— Привет, — окликнул меня Клайв. В вечернем костюме он выглядел внушительно, прямо-таки сочился благополучием.
— Чудесно выглядишь. Этого галстука я не помню. — Мне хотелось услышать от него ответный комплимент.
Он поправил узел галстука.
— Он новый.
В дверь позвонили.
* * *
Себастьян и его жена Глория оказались совсем не такими, как мне представлялось. Рослый Себастьян был абсолютно лыс. Если бы он не нервничал, то выглядел бы достойно и по-голливудски зловеще. Клайв обращался с ним с едва уловимым пренебрежением, свысока. Внезапно меня осенило: Клайв собирается подсидеть Себастьяна в будущей объединенной компании, а этот званый ужин — жестокий фарс, мнимый дружеский жест. Глория, сотрудница рекрутерской компании из Сити, была намного моложе мужа — по моим предположениям, ей еще не исполнилось и тридцати. К тому же натуральная, почти серебристая блондинка. Голубоглазая, стройная, с тонкими загорелыми руками и изящными щиколотками (на одной из них поблескивала тонкая серебряная цепочка), она явилась в гости в безупречно-простом белом льняном платье и почти ненакрашенная. Рядом с ней я казалась неуместно нарядной, а Эмма — неряшливой.
Троих присутствующих мужчин сразу потянуло к Глории. Пока мы стояли в полудостроенном патио и потягивали шампанское, мужчины едва заметными жестами и позами выдавали свою заинтересованность. Глория прекрасно знала, как она хороша. Она опускала ресницы, многозначительно улыбалась. Ее смех звенел серебристым колокольчиком.
— Красивый галстук, — заметила она, обращаясь к Клайву, и тот улыбнулся. Мне захотелось плеснуть ей на платье вина.
Очевидно, они уже встречались — этого требовала их работа. Глория, Себастьян, Клайв и Джонатан увлеченно беседовали о фьючерсных рынках и индексе Футси[2], а мы с Эммой только стояли и хлопали глазами.
* * *
— Какое все-таки нелепое название — «индекс Футси»! — громко произнесла я, не собираясь оставаться в тени.
Глория вежливо повернулась ко мне.
— Вы тоже работаете в Сити? — осведомилась она, хотя прекрасно знала, что я там не работаю.
— Слава Богу, нет. — Я рассмеялась и отпила шампанского. — Я и в бридж-то не умею играть толком. Нет, мы с Клайвом решили, что я буду заниматься детьми. У вас есть дети?
— Нет. А раньше вы чем занимались?
— Была моделью.
— Демонстрировала руки, — вставила Эмма. Тоже мне подруга.
— Прекрасные руки, — неловко выговорил Себастьян.
Я охотно показала руки всем присутствующим.
— Они были моим сокровищем, — объяснила я. — Я не снимала перчаток даже за столом. Иногда и спала в них. Глупо, правда?
Джонатан подлил нам шампанского. Глория что-то тихо сказала Клайву, тот снова улыбнулся. Наверху расплакался Крис. Я чуть не поперхнулась шампанским.
— Прошу прощения, продолжайте без меня. Что поделаешь, долг! Я позову вас к столу. Попробуйте канапе.
Я поспешила к Крису, перевернула кассету, снова поцеловала его и предупредила: если он позовет меня еще раз, я рассержусь. На обратном пути я завернула в спальню. Подкрасила губы, причесалась, увлажнила ложбинку груди духами. Шампанское слегка кружило мне голову. Мне хотелось вытянуться в постели под чистой, отутюженной простыней. В полном одиночестве.
Когда мы сели за стол, я пила только тоник, с рыбой попробовала чудесное шардонне, с сыром бри выпила бокал кларета, с абрикосовым пирогом — приятного десертного вина, и только от кофе туман у меня в голове на время развеялся.
* * *
— Эта девчонка кого угодно заставит плясать под свою дудку, — заявила я Клайву, снимая ватным тампоном макияж.
Тем временем он чистил зубы.
Он старательно прополоскал рот и покосился на меня.
— Ты пьяна, — сказал он.
Мне вдруг представилось невозможное: как я хлещу его по лицу, а потом вонзаю ему в живот маникюрные ножницы.
— Ерунда! — засмеялась я. — Я всего лишь навеселе, дорогой. Зато вечер прошел удачно, правда?
Моя слабость — каталоги рассылки товаров почтой. Но это не значит, что такой способ совершать покупки меня устраивает. Дело в том, что я глубоко убеждена: в доме все должно быть самым лучшим. Для меня пытка — думать о том, что я предпочла вещь похуже только потому, что она была немного — или намного — дешевле. Невыносимо день за днем, год за годом видеть, как она стоит где-нибудь в углу молчаливым укором. Прежде чем сделать покупку, надо пощупать ее, обойти вокруг нее, представить себе, как она будет смотреться на выбранном месте.
Потому-то мне не следовало бы даже заглядывать в каталоги. Полотенца, которые на снимке выглядят пушистыми, могут оказаться чистой синтетикой, иметь совсем другой оттенок и совершенно не гармонировать с деревянной рамой чудесного зеркала, с таким трудом найденного на блошином рынке прошлым летом. Тяжелые на вид ложки чаще всего бывают подозрительно легкими. Теоретически можно вернуть покупку и получить обратно деньги, но до этого как-то не доходят руки. Слабость к каталогам непростительна, Клайв презирает ее, но когда получает каталоги вин, сам просиживает над ними всю ночь.
Вот и я не выдерживаю, когда приходят каталоги, листаю их и всегда что-нибудь нахожу: кроссовки или бейсбольную куртку для мальчишек, симпатичную карандашницу, шумовку, забавный будильник или мусорную корзину, которая так подошла бы к отделке кабинета. Чаще всего такие приобретения отправляются на чердак или на антресоли, но иногда бывают удачными. А как приятно получать их с курьером и расписываться в квитанции! Это как второй день рождения в году, даже лучше. Когда на меня находит желание поязвить, я говорю, что некоторые мужчины — не будем показывать пальцем, кто именно, — способны забыть про день рождения жены, а вот магазин «Некст» ни за что не забудет доставить заказанный абажур, даже если он окажется безвкусной дешевкой.
У всех компаний, доставляющих товары почтой, круговая порука, они обмениваются именами и адресами, особенно когда замечают у заказчиков патологическую склонность к ненужным покупкам. Заказчик в том же положении, что и признанная школьная красавица: в друзья к ней набиваются все, даже те, кого она вовсе не желает видеть. Честное слово, иногда я получаю рекламные брошюры от самых удивительных людей. Не далее как на прошлой неделе мне прислали рекламу пончо из шерсти ламы. Двадцать девять фунтов и девяносто девять пенсов. Два пончо можно заказать за тридцать девять фунтов и девяносто девять пенсов. Как будто кому-то в Англии нужна традиционная одежда жителей Анд! Над этим предложением я не раздумывала ни секунды.
Но все это пустяки по сравнению с тем, что случилось в понедельник, когда я вышла из дома и обнаружила на коврике у двери привычную кучу бумаг. Целые россыпи пестрых листовок с самыми разными предложениями — доставить пиццу с бесплатной кока-колой, вымыть окна, оценить дом, поставить металлические двойные оконные рамы. И среди них — конверт со «Специальным предложением от компании „Викторианские интерьеры“». Его я и открыла.
Ручаюсь, вы вскрываете конверты не задумываясь. Это пустяковое, будничное дело. Лично я вскрываю конверты машинально. Беру письмо, переворачиваю его адресом вниз. Если конверт заклеен крепко, подцепляю ногтем уголок клапана и надрываю его. Главное — чтобы получилась дыра, в которую можно просунуть указательный палец и провести им вдоль сгиба, разрывая конверт по всей длине. Так я и поступила, что удивительно — не почувствовав никакой боли. Только вскрыв конверт, я увидела внутри тускло поблескивающий металл. Конверт был влажным на ощупь, весь в красных пятнах.
Я вдруг ощутила не боль, а тупую ломоту в правой руке. Посмотрела на руку и не сразу сообразила, что вижу. Мне показалось, что кровью закапано все: мои светло-коричневые брюки, пальцы, пол. Все еще не понимая, что произошло, я тупо уставилась на конверт, словно это из него вылилась теплая алая краска. Опять увидела тусклый металл. Плоские железки, прикрепленные в ряд к куску картона. Вдруг я вспомнила, как в детстве, присев на край ванной, наблюдала за отцом, который брился, взбив на щеках мыльную пену на манер бороды Санта-Клауса. Брился старомодной опасной бритвой.
Я снова взглянула на свои пальцы. Кровь ровной струйкой текла вниз, на паркет. Я поднесла руку к глазам и прищурилась. На указательном пальце был глубокий свежий порез. Я чувствовала, как палец пульсирует, изливая кровь. Руку вдруг пронзила боль, у меня закружилась голова, разом бросило и в жар, и в холод. Я не расплакалась и не закричала. Меня не затошнило. Просто ноги отказались держать меня, и я осела прямо на кровь. Не знаю, сколько я просидела на полу. Наверное, несколько минут — пока не зашла Лина и не бросилась за помощью. У вбежавшей Линн рот стал похож на идеально круглое О.
* * *
На ней кремовые слаксы и малиновая блузка. Рука перевязана, она то и дело поддерживает ее здоровой рукой — бережно, как раненую птицу. Волосы заложены за уши, лицо кажется осунувшимся, скулы выпирают. Она уже выглядит старше. От меня быстро стареют.
