Костелло вздохнул и в который раз оглядел переулок. Слишком узок для автомобиля, и ни одного двухколесного транспортного средства в поле зрения. Если Пианист выскочит из «Дивана», ему придется спасаться на своих двоих.
Какая-то боль в затылке. Что-то не так. Что-то ПЛОХОЕ. Точно мертвец, очнувшийся в могиле, он резко открыл глаза. Это было за его спиной, но оборачиваться не хотелось. Чей-то ВЗГЛЯД. Тяжелый. Давящий — будто рука, готовая вот-вот лечь на его плечо и раскрошить кости. Он чуть ускорил ритм. Высокий американец взвизгнул и принялся хлопать в ладоши. Точно, нужно добавить НАСТРОЕНИЯ. А ну-ка «Конго-Конга»! Это должно разогреть, гмм, докрасна. Второй американец защелкал пальцами, девочки разразились аплодисментами. Он чуть повернул голову, очень ЕСТЕСТВЕННО. Черт, едва не сфальшивил.
Его ПОЛИЦЕЙСКИЙ! Клиент называется — сидит, как чурбан, да усищами на весь зал маячит. Содрогнувшись, он с яростным остервенением грянул «Караван». Публика завопила и стала подпевать. Запахло ПРАЗДНИКОМ. Но УСЫ здесь не для праздника. Он и его напарник, мрачный юнец с ЛИЦОМ ПОЛИЦЕЙСКОГО. А ведь он еще не закончил с другой девицей. Его прорезала жгучая досада, на щеках чувствовалось что-то странное. СЛЕЗЫ? Неужели все пропало? Неужели в бега? Вон из дома ГРЭННИ — теперь уже в холодную ночь, подобно бродячей собаке? Зал сотряс очередной аккорд. Публика ревела от восторга. Пот стекал по его глазам, лез под бороду. ОТКЛЕИТСЯ? Молясь, чтобы эта ДОЛБАНАЯ борода не отвалилась, он оборвал финальную ноту, резко поднялся и скользнул за кулисы.
Марсель дернулся следом, но его остановил Лоран:
— Спокойно. У него перерыв, только и всего.
— А если он нас вычислил?
— Как? Мы просто пьем пиво… потом, он нас не знает.
— Он видел меня так же, как я его.
— Ну и что? С чего ему обращать на вас внимание? Его цель — Иисус. Потом, даже если он признал в вас полицейского, из этого вовсе не следует, что за ним охотится уголовный розыск!
— Люди такого рода за версту чуют опасность. Они как дикие звери. Я в туалет, — объявил Марсель, твердо решив заглянуть за кулисы.
— Только без глупостей! Жанно не нужны неприятности.
Перед туалетом толпилась очередь пьяных шумящих мужчин. Воняло мочой и пивом. Две двери. Одна — с табличкой «Служебный вход», на второй — ничего. Комната Пианиста? Ладно. В любом случае черный ход блокирует Костелло, а главный вход контролируют Жанно с Лолой. Сбежать убийца не мог.
Если только они не прозевали эти помещения. А что если в комнате Пианиста есть окно? Что если Потрошитель уже на улице и несется к Мелани? Его нужно было брать немедленно. Но Жанно боялся возможного головотяпства типа: «Загнанный в угол полицией, враг народа № 1 зарезал еще трех твердо стоявших на ногах дистрибьютеров долларов. Капитана Жанно переводят на службу в Антарктиду».
Марсель осторожно постучал. Тишина. Он постучал еще, сильнее. Ничего. Вспомнив об обеспокоенном Лоране, он оглянулся: сзади никого не было. Никаких «санкций прокурора», никаких «дисциплинарных взысканий». Он решительно повернул ручку. Дверь отворилась. Марсель по инерции вошел в крохотную комнатенку: зеркало, кресло, рубашка на вешалке, бутылка минеральной воды, махровое полотенце. Ширма. Затаив дыхание, с пистолетом наперевес Марсель приблизился к укрытию.
Клик, — послышалось за его спиной. Марсель вздрогнул и молниеносно обернулся. Клик-клак. Клик-клак? Он рванулся к двери, попытался повернуть ручку — бесполезно. Невозможно! Не заперли же его, в самом деле!
Увы. Заперли.
Шум сзади. Костелло положил ладонь на рукоятку пистолета и обернулся. Дверь с надписью «Запасный выход. Не загораживать» открылась. Показался какой-то человек. Лет сорока, короткие взъерошенные волосы. Безбородый. Щеки изрыты отвратительными кровоточащими угрями. Бежевая куртка, в руках чемоданчик. Что-то насвистывает.
Костелло шагнул вперед. Человек остановился.
— Ждете кого-то? — спросил он.
— Вы пианист? — на ходу спросил Костелло.
— Пианист? Я что, на пианиста похож? Пианист должен играть до двух ночи. Что вы от него хотите?
— Ничего, документы, пожалуйста.
— Что?
— Ваши документы. Полиция, — повторил Костелло.
Человек с бранью полез по карманам, извлек бумажник, но тут из раскрытой двери послышались чьи-то крики.
— На помощь! — кричал какой-то мужчина. Голос Блана! Костелло влетел внутрь. Несколько откровенно пьяных посетителей растерянно пялились на запертую дверь, за которой бесновался Марсель. Подошел Лоран.
Костелло, не раздумывая, выстрелил по замку. Вопли клиентов. Распихивая друг дружку, все рванули на выход. Из-за отлетевшей двери вырвался разъяренный Марсель.
— В чем, черт возьми, дело? — заорал подлетевший Жанно в ухо Лорану, готовому драть на себе волосы.
Дело было в том, что Пианист сбежал.
После каких-то невнятных объяснений бармен на конец-то выдал адрес хозяина, некоего Людовика Марецци. Сам он о месте жительства пианиста Филиппа ничего не знает. Филипп, он сам по себе — ни с кем не разговаривает.
Господин Марецци жил в районе Калифорния, на нависающем над шоссе холме, застроенном фешенебельными домами. С одобрения Жанно опрашивать его поехали Лоран с Лолой. Петляющая дорога привела их к роскошному старинному строению, стоявшему в глубине векового сада. Лоран припарковал свой «пежо-206» близ черного «порше». Они тихонько выбрались из машины и бесшумно прикрыли дверцы.
— Кодовый замок, — сообщил Лоран.
— Зовем консьержа?
— Не знаю, насколько это уместно. Он нужен нам разговорчивым и в хорошем настроении. А так весь дом узнает, что его полиция по ночам навещает.
— Ладно, звоню в справочное.
Марецци был на красной странице, и, чтобы получить номер его телефона, потребовалось вмешательство Жанно, только что бурей влетевшего в комиссариат. Автоответчик любезно предложил им оставить свое сообщение.
— Нет дома, — пробормотала Лола, вешая трубку.
— Или спит. Может, хватит бардака на сегодня?
— А если Пианист еще кого-нибудь этой ночью за режет?
— О'кей, звоним консьержу…
Дрлин-дрлин…
Тишина. С силой вдавив кнопку звонка, Лоран по звонил снова. Послышался обреченный вздох консьержа:
— Господин Марецци не обрадуется. Знаете, как он злится, когда его от компьютерной биржи отрывают?
— Почему вы думаете, что он дома?
— Его машина внизу. «Порше-506». Вечером до него не дозвониться — в Интернете сидит.
Дрлин-дрлин.
— Да сколько можно?!
Дверь с грохотом распахнулась, и перед ними возник низенький человечек в сиреневом пеньюаре, вооруженный обрезом, нацеленным в живот Лорану.
— Полиция! — закричала Лола, выставив удостоверение. — Нам нужно задать несколько вопросов об одном из ваших сотрудников.
Обрез повернулся в ее сторону.
— Чего? В такой час?
— Это очень важно, господин Марецци, — сказал Лоран. — Позвольте нам войти и все объяснить.
— Вот дерьмо! Легавые в моем доме! Сие противоречит моим моральным принципам!
— Речь идет об убийствах, Марецци, а не о вашем баре со шлюхами, — чарующе улыбнулась Лола.
— Об убийствах? — повторил Марецци, почесав дулом обреза заросший седой щетиной подбородок. — Пшел вон! Вали в свою дырищу, кому сказано! — не ожиданно заорал он на прыснувшего прочь консьержа. — Про надбавку к жалованью можешь не заикаться!
— Может, нам все же войти? — продолжил Лоран. — Или весь этаж развлекать будем?
Они прошли внутрь квартиры, полностью меблированной в стиле Людовика XV.
— Любите антиквариат? — вежливо поинтересовалась Лола.
— Нет, я педофил, — хохотнул Марецци. — В чем дело?
— Нам нужны имя и домашний адрес вашего пианиста.
— Филиппа? Филипп-то вам зачем?
— Сожалею, но подробности сообщить мы не вправе, — отрезала Лола.
Марецци бросил обрез на инкрустированный столик с изящно выгнутыми ножками.
— Пневматический, — пояснил он, — игрушка. Филипп, он перед законом чист, его только музыка интересует — не пьет, не курит, не колется.
«Только бородатых потрошит», — чуть было не вырвалось у Лолы.
— Он страдает аутизмом, — продолжил Марецци, — и выражает себя только через музыку. После смерти его бабки лечение Филиппа взяло на себя Общество социальной поддержки. Он добрый.
— Ну… — проговорил Лоран с уклончивым жестом, — его имя и домашний адрес?
— Филипп Гвидони. Дом двенадцать, улица Габр. Четвертый этаж.
— Его бабка воспитывала?
— Да, Барбара. Госпожа Барбара Гвидони, судья. Святая женщина, добрейшей души человек и при всем при том ни в чем не уступала своему муженьку-легавому!
— Дед Гвидони был полицейским? Бабка Гвидони была судьей? — в унисон воскликнули Лоран с Лолой.
— О-ла-ла, молодежь, молодежь! — ухмыльнулся Марецци. — Неужто вы не слыхали о суперлегавом Гвидони и его борьбе с преступным миром?
— Увы…
— Sic transit mundi1, — процедил Марецци. — Да ведь он чуть не десять лет ворам кровь портил. О его подвигах еще все местные газеты трещали. Он ловил — госпожа судья сажала.
