Переборов, однако, внезапно проснувшийся аппетит, я снова предпринял попытку заговорить, но Дон махнул на меня рукой и приказал:
— Ешь давай. Только не торопись — здесь прекрасно готовят… Привыкай смаковать… А я отвечу на твои вопросы.
Я сглотнул, пожал плечами и пошарил взглядом по столу. Для начала налил стакан боржоми, выпил залпом и крякнул от удовольствия. Затем, пребывая в некоторой растерянности по поводу выбора блюд, начал скромно жевать салат, что стоял перед носом.
— Итак, — Дон плеснул немного коньяку в низкий пузатый бокал, понюхал, поставил опять на стол, — первый вопрос: почему мы зашли не с главного входа? Там яркое освещение, ковровая дорожка, швейцары в форме… Мы подъезжаем к ступеням, они нас встречают, и вот мы с помпой следуем через зал под изучающими взглядами публики… Ты на это рассчитывал?
Я чуть не поперхнулся; ну кто сказал, что телепатия — чушь собачья?!
— Так вот, — продолжил Дон. — Всех, кто приезжает в «Болдино», встречают именно так. А здесь бывают только те, кому положено. Будь уверен, постороннему просто не откроют двери. — Дон опять понюхал коньяк и медленно проглотил его, со смаком зажевав подсахаренной долькой лимона. — Среди здесь отирающихся много бывшего смерда, которому подобный прием чрезвычайно льстит. — Дон махнул рукой в направлении зала. — Вчера он шарил по карманам на толчке, а сегодня вывернулся — и вот вам, нате! Я презираю этих нуворишей, потому что у них, кроме бабок, нет ничего… Многие из них читали только «Муму» и «Анну Каренину» — по хрестоматии в школе. И то до сих пор некоторые из этих баронов не могут понять, за что же Герасим своего пуделька под паровоз пристроил.
Дон на несколько секунд умолк, наблюдая, как я расправляюсь с салатом, а потом спросил подозрительно вежливо:
— Кстати, о птичках. Ты когда-нибудь пробовал маринованных лангустов с артишоками?
Я внимательно посмотрел на него, стараясь уловить, насмехается он или просто интересуется, и, как обычно, не уловил и помотал головой — рот был занят.
— Ага, я так и предполагал. — Дон покачал головой. — На будущее: не надо шибко экспериментировать… Тебе здесь подадут и крокодиловое седло под «Анкл-Бэнсом», если попросишь, — и глазом не моргнут. Я же сказал: закажи, что пожелаешь, так сказать, от души. Ну да ладно, это мелочи… Так вот, я из принципа хожу сюда через подвал. Не потому, что боюсь чужих изучающих взглядов, просто не хочу себя ставить на одну доску с этими. — Он опять показал в сторону зала. — С этим понятно. Еще тебя, наверное, интересует, почему я оставил телохранителей внизу, да?
Я машинально кивнул и открыл крышку одной из кастрюлек, где оказались фаршированные горячие баклажаны.
— У них работа такая — охранять. — Дон развел руками. — Не то чтобы я держал их за людей второго сорта: просто у каждого своя работа, за которую каждый получает свои деньги. А насчет безопасности… Хозяин заведения отвечает за безопасность всех посетителей. Здесь нейтральная территория, и, самое главное, за последние пять лет в этом кабаке не было ни одного трупа. Это тебе о чем-то говорит?
Я опять кивнул и дал себе слово есть помедленнее, потому что первый баклажан проглотил в два приема — до того вкусно. Он был нашпигован, как я определил, слегка поджаренной копченой осетриной — я в таком сочетании эти продукты никогда ранее не пробовал, и сейчас это блюдо вызвало в моих мозговых центрах просто бурю восторга.
— Кушай, кушай — не смотри на меня, — ободрил шеф. — Я просто растягиваю удовольствие. За последние годы я стал настоящим гурманом — привычка получать кайф от хорошо приготовленной еды стала потребностью. Теперь я, если позволяют обстоятельства, затрачиваю на ужин часа три, если не более… А кроме того, как утверждают классики, тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу.
Дон почти ласково, с оттенком какого-то сожаления посмотрел на меня. Я опять кивнул, угукнув в ответ и представил себе, какой у меня в этот момент вид по сравнению с моим шефом: этакая, наверно, быстро работающая челюстями околоскотская харя… Я чуть не поперхнулся, на секунду застыл с набитым ртом и перестал жевать.
— Ничего, ничего, — успокоил Дон. — У тебя нормальный вид молодого здорового человека, который хочет жрать. Так что продолжай дальше в том же духе, — посоветовал он.
Я покачал головой и в более медленном темпе продолжил работать челюстями.
— Ну, с вопросами покончено. Теперь следующее: сегодня я сказал, что, будучи на отдыхе, можно довольно успешно продолжать заниматься делом. Было такое?
Я кивнул и навострил уши. Наверняка сейчас он объявит, что через определенное время припрутся какие-нибудь типы, чтобы в не скованной официозом обстановке поддаться его, доновскому, обаянию. И мне на секунду стало грустно: не хотелось напрягаться и соответствовать, хотелось есть, пить и слушать музыку, захмелеть, закурить сигарету — я иногда курю во хмелю — и наблюдать за залом: как-то там они, «новые русские»…
— Можешь не напрягаться. Сегодня никаких деловых встреч. Сегодня чисто аналитическая работа, непринужденная и вялотекущая. — Дон кивнул в сторону зала. — Когда прикончишь баклажаны, рассмотри людей в зале и попытайся составить об отдельных типах свое мнение. Я в это время немного пожую, а ты можешь хряпнуть коньяку — не повредит.
Я налил коньяк в свой стакан, попробовал его на вкус — он был чрезвычайно хорош — и уже собрался отправить содержимое стакана в себя, когда Дон, как бы развивая тему, спросил:
— Никогда не играл в такую игру — психологический портрет-пятиминутка?
Он лукаво сощурил правый глаз, а я неопределенно пожал плечами. Не распространяться же по поводу того, что мгновенно определить психологические и иные параметры типа, с которым предстоит иметь дело, — одно из главных слагаемых успеха моей прежней службы. Причем определить с максимально возможной точностью, иначе — неуспех. Смерть или увечье твое личное и тех, кто рядом.
Подумав, что вопрос о портрете-пятиминутке не случаен и Дон после незначительного времени, отпущенного на изучение публики, начнет в изрядном темпе задавать мне задачки по характеристике того или иного типа, я внутренне собрался и даже отставил в сторону бокал с коньяком; аналитические способности нового работника на сей раз не разочаруют работодателя — в этом я кое-что смыслю.
— Да ты расслабься, пей, ешь, — тут же отреагировал шеф. — Это не экзамен, и мне не нужны поверхностные оценки, притянутые к среднему образу бизнесмена или крутого. Я их и так всех знаю. Ты расслабься, смотри на кого хочешь и просто говори, что ты думаешь об этом человеке — без натяжек. А я буду тебя маленько корректировать, если возникнет необходимость.
Я недоуменно пожал плечами, с неудовольствием про себя отметив, что за последнюю неделю стал привыкать к этому дурацкому жесту, который в любой ситуации означал одно и то же — что тот, кто это делает, является лопухом.
Несколько секунд попереживав, решил, однако, духом не падать, употребил запланированный коньячок, немного подумал, налил еще пятьдесят граммов и опять употребил, потом даванул косяка на большое продолговатое блюдо, на котором расположились лангусты, переложенные какой-то дрянью — по-моему, этими самыми артишоками, — и решил последовать совету шефа и растянуть удовольствие.
Тут притащили горячие тошнотики — с пылу с жару, и я махом опробовал заказ. Оказалось, что в кухне этого кабака работают профи: так делала пирожки только моя бабка.
Немного погодя слегка ударило в голову, панорама спланировала слева направо и плавно вернулась на исходную, махом исчезла напряженность, и осталось лишь желание расслабиться и получать кайф, созерцая из укромного уголка сильных мира сего. А еще захотелось курить, затягиваться крепким ароматным дымом, который в непьяном состоянии меня просто раздражает — до острой неприязни к курильщику, не думающему о том, что соседи могут не переносить этот самый дым.
— Курить можно? — спросил я у Дона, слегка скоординировав движения взбрыкнувшего было языка.
— Если не будешь смолить одну за другой, хрен с вами, мой френд, — великодушно разрешил шеф. — Пару сигарет я стерплю. Вон телефон без диска. Подними трубку и попроси, чтобы тебе принесли отравиться…
Я ухмыльнулся — как мне показалось, тонко, одними уголками губ — и извлек из внутреннего кармана пиджака аккуратную пьезозажигалку и пачку «Мальборо». Насмешливо, с видом пожившего товарища глядя на Дона, я небрежно вытянул сигарету и изящно прикурил.
С наслаждением затянулся пару раз, отчего панорама снова качнулась.
— Ты знаешь, я не курю, — сообщил я шефу. — А сигареты использую как средство коммуникации… — И с удовольствием подумал, что, может быть, я и не совсем точно выразился, но сейчас настал черед моего патрона недоуменно передернуть плечами: один — ноль!
