Спокойным, дружеским голосом Гримстер продолжил:
– Каждому хочется найти забвение или в вине, или во сне, или в исповеди… Мы оба это понимаем. На душе у нас немало такого, от чего мы не прочь ее избавить…
Гримстер видел, что Копплстоун переходит в гипнотический сон, погружается в транс точь-в-точь, как Лили. Ничуть не возбужденный тем, что стоит на пороге тайны, исполненный лишь холодного точного расчета, Гримстер, скрупулезно поддерживая равновесие между мгновенно задуманным и тут же воплощенным планом, говорил ровно и бесстрастно:
– Ты спишь. Ты хотел уснуть. Тебе хотелось обрести покой, ты обрел его, и ничто тебе уже не страшно. Ты ведь слышишь меня, Коппи? Даже во сне ты все равно меня слышишь, верно?
Копплстоун негромко вздохнул и сказал:
– Да, я слышу тебя.
– Хорошо. Очень хорошо. Это все потому, что ты хочешь мне многое сказать. То, что спрятано у тебя в глубине души и от чего ты не прочь избавиться. Разве не так? – Не прерывая разговора, он протянул руку, осторожно взял у Копплстоуна рюмку с виски и поставил ее на поднос. Потом правой рукой аккуратно устроил голову Копплстоуна на спинку кресла:
– Так лучше, правда?
– Да, так лучше.
– Тогда расслабься, ляг поудобнее. Так хорошо ты еще в жизни не спал, а когда проснешься, забудешь, что твой сон навеян мною и перстнем. Запомнишь только, что я приходил поговорить и выпить, но ты отключился прямо в кресле, а когда проснулся, меня уже не было. Ясно, Коппи?
Так монотонно, как Лили, автоматическим, лишенным чувств голосом Копплстоун ответил:
– Да, ясно.
– Хорошо. Тогда не станем торопить события. Сначала убедимся, что ты и в самом деле готов мне помочь. Вытяни правую руку вперед.
Гримстер был стреляный воробей, поэтому решил проверить, не было ли то, что он считал счастливым случаем, лишь уловкой, притворством Копплстоуна, который теперь ради личной выгоды или по приказанию сверху пытается выяснить истинные намерения Джона. Подобные испытания Гримстер еще не проводил, но абзацы из книги Вальгиези легко приходили на память.
– Поверни руку ладонью вверх, Коппи.
Тот повиновался.
– А теперь по моему приказу ты должен опустить руку, но не сможешь этого сделать. Рука не будет тебе повиноваться. Ты и двинуть ею не сумеешь. Понятно?
– Да.
– Хорошо. Опусти руку.
Рука Копплстоуна осталась на месте. Секунду по его телу бежали мышечные спазмы. Потом он взмолился:
– Не могу.
– Не волнуйся, – успокоил его Гримстер. – Это просто проверка. – С этими словами он взял со стола круглый поднос с двумя бутылками виски, рюмками и графином с водой. – Держи поднос на руке. Тебе это легко удастся. Ты его не уронишь. – Он поставил на ладонь Копплстоуну поднос, установив его так, чтобы бутылки не упали, и сказал:
– Вот так. Сейчас ты удерживаешь его без труда. Он тяжелый, но сил у тебя хватает, верно?
– Верно.
– Рука не сгибается, она совсем онемела, да?
– Да.
– Ты не можешь ею пошевелить, так?
– Так.
– И не сможешь, пока я не прикажу тебе. Понятно?
– Да.
– Хорошо. Тогда попытайся сбросить поднос.
Гримстер внимательно следил за Копплстоуном. Рука его не шевельнулась, ни один мускул даже не дрогнул. Но на мгновение левая половина лица исказилась от попытки опустить руку.
– Не могу, – признался Копплстоун.
– Хорошо. И не пытайся больше.
Даже теперь он мог обманывать Гримстера. Копплстоун был достаточно силен, чтобы удержать поднос, но через минуту и ему станет невмоготу. Гримстер решил испытать его до конца… Уж кому, как не ему, Гримстеру, было известно искусство Ведомства придавать лжи стопроцентную видимость правды. По опыту общения с Копплстоуном он знал, что тот далеко не так психопассивен, как Лили. Он умен, циничен и осторожен – более неподходящую для внушения натуру не сыщешь. Он из тех, кто, уже поддавшись гипнозу, обретает самообладание. Гримстер следил за уровнем воды в графине. Пока он почти не нарушился. Гримстер произнес наконец:
– У тебя здорово получается. И только потому, что ты мне доверяешь, хочешь помочь. Правда?
– Да, правда.
– Кто я?
– Ты Гримстер.
– Правильно, Коппи. Я Гримстер. А ты – Копплстоун, мой друг. Сейчас я задам несколько вопросов и попрошу тебя ответить на них. Ты ведь не против?
– Нет.
– Хорошо. И помни: когда очнешься, забудешь все, о чем мы говорили. Скажи, ты поддерживаешь связь с Гаррисоном?
Копплстоун без колебаний ответил утвердительно.
– Через Ведомство или минуя его?
– Минуя.
– И когда ты связался с ним?
– Около месяца назад.
– Как ты считаешь, сэр Джон знает об этом?
– Нет.
– Зачем ты это сделал?
– Не так-то просто ответить. Думаю, потому что посчитал такую связь выходом.
– Что значит – выходом?
– Выходом из разумных положений.
– Гаррисону материалы о мисс Стивенс передаешь ты?
– Да, я.
– И давно?
– Последние две недели.
– На кого работает Гаррисон?
– Точно не знаю.
– А предположительно?
– На американцев. Или немцев. Возможно, и на частную фирму, если она предложила больше.
– Что же собирался продать Диллинг?
– В двух словах не расскажешь.
– Опиши в общем. Ведь он зашел настолько далеко, что даже Ведомство им заинтересовалось. Не так ли?
– Да. Речь шла о применении лазерного луча в военных целях. Преимущественно для нужд пехоты.
– Он умер, не успев раскрыть все технические секреты?
– Да.
Гримстер снял поднос с ладони Копплстоуна и поставил его на стол. В том, что Копплстоун действительно загипнотизирован, у него не осталось никаких сомнений.
– Хорошо, теперь можешь опустить руку.
Рука Копплстоуна упала. Сейчас он принадлежал Гримстеру целиком, со всеми потрохами, но, хотя Джону до смерти хотелось узнать от него только одно, он понимал: для собственной безопасности и профессионального удовлетворения нужно извлечь и второстепенную информацию – она тоже может оказаться полезной. Как некогда он не спешил задавать Лили вопросы о пятнице, так теперь не торопился спрашивать о Вальде, о цене честного слова сэра Джона. А Копплстоун лежал в кресле громадным обрюзгшим сейфом с информацией, готовым к вскрытию.
Гримстер спросил:
– То, что спрятал Диллинг, – это, наверное, были научные документы? Технические подробности его открытия?
– Так он утверждал.
– Почему он их спрятал – не доверял тебе и сэру Джону?
– Верно.
– Если бы можно было похитить документы, ты бы сделал это?
– Естественно. Похищение уже и готовилось. Так мы бы деньги сэкономили. На то и Ведомство, чтобы шантажировать, грабить и убивать…
– Понятно, Коппи. Не торопитесь. Что сталось бы с мисс Стивенс, если бы документы нашлись? Ведь они принадлежат ей, не так ли?
– Да, это ее собственность.
– Как сэр Джон решил этот вопрос?
– Как только мы получим бумаги, она погибнет.
– В автомобильной катастрофе, чтобы не было подозрений? – Гримстер спрашивал, не удивляясь. Эта мысль, спрятавшаяся в уголке сознания, преследовала его с самого начала: он знал сэра Джона и его стремление к экономии и его кредо – платить лишь тогда, когда нет другого выхода.
– В автомобильной катастрофе.
– А мы с тобой понимаем, как легко ее организовать, верно?
– Да.
– Вы с сэром Джоном делали это уже не раз, так?
– Так.
– Хорошо. Пусть следующий вопрос тебя не смущает. Мы друзья и знакомы не первый день. Меня интересует только правда. Когда ты ответишь, я не расстроюсь. Правда ли, что сэр Джон подстроил автомобильную катастрофу Вальде Тринберг?
– Да, подстроил.
– Как?
– Ее машину столкнул в пропасть наш автомобиль.
Гримстера не удивило, что всего несколько часов назад сэр Джон солгал ему о смерти Вальды. Пытаясь изменить ход событий в свою пользу, шеф не останавливался ни перед чем… Гримстер представил, как машина Вальды спускается по крутой извилистой дороге к озеру, лежащему далеко внизу, как ее догоняет другой автомобиль – его так и не удалось найти, – как он сворачивает, врезается в машину, и та, медленно кувыркаясь, падает в трехсотфутовую пропасть.
Гримстер понял: если удастся выведать имя сидевшего в том автомобиле, он убьет его, а если нет, он убьет сэра Джона. Впрочем, сэра Джона он уничтожит в любом случае.
– Как звали исполнителя? – спросил Гримстер.
Бесстрастным голосом Копплстоун, ставший теперь чем-то вроде справочной службы, ответил:
– Не знаю. Кто-то из европейского отдела. Его инструктировал лично сэр Джон. По-моему, он уже мертв.
«Или его ни за что не найти, – подумал Гримстер. – Но это уже не важно. Сэр Джон жив, и его нужно убить».
– Сэр Джон считал, что из-за нашего с Вальдой брака может пострадать безопасность Ведомства, да?
– Да.
– Но ведь и другие женились. Почему же он был против именно нашей свадьбы?
– Потому что ты на особом счету.
– В каком смысле?
