегося нужно искать именно там.
* * *
Вернувшись домой, Грейс обнаружила под дверной ручкой записку и, моментально насторожившись, скользнула взглядом по кустам, потом по дороге, теням за гаражом. Кто-то успел здесь побывать. Но кто? Ввиду ночных событий неприятностей стоило ждать в ближайшее время. Последние два часа она чувствовала себя человеком, привязанным к железнодорожным рельсам и уже слышащим далекий свист поезда. Барьер опустился, уже мигали предупредительные огни — локомотив приближался. Она не знала только одного: когда последует удар.
Но возле дома никого не было, никто не прятался ни в тени, у гаража, ни у веранды.
Грейс вошла в дом, заперла за собой дверь и, не включая свет, села в гостиной. Громко тикали часы. Она посмотрела на записку, не зная, хочет ли прочитать ее, узнать, кто ее оставил. Но, делая вид, что не видишь опущенного барьера и мигающих предупредительных огней, локомотив ведь не остановишь.
Она тяжело поднялась, прошла через комнату, щелкнула выключателем и медленно развернула записку.
«Где ты, красавица? Прошлым вечером у нас не получилось, наверно, не с того начали. Я парень неплохой и всегда готов простить и забыть, если и ты не против. Мы уже не в школе, и времена другие. Позвони».
Джо не только подписался, но и оставил номер телефона.
Грейс покачала головой. Так и не понял. Решил, что надо лишь приложить чуть больше, чем раньше, усилий, и дело в шляпе. Она прошла по комнате, зажгла все свечи и, захватив одну с собой, отправилась в кухню, где сожгла записку в раковине.
Вот так, Джо. Ничего другого ты от меня не получишь.
Смыв пепел, Грейс позвонила Джорджу. Захотелось напомнить себе, что у нее за пределами Стилуотера есть другая жизнь, и в той жизни надежда на что-то лучшее — мужа, семью.
Но Джордж не ответил.
Часы показывали пять. Скорее всего, просто спит. Другого трудно было ожидать. Но ей так хотелось услышать его голос. И раньше он всегда снимал трубку в любое время, словно чувствовал, что нужен ей.
Грейс повторила попытку.
«Привет, это Джордж Данаган. В данный момент я не могу подойти к телефону…»
Положив трубку, она остановилась у двери, выходившей на заднее крыльцо, и долго смотрела на покачивающиеся под ветром деревья, чувствуя себя совершенно одинокой в старом, скрипучем доме. Наверно, Джордж уснул крепче обычного. А последние пару дней не звонил, потому что был занят тем делом об изнасиловании, о котором рассказывал, когда привозил мебель неделю назад. Тогда он жаловался, что все идет не так, как надо. Грейс знала, как нелегко приходится адвокатам, каких усилий стоит спрятать правду.
Укорив за себя за неуместную язвительность и за то, что поставила Джорджа на одну доску с другими защитниками, она сказала себе, что позвонит ему еще раз через несколько часов, когда он будет в офисе.
И поднялась наверх.
Дождь прекратился. Хорошо — теперь хотя бы не будет такой жары и духоты. Единственное, что ей не нравилось, — это пронзительное завывание ветра, напоминавшее о тех годах, когда она, испуганная, пряталась под одеялом. От страха боялась даже пошевелиться. Старалась не дышать. Именно в такую вот темную, ветреную ночь и услышала впервые зловещее поскрипывание половиц, а потом увидела тень отчима в дверном проеме…
— Его нет. Он умер, — прошептала Грейс. Она ведь сама помогала похоронить его. Они все помогали друг другу. Но все равно, стоило лишь закрыть глаза, и он уже прижимался носом к оконному стеклу в гостиной.
Баркер вернулся. Вернулся и теперь пытался попасть в дом.
Сидя за кухонным столом, Кеннеди с любопытством наблюдал за младшим сыном, с аппетитом поглощавшим витаминную кашу. Накануне он хотел поговорить с Тедди насчет Грейс, но теперь, когда от приготовленного ею печенья не осталось даже крошки, требование проводить у нее меньше времени отдавало бы лицемерием. Кроме печенья, она передала лазанью и немного чесночного хлеба, которые они съели за обедом. Надо признать, такая трапеза, с приготовленной умелыми руками домашней едой, понравилась ему куда больше, чем обед у родителей в присутствии озабоченной матери, поминутно бросающей обеспокоенные взгляды в сторону отца.
— Да ты эту кашу просто проглатываешь, — заметил Кеннеди, складывая и кладя на стол газету, которую, как обычно, просматривал за завтраком. — Где горит?
— Что горит? — спросил, набивая рот, Тедди.
— Это образное выражение. Я имею в виду, куда ты так торопишься.
Тедди оторвался от тарелки ровно настолько, чтобы коротко взглянуть на отца.
— Нам ведь пора ехать, да? У тебя же много дел?
— Раньше это тебя не очень-то беспокоило. Прежде чем ответить, Тедди отправил в рот еще одну полную ложку.
— На прошлой неделе ты говорил, что не хочешь ходить к бабушке, — продолжал Кеннеди. — А за эту я не услышал ни одной жалобы.
Ложка повисла в паре дюймов ото рта.
— Теперь жаловаться не на что.
— Интересно, почему? Ответа не последовало.
— Тебе так нравится печенье, которое готовит Грейс?
— Мне нравится Грейс. С ней весело.
Допив оставшееся после каши молоко, Хит поставил тарелку на стол.
— А его вчера целый день не было, — сообщил он. — Бабушка разозлилась и пообещала надрать ему уши.
