Я крепко сжала рукоятку пистолета и сделала несколько шагов вперед. Свободной левой рукой я схватила мужчину за шею, резко потянула на себя и одновременно подсекла его ноги. Он рухнул на землю лицом вниз, а я сильно прижала его одним коленом и ткнула стволом пистолета в его затылок.
— Полиция! Руки в сторону!
Человек громко застонал и покорно расправил руки. «Неужели это в самом деле Химера?» — мелькнула мысль.
— Ты следил за мной, подонок! — продолжала я. — Я перед тобой. Медленно поверни голову.
Мужчина еще сильнее застонал от боли и слегка повернул голову. Я посмотрела на него и застыла от изумления.
На земле лежал мой отец.
Мартин Боксер медленно перевернулся на спину и захрипел. Разумеется, я узнала его, хотя он заметно постарел за эти годы. Худощавый, потрепанный, весь покрытый морщинами, волосы редкие, а знакомые голубые глаза выцвели и приобрели сероватый оттенок. Я не видела отца десять лет, а не разговаривала с ним и того больше — двадцать два года.
— Что ты здесь делаешь? — с трудом произнесла я пересохшими от волнения губами.
— В данный момент, — прохрипел он, поворачиваясь на бок, — лежу на земле, сбитый с ног мощным ударом своей дочери.
Прижатым к нему коленом я почувствовала что-то твердое в его кармане куртки. Быстрым движением я вынула оттуда старый «смит-и-вессон» 40-го калибра — любимое оружие полицейских прежних времен.
— Что это, черт возьми? — потребовала я, глядя ему в глаза. — Ты хорошо подготовился к встрече со мной.
— Сейчас очень опасно ходить без оружия, — простонал он.
Я отпустила отца и встала, не утруждая себя попыткой помочь ему подняться. Мысль, что он следил за мной с оружием в кармане, приводила меня в бешенство.
— Зачем ты следил за мной?
Он медленно привстал и потер рукой ушибленный лоб.
— Послушай, Баттеркап[1], ты не поверишь, но я очень хотел повидаться с тобой.
— Не называй меня так! — раздраженно воскликнула я.
В детстве отец всегда называл меня этим ласковым прозвищем. А для моей сестры Кэт придумал другое имя — Хорсфлай[2]. Так мы и были для него Баттеркап и Хорс-флай, пока он не бросил нас на произвол судьбы. На меня мгновенно нахлынули воспоминания, бередящие старые раны. Еще совсем недавно мне казалось, что все забылось и в памяти нет ничего, что могло бы растревожить прежнюю боль. Но память цепко удерживала в своих объятиях все самые горестные моменты прошлого.
— Ты думаешь, что можно вот так запросто явиться ко мне после стольких лет, напугав до смерти, а потом произнести волшебное слово «Баттеркап» и уйти как ни в чем не бывало? Ошибаешься, я уже не та маленькая девочка, которую ты бросил в детстве, а лейтенант полиции и начальник отдела по расследованию убийств.
— Я знаю, — произнес он, потирая ушибленный бок. — Ты так отделала меня, что теперь нет никаких сомнений.
— Тебе крупно повезло, — усмехнулась я, ставя на предохранитель свой «глок». — Могло быть и хуже.
— А кого ты, черт возьми, ожидала увидеть? — поинтересовался он. — Тебе кто-то угрожает?
— Не важно, — недовольно проворчала я. — Меня сейчас больше волнует, что ты здесь делаешь.
Отец виновато хмыкнул.
— Я, конечно, догадывался, что ты не очень обрадуешься моему визиту, но не думал, что до такой степени.
— А ты надеялся, что я брошусь тебе на шею? Ты спятил?
Он грустно посмотрел на меня выцветшими от времени глазами.
— Неужели человек не имеет права рассчитывать на понимание со стороны своего первого ребенка? Даже если прошло столько лет и много воды утекло с той поры?
Я внимательно изучала его постаревшее морщинистое лицо.
— Я не видела тебя больше десяти лет, а ты ведешь себя так, будто мы расстались неделю назад. Захотелось узнать, как я живу? Нормально. Я успела выйти замуж и развестись, служила в отделе по расследованию убийств, получила звание лейтенанта и возглавила этот отдел. Полагаю, отец, даже этих скудных фактов достаточно, чтобы напомнить тебе о том, что с тех пор прошла целая вечность.
— Ты хочешь сказать, что из-за этой вечности я утратил право посмотреть на свою первую дочь?
— Зачем это нужно? — тихо промолвила я и равнодушно пожала плечами. — Для чего ворошить прошлое? Что ты можешь мне сказать?
Глаза моего отца увлажнились и заблестели.
— Боже мой, Линдси, ты стала такой красивой, — прошептал он, грустно улыбаясь.
Сейчас его лицо стало таким же мягким и милым, каким я его помнила в те далекие детские годы. Отец всегда казался мне очень добрым и беззащитным. Но я решительно тряхнула головой, словно сбрасывая с себя это наваждение.
— Ты не ответил на мой вопрос, отец.
— Послушай, Линдси, — произнес он и судорожно сглотнул, — я понимаю, что моя слежка за тобой не делает мне чести и еще больше разозлила тебя. Но неужели я не могу рассчитывать на чашку кофе в твоем доме и на несколько минут разговора?
Я с удивлением уставилась на человека, оставившего семью, когда мне было тринадцать лет, ни разу не навестившего больную жену, которого я считала подлецом и трусом. Я не видела его с тех самых пор, когда приносила присягу как офицер полиции, а он сидел в последнем ряду и молча наблюдал за мной. И вот теперь он сидит на земле, жалкий и постаревший, а я никак не могу решить, что с ним делать — помочь ему подняться и крепко обнять или послать ко всем чертям и отправиться домой?
— Ладно! — бросила я, протягивая отцу руку. Когда он встал, я стряхнула с его брюк прилипший гравий. — Ты уговорил меня. Я угощу тебя чашкой кофе, но только одной. Не рассчитывай, что я намерена болтать с тобой до утра.
Я приготовила ему чашку кофе, а себе налила немного чаю. После этого я показала отцу свой дом и познакомила с Мартой, которая, к моему неудовольствию, сразу же прониклась к нему уважением, стала бегать вокруг него, радостно виляя хвостом, а потом улеглась у его ног и умиротворенно затихла.
Отец устроился на моем белом диване, я принесла ему чистое влажное полотенце, чтобы он вытер грязь на щеке и следы крови от небольшой царапины на лбу.
— Прости, что посадила тебе синяк, — сказала я, потягивая чай.
— Ничего страшного, — усмехнулся он и пожал плечами, — я заслужил гораздо худшего обращения.
— Да уж, это точно.
Некоторое время мы сидели молча, смотрели друг на друга и не знали, с чего начать нашу беседу.
— Ну что ж, — первой нарушила я тишину, — раз уж ты пришел ко мне, то, может быть, расскажешь, как прожил эти годы и чем занимаешься сейчас?
Отец выпил кофе, поставил чашку на стол и тяжело вздохнул.
— Да, конечно.
Он поведал мне о своей жизни, которая показалась мне чередой сплошных неудач и поражений. После ухода из семьи отец работал заместителем начальника полиции в районе Редондо-Бич, потом бросил службу и стал заниматься частной охранной деятельностью. Охранял всяких знаменитостей, включая Кевина Костнера и Вупи Голдберг.
— Я сопровождал их даже на вручение премии Оскара, — сказал он улыбаясь. — Женился во второй раз, но брак оказался недолговечным, и через пару лет мы расстались.
Он немного подумал и тяжело вздохнул.
— Вскоре я сообразил, что не гожусь для этой работы. С тех пор перебиваюсь случайными заказами.
Отец рассказал, что по-прежнему занимается частной охраной, но уже нет ни знаменитостей, ни высоких гонораров, ни интересной работы.
— Все еще играешь? — поинтересовалась я.
— Только в воображении, — грустно заметил он. — Пришлось бросить азартные игры, когда стал получать мало денег.
— По-прежнему болеешь за свою любимую команду? Когда я была еще ребенком, отец часто брал меня с собой в любимый бар «Алиби», где вместе с друзьями пристально следил за очередным матчем команды «Гиганты». Мне нравилось бывать с ним в этом баре и наблюдать за игрой.
Он сокрушенно покачал головой:
— Нет, я разочаровался в них, когда они продали на сторону Билла Кларка. Сейчас я болею за «Смельчаков». Откровенно говоря, я мало интересуюсь спортом. В свободное время предпочитаю гулять в старом парке. — Отец умолк и долго смотрел на меня.
Я поняла, что настал мой черед. Но как рассказать ему о своей жизни за последние двадцать два года? Ведь в ней нет практически ничего такого, что имело бы к нему хоть какое-то отношение. Я сообщила, что закончила полицейскую академию, потом работала в полиции, распутала несколько важных дел.
Он нетерпеливо взмахнул рукой.
— Да, я знаю! — прервал он меня. — Тебя часто показывали по телевизору.
— Да, дела были громкие, — согласилась я. — Именно после этого мне присвоили звание лейтенанта и предложили руководство отделом.
Отец наклонился и похлопал меня по колену.
— Я хотел встретиться с тобой, Линдси, очень хотел. Думал об этом тысячу раз, но не решался. Я горжусь тобой. Расследование убийств — это вершина полицейской службы и сыскной деятельности. Когда я вижу тебя в новостях... мне так приятно. Ты такая сильная, уверенная в себе, красивая. Жаль, не могу сказать, что я воспитал в тебе эти качества.
