— Смотри, вон они все. Идут, как утята за мамой-уткой: Крейг, Зильберг, Клиссо, Марини… Оплачивает банкет Бланес, но деньги это не его… — Он обернулся к ней: — Теперь ты поймешь, почему я так уверен, что нас изучали… Смотри-ка…
Он остановился рядом с одной из афиш, наклеенной на вертикальную подставку. На ней красовалась надпись на испанском и английском языках: «Первый международный симпозиум. Природа пространства-времени в свете современных теорий. 16–17 июля 2005 года. Дворец конгрессов, Мадрид». Но Валенте указывал на строчки, набранные мелким шрифтом.
— «Спонсор…» — прочел он.
— «Игл Груп» — разобрала Элиса замысловатый логотип. «Г» из слова «Игл» одновременно была начальной буквой слова «Груп».
— Знаешь, что это? — спросил Валенте.
— Конечно. Он возник недавно, но у всех на слуху. Это консорциум компаний Евросоюза, занимающихся научными исследованиями.
Он с улыбкой смотрел на нее:
— Отец как-то сказал мне, что «Эшелон» в Европе действует под названием «Игл Груп».
В воскресенье после окончания последнего утреннего доклада Виктор снова отыскал ее, чтобы вместе пообедать. Элиса приняла приглашение, тем более что ей хотелось с ним поговорить. Произошло нечто необычное.
Рик Валенте утром на конгресс не явился. И Бланес тоже. Это двойное отсутствие вызывало у нее беспокойство. Правда, воскресная программа была посвящена экспериментальной физике, а это выходило за рамки прямых интересов Бланеса, но Элиса не могла удержаться от мысли о том, что исчезновение создателя «теории секвойи» и Валенте Шарпа как-то взаимосвязано. Однако пока не хотела задумываться над уже зародившимися подозрениями.
Они нашли столик в конце забитой людьми столовой и молча принялись за еду. Пока Элиса размышляла, как бы завести разговор на интересующую ее тему, Виктор вытер майонез с подбородка и сказал:
— Сегодня утром Бланес звонил Рику и сказал, что выбрал его, чтобы ехать в Цюрих.
Она вдруг поняла, что не в состоянии проглотить откушенный кусок.
— А, — пробормотала она.
— Рик позвонил мне и рассказал… Сообщил, что сегодня на конгресс не придет, потому что ему нужно встретиться с Бланесом.
Элиса с глупым видом кивала, не в силах говорить из-за сухого комка хлеба, который язык никак не мог протолкнуть в горло. Она извинилась перед Виктором, встала, пошла в туалет и избавилась от этого резинового комка над унитазом. Чуть освежив лицо у умывальника, она снова смогла рассуждать. Ну, ты ведь этого и ждала? Что ж с тобой теперь? Она обдумывала возможность подобного исхода в течение долгих бессонных часов и прекрасно знала, что именно такой вариант и является наиболее вероятным. В конце концов, Рик Валенте с самого начала был любимчиком Бланеса. Она вытерлась бумажным полотенцем, вернулась к столу и уселась перед Виктором.
— Я за него рада, — сказала она.
И подумала, что на самом деле так оно и есть. Теперь, когда состязание наконец завершилось, она радовалась, что все произошло именно так. «Теория секвойи» по-прежнему привлекала ее, настойчиво маня своей совершенной математической стройностью, но скоро она отойдет в сторону и оставит эту теорию в покое. На горизонте мерцали другие возможности, например, стипендии на обучение в Массачусетском технологическом институте и в Беркли, на которые она подала документы на случай, если с Цюрихом ничего не выйдет. Элиса была уверена, что в конце концов напишет докторскую с одним из лучших физиков мира. Амбиции у нее были, и она знала, что удовлетворит их. Бланес, конечно, уникальный ученый, но, кроме него, есть и другие.
— Я тоже рад… — Виктор кашлянул. — Ну, то есть не совсем. За него — да, а за тебя… нет. То есть…
— Меня это не задело, правда. На Бланесе и его «секвойе» свет клином не сошелся.
Теперь первое неприятное впечатление уже прошло, и Элиса чувствовала себя лучше. Она всегда старалась адаптироваться к обстоятельствам, и этот раз исключением не станет. У нее будет немного времени на то, чтобы отдохнуть, и она пересмотрит свой образ жизни. Можно даже позвонить ее личному «шпику» Хавьеру Мальдонадо и пригласить его на ужин в ответ на его приглашение, да к тому же расспросить о разных вещах, которые остались ей непонятны после разговора с Валенте. Ты за мной следил? Ты работаешь на «Игл Груп»? Она представляла, как вытянется лицо Мальдонадо.
И тут она вспомнила про пари.
Ну, она была почти уверена, что Валенте о нем забудет. Как только Бланес позвал его: «Иди ко мне», он и думать забыл о всяких пари и в экстазе потрусил к маэстро, это точно.
А если нет? Что, если он решит довести игру до конца? Элиса подумала об этой возможности и обнаружила, что тут же начинает волноваться. Что-что, а свое слово она сдержит: выполнит все, что он скажет, но все же она думала — надеялась, — что, в свою очередь, он постарается не перегибать палку. Она была готова уступить, рассчитывая, что он сделает то же самое. Она была почти уверена, что больше всего Валенте хотелось ее унизить, и если она нормально воспримет и выполнит его приказы, игра утратит для него всякий интерес.
Я позвоню тебе на мобильник. Один звонок. И скажу, куда тебе идти и как, что ты можешь взять с собой, а что нет…
Телефон в кармане брюк вдруг вызвал у нее ощущение неловкости. Словно на ее бедре лежала рука Валенте. Она вытащила его и посмотрела, нет ли пропущенных звонков: их не было. Тогда она положила мобильник на стол движением игрока, который делает последнюю ставку на один-единственный номер. Подняв глаза, она прочла тревогу во взгляде Виктора, который, казалось, знал абсолютно все мысли, мелькающие в ее голове.
— Боюсь, вчера я зашел слишком далеко, — сказал Виктор. — Я не должен был так с тобой говорить… Ты наверняка неправильно меня поняла. Я… я не хотел тебя напугать.
— Ты меня не напугал, — с улыбкой ответила она.
— Я рад, что ты так думаешь. — Но, судя по тому, как изменилось выражение его лица, чувствовал он нечто противоположное. — Я целый день думал о том, что все слишком раздул. В конце концов, Рик — не сатана…
— Я и думать не думала о таком сравнении. Но хорошо, что ты прояснил этот вопрос, потому что сатана мог бы обидеться.
Что-то в ее ответе очень развеселило Виктора. Увидев, что он смеется, Элиса тоже расхохоталась. А потом перевела взгляд на свой почти нетронутый сандвич и на лежащий рядом и словно выжидающий чего-то мобильник.
— Не понимаю только, как вы могли подружиться. Вы такие разные… — проговорила она.
— В то время мы были маленькими. В детстве делаешь много такого, на что потом смотришь другими глазами.
— Наверное, ты прав.
И тут вдруг Виктор заговорил. Его монолог напоминал бурю: фразы были как раскаты грома, неспешно срывающиеся с языка, но подталкивающие их мысли походили на сильнейшие разряды молнии внутри него. Элиса слушала внимательно — впервые за время их знакомства Виктор говорил не о теологах и не о физике. Он отвлеченно смотрел в одну точку, а его голос рассказывал историю.
Он, как всегда, говорил о прошлом. О том, что уже случилось и еще случается, как когда-то объяснил Элисе дедушка. О том, что было и поэтому продолжает быть. Он говорил о том единственном, что занимает наши разговоры, когда мы говорим по-настоящему, потому что невозможно во всех подробностях и с внутренним интересом говорить о чем-то, кроме воспоминаний. Слушая его, Элиса забыла о столовой, конгрессе и профессиональных амбициях — существовал только голос Виктора и его история.
По прошествии нескольких лет она поняла, что дедушка был прав, когда сказал как-то: «Прошлое других может быть нашим настоящим».
Время — действительно странная штука. Оно уносит все случившееся в такую даль, куда нам нет пути, но и оттуда все прошедшее продолжает оказывать на нас свое магическое воздействие. Виктор снова стал мальчиком, и она могла довольно живо представить себе их обоих: два одиноких паренька с одинаково развитым умом и, возможно, схожими вкусами, обуреваемые любопытством и жаждой знаний и в то же время такими увлечениями, которыми не решались заняться другие ребята их возраста. Но они это делали, и это отличало их от других. Рик был командиром, тем, кто всегда знает, что надо делать, а Виктор — Вики — молча соглашался, возможно, опасаясь того, что может случиться, откажись он, или, возможно, не желая отставать от Рика.
Виктор объяснил, что главная привлекательная черта Рика была в то же время его самым большим недостатком — его ужасное одиночество. Брошенный родителями, воспитанный дядей, который все больше проявлял по отношению к нему равнодушие и увеличивал дистанцию, Рик не знал никаких правил, норм поведения, и просто не мог думать ни о чем, кроме себя. Все окружающие были для него подобием театра, служившим исключительно для его развлечения. Виктор превратился в постоянного зрителя, но, повзрослев, перестал ходить на фантастические спектакли.
