Теперь настала очередь Виктории закрывать глаза.
— Я жду ребенка! — выпалила она, уже с открытыми.
Джастин вздрогнул.
— Я не знал. Мне никто не говорил.
— Никто не знает. Шесть недель. Мы не хотели объявлять, пока не удостоверимся, что с ним все в порядке.
— Даже не знаю, что сказать… Поздравления, наверное, сейчас неуместны, но я все равно за тебя рад!
— Мы с Роном решили, что, если будет девочка, назовем Алисией.
— Молодцы. Это вы правильно.
Он увидел, что у Виктории дрожит нижняя губа. Слова просятся наружу, но застревают в горле?
— Я не хочу знать, что произошло с Рональдом! Мне все равно, кто это сделал и почему так случилось. Мне важно другое: он сам сделал так, чтобы уйти из жизни. — Теперь она дрожала всем телом, казалось, ее бил лихорадочный озноб. — Остальное не имеет значения. Сперва сестра, теперь муж! Почему, как так может быть?
— Вики…
Джастин привстал с кресла, но она предостерегающим жестом остановила его.
Усилием воли ей почти удалось справиться с дрожью, и она застыла, готовая взорваться от нечеловеческого напряжения.
— У меня будет ребенок! Ребенок, который никогда не увидит своего отца. И когда он… или она… спросит — мне придется рассказать о Роне. Так что я не хочу знать правду… но должна знать.
— Так давай я этим займусь.
Молчание. Наконец Виктория кивнула.
— Расскажи мне все, что тебе известно, — негромко попросил Джастин.
— Что рассказать? — Она уже успокоилась. Как будто дала себе хорошенько выплакаться и слезы принесли облегчение.
— Я ведь знал его только в молодости, взрослым я его вообще не видел. Так что я его, считай, не знаю вовсе. Давай начнем с работы. Чем он занимался?
— В основном финансовой аналитикой. Иногда делал кое-что для твоего отца.
— Что именно?
— Разное. Проводил исследования, анализ компаний или продукции. Для возможных инвесторов. Вычислял потенциал роста стоимости акций.
— Или падения?
— Разумеется.
— То есть, если он дает инвестору отрицательный отзыв на компанию, могут найтись недовольные?
Она задумчиво покачала головой.
— Может быть. Хотя вряд ли. Во-первых, в компании неизвестно, кто именно их проверяет. И потом, нельзя сказать, что решение об инвестициях зависит от одного-единственного человека, который руководствуется только отчетом. Там много кто участвует.
— Рональд специализировался на какой-нибудь определенной области?
— Нет. Занимался всем, что представляло интерес для него самого и клиентов. Он ведь не всегда работал на других. В последнее время вкладывал еще и ЧД от своей собственной фирмы. — Увидев на лице Джастина подобие улыбки, Виктория замолчала. — Что тут смешного?
Он мгновенно посерьезнел.
— Нет-нет, ничего. Просто давно не слышал этого выражения. ЧД. Чужие деньги. А еще я никак не привыкну, что тебе уже тридцать и что ты знаешь такие слова. Извини, кажется, слегка застрял в прошлом.
Она ответила без тени улыбки и ничуть не смягчившись:
— Я предпочту остаться в настоящем, если ты не против.
Джастин покорно кивнул, и Виктория вернулась к тому, на чем остановилась.
— В каких-то областях он, конечно, разбирался лучше, в каких-то хуже. Но если что, мог носом землю рыть, пока не докопается. Он был очень дотошный.
— В последнее время как у него дела шли? Какие-нибудь перемены намечались или, может, что-нибудь интересное наклевывалось?
Она пожала плечами.
— Больше времени стал проводить в разъездах.
— И давно?
— Весь этот год, особенно последние полгода.
— И куда ездил?
— Куда придется. В Калифорнию… в Европу. Месяц назад — в ЮАР, что-то искал для клиентов. — Ее глаза наполнились слезами, но она сумела взять себя в руки. — Я тогда сказала, чтоб без бриллианта домой не возвращался.
— Как на твой взгляд, он честно дела вел?
Джастин тут же пожалел, что не смог задать вопрос поделикатнее. Глаза Виктории моментально высохли, и в них полыхнул сердитый огонь.
— Ты что, хочешь сказать, он сам виноват? Обязательно поливать людей грязью?
— Нет. Извини, что я вот так, прямо в лоб. Не хотел сыпать соль на раны. Но если мы хотим выяснить, что произошло, я должен знать как можно больше. Про Рональда, про его работу, про тех, кто его окружал. Мне придется задавать тебе вопросы. Я не пытаюсь вытянуть никаких готовых ответов, просто мне нужно спрашивать, чтобы сузить круг поиска. Передо мной чистый холст, а я должен превратить его в полную картину.
Виктория сдержанно кивнула и, оставив без комментариев пространное объяснение, просто ответила:
— Со мной он был честен. Не изменял и не обманывал. Про работу я ничего не знаю, так что да — он был честным человеком.
— Ему приходилось иметь дело с большими людьми?
— С богатыми. Если это значит с большими, то да. — Она глубоко вздохнула. — Я понимаю, к чему ты клонишь. Что он кому-то перешел дорогу, сделал какую-нибудь глупость или подставился. Не выйдет. Я не знаю никого осмотрительнее и осторожнее. На машине не гонял, всегда пристегивался, возил с собой зонтик в любую погоду. Такой надежный. Поэтому я за него и вышла: с ним точно никогда ничего не случится. А теперь… теперь…
По щекам заструились слезы.
— Вот черт! Решила ведь не плакать!
— Плакать полезно, — утешил Джастин.
Вся накопившая злость вместе с напряжением и горем выплеснулись в неожиданной истерике.
— Не смей указывать мне! Плакать, видите ли, полезно! Я потеряла сестру! А теперь мужа! Не указывай, плакать мне или нет. Слезами их все равно не вернешь! И счастье слезами не вернешь, и спокойную жизнь… А такие, как ты, все равно никуда не денутся!
— Да, — тихо сказал он. — Все так.
Джастин подождал, пока она успокоится и перестанет задыхаться от злости.
— Мне уйти?
Она покачала головой.
— Не надо. Спрашивай, что хотел.
— У тебя есть список его клиентов?
Виктория горько вздохнула, как будто сожалея, что так мало знает о работе мужа, а поделать уже ничего нельзя.
— Думаю, у секретаря найдется. Или у кого-нибудь из младших сотрудников. Мы иногда выезжали на всякие развлекательные вечера с клиентами… Но с ними общался в основном Рональд, не я.
— У него была своя фирма, да?
— Да. Уже год. Или чуть больше.
— Ясно. Хорошо, тогда про клиентов я узнаю у него на работе.
— Я предупрежу, чтобы они тебе выдали нужные документы. Еще что-нибудь?
— Пока нет. Можно будет тебе позвонить, если возникнут еще вопросы?
Она кивнула, и Джастин поднялся с кресла.
— Все возвращается на круги своя, — раздалось ему вслед, когда он уже шел к выходу.
Джастин замер и обернулся.
— Что возвращается?
— Твоя жена из-за тебя покончила с жизнью. Теперь на твоей совести смерть этого мужчины, Хармона. Самоубийство Алисии аукнулось. Все возвращается… — Прочитав замешательство в глазах Джастина, Виктория пояснила: — Да, я не только плакать могу. Я еще и газеты читаю.
Джастин не двигался с места. Сердце сдавило на несколько секунд, а показалось, вечность прошла.
— Я позвоню, — наконец произнес он и вышел в прихожую, оставив хозяйку на кушетке.
Виктория сидела неестественно прямо, скрестив ноги, суровая и неподвижная.
Выйдя из дома, Джастин подумал, что его сейчас вывернет, и даже нагнулся. Но его не стошнило. Тогда он выпрямился, вытер вспотевший лоб, сел в машину и уехал.
Оказаться в этом доме снова ему бы очень не хотелось.
Видимо, чтобы не выбиваться из остальных событий этого неудачного дня, разговор с Билли Ди Пецио тоже не задался с самого начала.
На обмен любезностями Билли время тратить не стал (похоже, он вообще не знал, что это такое) и приветствовал Джастина в своей манере.
— Дерьмово выглядишь, скажу я тебе!
— С чего бы? — удивился Джастин. — В последнее время только и делаю, что лежу и в потолок плюю.
— Чего тебе надо? Хотя нет, сам догадаюсь. Ты хочешь, чтобы я рассказал про убийство Ронни Ла Салля.
— Не только. Но можем начать и с этого.
— Не вопрос, — заявил Билли. — Вот все, что мне известно, до последней запятой. — Он соединил в форме круга большой и указательный пальцы. — Ноль. Зеро. Пусто. Доходит понемножку?
— Да, с этого не начнешь…
— Уж бывало и получше.
— Есть мысли?
— Ты меня не первый день знаешь, Джей. У меня на все есть мысли. Про жизнь, про Ла Салля… хочешь скажу, какие у меня мысли насчет тебя?
— Не хочу, — отказался Джастин.
— Ты думаешь, если разберешься с этим убийством, тогда Снежная королева Вики наконец простит тебя за то, в чем ты ни капли не виноват.
— Тебе дать словарь? Выяснишь наконец, что значит «не хочу».
