Фихте помахал свободной рукой, лавируя в толпе. Его спутники (телохранители, как предполагал Ленник) по-прежнему держались в нескольких шагах позади.
— Сол! — воскликнул Фихте, широко улыбаясь, поставил металлический чемоданчик у его ног и обнял американца. — Всегда приятно видеть тебя, друг мой. И ты проделал столь долгий путь.
— Работа есть работа, — улыбнулся Ленник, пожимая руку банкира.
— Да, мы всего лишь высокооплачиваемые мальчики на побегушках и бухгалтеры богачей. — Банкир пожал плечами. — Стоит им щелкнуть пальцами, как мы срываемся с места. Как твоя очаровательная жена? И дочь? Она все еще в Бостоне, не так ли? Прекрасный город.
— Все хорошо, Иоганн. Спасибо, что спросил. Перейдем к делу?
— Да-да, бизнес прежде всего! — Фихте вздохнул, повернулся к реке. — Американский принцип. Его превосходительство генерал-майор Мабуто посылает тебе наилучшие пожелания.
— Я польщен, — солгал Ленник. — Надеюсь, ты передашь ему их и от меня.
— Разумеется! — Немец-банкир широко улыбнулся. Потом, понизив голос, глядя перед собой, словно следя за маленькой птичкой, которая вдали порхала над Влтавой, продолжил: — Фонды, о которых мы говорим, разделены на четыре части. Первый транш уже на счету в цюрихском банке, готовый для перевода по твоему указанию в любое место. Второй в настоящий момент в эстонском «Балтикбанк». На счету благотворительного фонда, созданного для оплаты продовольствия, закупленного ООН и предназначенного голодающему населению Восточной Африки.
Ленник улыбнулся. Фихте всегда отличало своеобразное чувство юмора.
— Я предполагал, что ты это оценишь. Третий транш — не деньги, а военная техника. В том числе и из твоей страны. Она будет вывезена в течение недели. Генерал на этом настаивает.
— А с чего такая спешка?
— Учитывая концентрацию эфиопских войск на границе с Суданом, его превосходительству, возможно, придется вместе с семьей покинуть страну очень и очень быстро. — Он подмигнул.
— Я прослежу, чтобы эти деньги не лежали без дела, — с улыбкой пообещал Ленник.
— Твои усилия оценят по достоинству, — с полупоклоном заверил его немец. Тон вновь стал деловым. — Как мы и говорили, сумма каждого транша — двести пятьдесят миллионов евро.
Более полутора миллиардов долларов! Такие деньги производили впечатление даже на Ленника. Он задался вопросом, сколько полетело голов и сколько людей осталось без гроша, чтобы в руках одного человека набралась такая сумма.
— Я думаю, общее соглашение мы уже обсудили.
— Разнообразные и совершенно прозрачные финансовые инструменты, — кивнул Ленник. — Государственные облигации США и ведущих стран мира, паевые фонды недвижимости, хеджевые фонды. Двадцать процентов останется в нашем частном облигационном фонде. Как ты знаешь, за последние семь лет мы обеспечиваем ежегодный доход в двадцать два с половиной процента, если не брать в расчет некоторые непредвиденные флуктуации.
— Флуктуации… — повторил немец, и его глаза вдруг затуманились. — Как я понимаю, ты говоришь об энергетическом фонде, который закрылся в прошлом году? Надеюсь, Сол, мне нет нужды напоминать, что мои клиенты очень огорчены таким развитием событий?
— Как я и говорил… — Ленник проглотил вдруг возникший в горле комок, — непредвиденные флуктуации. Больше такого не случится.
По правде говоря, имея в своем распоряжении столь гигантские суммы, Ленник научился зарабатывать деньги при любом состоянии рынка. Во времена экономического роста и в периоды стагнации. При подъеме рынка и при его падении. Даже на фоне крупномасштабных террористических актов. Паника, последовавшая после трагедии 11 сентября, более не могла повториться. Он вкладывал миллиарды долларов во все сферы человеческой деятельности, и если где-то что-то терял, то в другом возмещал эти потери сторицей. На фоне глобального перемещения капиталов геополитические тенденции играли все меньшую роль. Да, иногда случались проколы, проколы вроде Чарли, который упрямо ставил на рост нефтяных котировок и в конце концов потерял контроль над своими позициями. А мог бы брать пример с саудовских и кувейтских инвестиционных фондов. Эти страны поставляли на мировой рынок огромное количество нефти, но при этом страховали свои риски, покупая по всему миру плантации сахарного тростника, используемого для производства этанола.
— Так тебя это не беспокоит, друг мой? — внезапно спросил немец-банкир. — Ты еврей и при этом знаешь, что деньги, которые ты зарабатываешь, частенько поступают в распоряжение стран, настроенных враждебно к людям твоей национальности.
— Да, я еврей. — Ленник посмотрел на него и пожал плечами. — Но я давно уже пришел к выводу, что деньги национальности не имеют, Иоганн.
— Не имеют, — согласился Фихте. — Тем не менее терпение моих клиентов на исходе. — Взгляд его стал резким. — Потеря более полумиллиарда долларов им не по нутру, Сол. Они попросили напомнить тебе… у твоей дочери в Бостоне есть дети, так? — Он встретился с Ленником взглядом. — Двух и четырех лет?
Ленник побледнел как полотно.
— Меня попросили узнать, как их здоровье, Сол. Надеюсь, они в полном порядке? Вот тебе совет, друг мой, от моих работодателей: пожалуйста, не тяни. И постарайся свести эти… как ты их назвал… флуктуации к минимуму.
Холодная капелька пота побежала по спине Ленника под полосатой рубашкой «Бриони» стоимостью в шестьсот долларов.
— Твой человек стоил нам больших денег. И не следует тебе так удивляться, Сол. Ты знаешь, с кем имеешь дело. За все нужно платить, друг мой… даже тебе.
Фихте надел шляпу.
Ленник почувствовал, как сдавило грудь. Ладони, теперь мокрые от пота, крепко сжали металлический поручень. Он кивнул:
— Ты говорил о четырех траншах, Иоганн. По двести пятьдесят миллионов евро каждый. Но пока рассказал мне только о трех.
— Ах да… четвертый… — Немец-банкир улыбнулся и похлопал Ленника по спине. Указал на металлический чемоданчик: — Четвертый транш я передаю сегодня, repp Ленник. В облигациях на предъявителя. Мои люди проводят тебя до того места, куда ты захочешь их отнести.
К утру припухлость на щеке Хоука заметно спала. Он упаковал чемоданы. Давить на старика дальше не имело смысла. Нужные сведения он мог получить и другими способами. Хоук взглянул на часы. Он собирался вылететь десятичасовым рейсом.
Когда вышел из отеля, увидел Паппи Раймонда, стоящего у ограждения.
Лицо старика осунулось, глаза налились кровью. Казалось, он провел ночь в какой-то подворотне. Или затеял драку с хорьком. Причем хорек победил.
— Как глаз? — спросил он Хоука. Вроде бы извиняющимся тоном.
— Нормально. — Хоук пожал плечами, коснулся щеки. — Жаль, что остался без пива.
— Да. — Паппи улыбнулся. — Полагаю, с меня причитается? — Синие глаза блеснули. — Собрался домой?
— Вроде бы у меня сложилось впечатление, что вы этого и добивались.
— Правда? — Паппи хмыкнул. — Я такое говорил?
Хоук поставил чемоданы на землю.
— Всю жизнь я был дураком, — прервал затянувшуюся паузу Паппи. — И все из-за упрямства. Беда в том, что понимаешь это, лишь состарившись. А тогда уже слишком поздно.
Из кармана он достал корешок билета на финальную игру студенческого чемпионата, который прошлым вечером Хоук сунул ему в карман.
— Мы ехали целый день, чтобы увидеть эту игру. Для моего сына она ничем не уступала Супербоулу.[19] — Паппи почесал затылок. Туман из глаз вдруг ушел. — Наверное, я должен тебя поблагодарить. Я помню, как вчера вечером ты сказал…
— Моей дочери было четыре года. — Хоук смотрел ему в глаза. — Она попала под колеса нашего автомобиля. Пять лет назад. Я последним был за рулем. Думал, что поставил ручку переключения скоростей на паркинг. Я тоже озлобился, но в конце концов боль ушла. Моя бывшая жена до сих пор не может смотреть мне в глаза, не увидев того кошмара. Так что я знаю… Это все, что я хотел сказать.
— Этого забыть нельзя, да? — спросил Раймонд.
Хоук покачал головой:
— Нельзя.
Раймонд шумно выдохнул.
— Я три или четыре раза видел, как приходили эти чертовы танкеры. Из Венесуэлы, с Филиппин, из Тринидада. Дважды сам проводил их в порт. Даже дурак мог понять, что осадка очень высокая. Нефти в них не было ни капли. Я сам заглянул в танки одного. Чистые, как задница младенца. А по документам они привозили нефть.
Хоук кивнул.
— Вы пошли к боссу?
— К боссу, к начальнику порта, к таможенникам… С нефти пошлину не берут, так что им до этого? Не говоря уж о том, что кому-то заплатили. Мне сказали: «Твое дело — подвести их к пирсу, старик. Не мути воду». Но я продолжал мутить. Тогда мне позвонили.
— Посоветовали заткнуть рот?
