- И долго, - осторожненько так спросил Миша, - вам, бедной, приходилось это слушать?
- Он совсем недавно заселился. До этого было как- то… - девушка вдруг замолчала.
- Тихо? - подсказал Миша, и замер: вот оно - то, зачем он сюда пришел.
Девушка как-то задумалась. Он заметил, что она в явном замешательстве. Взглянула на него, и словно подбирала слова. Словно боялась сказать лишнее, показалось ему.
- Да, раньше было тихо… А с его приездом совсем невмоготу стало. Я к приятельнице переехала. Жалко было, конечно, бабулю обижать, но я не могла больше оставаться.
- А что - прежние жильцы съехали? – спросил Миша, чувствуя, как в голове уже что-то звенит от напряжения.
- Да, – она снова задумалась, потом сказала, - вы все равно потом узнаете, если захотите там жить. В соседней квартире убийство произошло.
- Убийство?
- Да, мужчину убили. А жена его потом квартиру продала и уехала.
- А за что убили? Бандит какой-нибудь?
- Нет, не бандит. Директор школы. Эта школа здесь недалеко, совсем рядом с рынком. Вы, наверное, как раз мимо нее проходили.
- И за что же его?
- Я не знаю. Меня не было тогда. Я уезжала.
- В отпуск, наверное. Домой, к маме? Далеко живете?
- Далеко, - сказала Оля и отвернулась к окну. Потом встала:
- Мне пора. Дать вам адрес той квартиры? И телефон могу дать.
- Да, пожалуйста, диктуйте, я запишу, - Миша полез в карман куртки, и спросил наудачу, очень волнуясь (вот она уйдет сейчас, а я так ничего и не узнал!):
- И что, вы ничего подозрительного не видели? Все-таки два года рядом жили. За стенкой...
- Нет, - она взглянула вдруг прямо в его глаза, и он снова удивился: какие светлые у нее глаза, словно льдинки, - ничего не видела и не слышала. Мне пора, спасибо за угощение.
- Ну что вы, это вам спасибо. Очень вкусный мед. Я заплачу пока за баночку. А баллон я куплю обязательно, но только немного попозже. Сейчас с деньгами трудно.
- Хорошо, - кивнула она, - если будете звонить бабушке, скажите, что от меня. А хотите, я сама позвоню – попрошу за вас?
- Нет, нет, не надо! – сказал Миша, а сам подумал: если она позвонит бабусе, то, конечно, все поймет про него. Поймет, какой он бессовестный и наглый врун. Ну что же делать? Профессия у него такая - врать людям, глядя им в глаза. В их чистые, прозрачные, голубые глаза.
- Вот, - протянул он листочек, который успел вырвать из блокнота, пока они пили чай, и чиркнуть на нем своим (курица лапой!) почерком несколько циферок, - мой телефон. Может, позвоните мне как-нибудь? Когда захотите чаю попить.
Она пожала плечами:
- Не знаю. Наверное, это не очень удобно?
- Почему не удобно? – мягко спросил он, уже испытывая перед ней чувство вины за свой обман. – Очень даже удобно. Я ваш номер не буду брать, чтобы не быть навязчивым, но вы, если захотите, всегда можете мне позвонить.
Она еще раз пожала плечами, но листочек взяла. И ушла. Неслышными легкими шагами. Назад, в свои медвяные травы.
А Миша пошел в другую сторону. К выходу. В осенний холод, в эту чертовую, надоедливую, промозглую слякоть.
У двери школы его встретил молодцеватый дедуля в форме охранника.
Стал выспрашивать, к кому да зачем, потребовал документы.
«А где я возьму тебе эти документы? – подумал Миша. – Паспорт как назло остался в старой куртке, липовым удостоверением, открывающим все двери, еще не обзавелся. Скоро как в мультике, придется усы и хвост предъявлять, впрочем, и этого добра у меня тоже не водится».
- Не пущу, - решительно сказал дед, - без документов не велено.
И пришлось бы Мишане убираться восвояси, - ну не драться же с этим сушеным боровиком, - но тут к его счастью подоспела помощь.
Высокая грузная женщина, проходящая мимо, остановилась, привлеченная громким разговором. Миша, все еще не теряя надежды, уговаривал деда, уже явно собирающегося применить насилие по отношению к непрошенному гостю.
- Что у тебя там, Степаныч? - спросила женщина.
- Да вот прет без документов! – возмущенно поделился дед.
Женщина строго взглянула на Мишу и вдруг заулыбалась.
- Ой, а я вас узнала! Проходите, проходите, пожалуйста! Пропусти его, Степаныч, что же ты?!
Степаныч недовольно хмыкнул и слегка двинул Мишу в спину.
- Иди уже! В следующий раз чтоб с документами был!
Миша благодарно улыбнулся женщине:
- Мне бы директора, – ласково попросил он и с опаской оглянулся на бдительного дедулю. У того был такой вид, словно он сейчас даст Мише пинка под зад.
- Идемте, я вас провожу, - любезно сказала женщина и быстрым шагом направилась к лестнице. Миша двинулся за ней.
В приемной сидела молоденькая секретарша. Мишина спасительница что-то шепнула ей на ухо, та взглянула на Мишу и смущенно заулыбалась. Вскочила, придвинула стул.
- Садитесь, пожалуйста.
«Да уж, - подумал Миша. – Вот она - волшебная сила популярности. И хотя денег от нее никаких, но хоть какая-то польза…»
- Юлия Сергеевна здесь где-то, пойду поищу, – сказала спасительница и ушла, оставив Мишу наедине с окончательно засмущавшейся секретаршей. Миша видел, что она хочет заговорить с ним, но никак не решится. Телефонный звонок спас бедную девушку от обморока.
Она слушала кого-то в телефонной трубке и послушно кивала, иногда испуганно взглядывая на Мишу.
Потом положила трубку, откашлялась и торжественно сказала:
- Юлия Сергеевна просит вас подождать у нее в кабинете. Проходите, пожалуйста.
Миша вошел в небольшой кабинет. Секретарша тихонечко затворила за ним дверь.
Прошло минут пятнадцать. Миша заскучал, у него затекли ноги.
«Интересно, когда Санек старушку мою отремонтирует? - подумал он, - столько беготни, никаких ног не хватит…»
Подошел к окну, постоял, задумавшись, наблюдая как в школьном дворе мальчишка в голубой курточке играет с щенком.
Голос за спиной раздался так неожиданно, что он вздрогнул.
- Ну, здравствуй, Михаил Плетнев.
Он узнал этот голос. Низкий, с хрипотцой. Он узнал бы его из тысячи других голосов.
Он резко повернулся, так что в шее даже что-то щелкнуло и … застыл на месте. Просто окаменел. И глаза, небось, вытаращил как камбала без кислорода. И, наверное, впервые в жизни не поверил своим глазам, пусть даже и вытаращенным.
Юлия Сергеевна… Юлия Сергеевна? Юлия Сергеевна! Юлька… Юлька…
Е-мое-е-е… Юлька Григорьева!
- Юля, - сказал он сипло, во рту пересохло, - Юля, это ты?
- Я, как видишь, - сказала весело Юлька Григорьева. – Не узнал? Неужели так сильно изменилась?
- Нет, что ты, совсем не изменилась!
- Ну да, – хмыкнула она, – совсем не изменилась! Врешь ведь?
Действительно врет, ни за что бы не узнал ее, если бы встретил на улице.
Да и как узнать в этой женщине с высокой прической а-ля чиновница семидесятых, в синем костюме, похожем на эмансипе-униформу, с этой сногсшибательно безвкусной ниткой искусственного жемчуга поверх пышного белоснежного жабо ту глазастую тоненькую девчонку, с которой он до беспамятства целовался тем далеким летом? Сколько лет-то уже прошло - семь, восемь?
Она изменилась, очень изменилась… Повзрослела. Красивая, конечно, кто ж спорит? Но совсем, совсем другая… Только голос остался прежним. Когда-то он и выбрал ее за этот голос. Он бы и внимания не обратил на эту провинциалочку. Девчонка как девчонка, но вот голос… как только она тогда заговорила с ним, он почувствовал, что она - особенная. Она спросила что-то про экзамены, а у него моментально среагировало что-то внутри именно на этот тембр, такой своеобразный, непохожий на другие. Он предложил ей позаниматься вместе. Это были две незабываемые недели… Незабываемое, жаркое до одури, лето…
А потом она куда-то исчезла, растворилась в институтском коридоре, словно ее и не было никогда.
Он до сих пор помнит ощущение своей полной растерянности в тот момент, когда он стоял у списка поступивших и повернулся в ее сторону, чтобы крикнуть ей: «Вот он я, смотри!» - и даже палец еще держал на своей фамилии, а ее уже не было рядом. Вот только что стояла, касаясь его худым, немного острым плечом, и вдруг пропала. Он выбрался из толпы, окружившей стенд с вывешенными списками. Кинулся по коридору, отыскивая ее глазами. Потом к выходу во двор, по-летнему шумевший разросшейся листвой высоченных лип. Но напрасно - она исчезла.
Он вернулся назад, протиснулся ближе к стенду, изучил все списки, не нашел ее фамилии и понял: она не поступила и поэтому ушла.
Он кинулся в общежитие, рванул мимо кричавшей что-то вахтерши, взбежал по лестнице, распахнул дверь в комнату. Ее кровать была пуста. Свернутый рулоном матрас и серая подушка без наволочки ожидали какую-то другую счастливицу – поступившую.
Ни соседки по комнате, ни вахтерша, отругавшая его за беготню по лестницам, – «Ишь, умный какой выискался, кто позволил без разрешения?!» – не знали, куда исчезла абитуриентка Юлия Григорьева.
