— Без проблем, — отозвался тот и опытно прошелся пальцами по кнопкам клавиатуры компьютера.
Теперь на экране стало хорошо видно, как парень на ходу настороженно оглядел двор, на мгновение задержал взгляд на «первом», который, ни разу не оглянувшись на него, продолжал ковыряться в моторе.
— Похоже, наш клиент, — уверенно сделал вывод Струшников. — Но ты на всякий случай в архиве покопайся, может, отыщешь, — сказал он оператору, а потом громко: — Всем внимание! Олег, принимай! Да смотри там, без фокусов!..
На этот раз Олег был на удивление немногословен:
— Понял.
Парень вошел в подъезд. Там установлен домофон с дисковым набором вызова номера квартиры. Поначалу Струшников колебался, стоит ли устанавливать на нем определительную аппаратуру, но потом отказался от этой мысли. Некогда этот дом строили для сотрудников КГБ, сейчас те, кто в свое время получил здесь квартиры, почти все на пенсии, однако кто его знает, вдруг где-нибудь сработает сигнал, извещающий, что некто без санкции лезет в домофон. Да и дорого это. В конце концов выяснить, в какую именно квартиру идет человек, не представляет труда и без вмешательства в электронику. К тому же бесплатно, что немаловажно в наше время.
— Опять кто-то идет, — с досадой произнес Поспелов. — Нет покоя от этих жильцов…
Значит, парень уже дал сигнал о своем визите и его впустили в подъезд, понял Струшников. Ну а Олег, памятуя о телохранителях главаря киллеров, отрабатывал свое алиби.
— Хорошо еще, на лифте поехал, — продолжил Поспелов после паузы.
— Всем внимание! — проговорил Струшников.
И тут же вспомнил шутку, которую не раз слышал, когда служил в армии. Если сержант два раза подряд подавал команду "Смирно!", кто-нибудь из строя обязательно добавлял: "Еще смирнее!"
Смирнее — не смирнее, но то, что это прибыл киллер для получения задания, не вызывало сомнения. Оставалось определить момент, когда надо ворваться в квартиру, чтобы обоих взять с поличным и чтобы ни у одного из них не оставалось возможности откреститься потом от вещдоков, в момент задержания оказавшихся у них в руках.
— Милая, ты прелесть!
В голосе Олега, который произнес эти слова, ощущалось напряжение. И неудивительно — эта фраза означала, что «объект» поднялся на нужный этаж. Операция вступала в завершающую стадию.
ПОДМОСКОВЬЕ, РУЗСКИЙ РАЙОН, ЛЕСНАЯ ДОРОГА БЛИЗ ОЗЕРНЯНСКОГО ВОДОХРАНИЛИЩА
Да и вообще, скажите на милость, можно ли переломить судьбу, стараться исправить, изменить ее к лучшему? Конечно, просто необходимо, ведь все мы несовершенны, такими мы созданы изначально, а потому хочется, чтобы судьба была к нам более благосклонна, чем бывает в жизни. Hо вот осуществимо ли это?.. Может, и в самом деле следует сменить имя, а то и фамилию, как это делают некоторые, когда считают, что это поможет? Вот, говорят, был простой человек, правда, классный летчик, по фамилии Крысов или что-то в этом роде, а когда женился, взял фамилию жены, более благозвучную, хотя и весьма экзотическую; так теперь его весь мир знает, потому что в космос он летал уже под этой новой экзотической фамилией, причем летал не один раз, и ему не один памятник стоит в разных местах, в том числе и в заграничном ныне Ташкенте… Может, и врут про эту историю, может, и не было ничего такого, да только человека по фамилии Крысов в космос все-таки, скорее всего, не отправили бы; в крайнем случае отправили бы, может быть, только раз, а не несколько, и дважды Героя Союза не дали бы, потому что какой же дважды Герой с такой неблагозвучной фамилией?.. Впрочем, мало ли бывает подобных случаев, когда человек добивается чего-нибудь только если менит имя или фамилию, как наш знаменитый разведчик и диверсант времен Великой Отечественной войны Кузнецов, который на самом деле был Никанором, но которому это имя совсем не нравилось и потому незадолго до войны он сменил его на имя Николай и прославился именно под этим именем, а также как обер-лейтенант Пауль Зиберт, под личиной которого Кузнецов действовал в небольшом городке Ровно, навесть по какой причине назначенном гитлеровцами столицей Украины… Или вот еще, более наглядно. Отрок Варфоломей, который неизвестно, достиг бы в жизни чего-нибудь выдающегося, оставаясь Варфоломеем, но приняв имя Сергий, к этомй святому для каждого русского человека имени получил прозвище Радонежский и сумел убедить сдрейфившего после поражения на реке Пьяне московского князя Димитрия собрать рать, пойти на Куликово поле, накостылять Мамаю и стать-таки Донским, подставив, однако, под татарские стрелы и сабли верного Бренка…
А тут наградила тебя мамашка таким сочетанием имени, фамилии и отчества, что хоть ты тресни, а ничего доказать никому не можешь и только всюду подколки да подначки слышишь от своих товарищей, которые, как будто бы относятся к тебе неплохо, но только обязательно стараются при случае, особенно когда поддадут маненько, подкузьмить, видя, как ты болезненно реагируешь на все эти плоские попытки пошутить. Ну в самом деле — Жерар Борисович Моисеев. Кошмар, да и только. Особенно упражняется в своем юморе, или в том, что он понимает под юмором, Толик Славкин, который все допытывается, каким же это образом у певца Бориса Моисеева может вдруг появиться маленький «жерарчик» или ты, мол, из чего-нибудь клонирован?.. Жерар тогда бросился на «юмориста», чуть в морду ему не заехал, благо, ребята растащили. Серега Абрамов Славкину выговорил, да так, что тот потом долго извинялся… Только единственное, что изменилось с тех пор, это то, что шутки стали тоньше… Ладно, еще при знакомстве можно представиться Жориком или эдак солидно, басом, произнести — Жерар, будто бы ты что-то значительное собой представляешь, но Жерар Борисович Моисеев — это, бесспорно, перебор.
Одно утешает: не он один оказался в подобном положении. Был такой футболист Вильям Похлебкин, есть профессор Джон Иванов, в Средней Азии в свое время служил политработник Александр Наполеонович Шилов, действует мастер захвата преступников высочайшего класса с отчеством Гениевич… А можно еще вспомнить, что некогда в ходу были такие имена, как Вилор (Владимир Ильич Ленин — Октябрьская революция), Мэлис (Маркс, Энгельс, Ленин, Иосиф Сталин), не говоря уже о Даздравперме (Да здравствует Первое Мая!)… Так что Жерар Моисеев, быть может, еще и не так плохо… Да и дело ведь не в фамилии Моисеев — хотя бы потому, что есть профессор Никита Моисеев, автор мудрой книги "Человек и ноосфера" — речь идет об идиотском имени Жерар.
— Приехали! — вырвал Жерара из мрачных раздумий голос водителя.
Моисеев встрепенулся, коротко встряхнул головой, будто после дремы. Огляделся.
Машина стояла на выложенной бетонными, кое-где слегка выщербленными, плитами лесной дороге. С обеих сторон ее тесно сжимал подступивший к самой обочине лес. Впереди дорогу перетягивала «спартаковской» — красно-белой — расцветки лента. За ней деловито прохаживались люди в милицейской форме и без оной — что-то записывали, профессионально замеряли расстояния… Рутина, которую Жерар, несмотря на молодость, успел до глубины души возненавидеть. И в то же время он понимал, что чаще всего именно от этих рутинных действий зависит львиная доля успеха расследования. Отыщется какая-нибудь важная деталька — или же на нее не обратят внимания…
Жерар вышел из машины, зашагал к бело-красной ленте. Ему навстречу лениво направился милиционер в форменной рубашке, расстегнутой гораздо ниже допустимого; его засаленный погон с неровно, вразнобой, приколотыми металлическими лычками доминался ремнем небрежно свисающего с плеча автомата. Однако по мере того как к нему приближался приехавший, сержант, нутром учуяв начальство, подобрался, перебросил автомат на левое плечо, козырнул небрежно, но деловито.
— Сержант Баскаков, пэпээс района.
Жерар решил не акцентировать внимания на том, что если на плече автомат, то козырять не положено. Равно и перевешивать его на левое плечо… В конце концов, пусть такими разъяснениями занимаются его непосредственные начальники.
— Капитан Моисеев, уголовный розыск области.
На лице сержанта на мгновение отразилось колебание. Потом он решился.
— Простите, товарищ капитан, разрешите взглянуть на ваше удостоверение.
Ну вот, и эта шишка на ровном месте качает права… Конечно, он имеет на это право, даже обязан проверить документы у приехавшего, потому что мало ли кто мог приехать и представиться следователем или еще кем бы то ни было. Да только если тебя что-нибудь раздражает, так уж тут ты хоть как угодно пытайся себя сдержать, а выводить из себя будет любой пустяк… Ну да раздражен ты или нет, а «корочку» предъявить все равно надо.
Пока сержант тщательно, шевеля губами, читал записи в удостоверении, к ним подошел человек в штатском, седой и морщинистый, из тех, кто ждет пенсию с двойной тоской: с одной стороны, он не представляет себе жизни без этих напряженных будней и небольших благ районного масштаба, которые эта должность дает и которых, благ, он сразу лишится, стоит только выйти в запас, тогда и жить придется на голую пенсию; а с другой, он никак не может «въехать» в нынешнюю, столь не похожую на ту, в которую начинал службу, жизнь, которая едва ли не ежедневно подкидывает такие «вводные», которые в былые благословенные времена случались не чаще, чем раз в год.
