Долго идти не пришлось. Китс остановился перед белой открытой дверью и пригласил Дарби войти. Она шагнула вперед и очутилась в длинной и широкой комнате, битком набитой пультами управления и другим разведывательным оборудованием. Вдоль всех стен располагались панели и мониторы, отражающие происходящее как вокруг здания лаборатории, так и в его коридорах. Куда бы ни упал взгляд, повсюду мигали экраны и сигнальные лампочки.
Всей этой электроникой управляли люди самых разных возрастов, одетые в идентичные строгие рубашки и галстуки. Никто из них даже не обернулся в ее сторону. Слева от себя Дарби увидела дверь с табличкой «Управляющий локальной сетью».
— Сюда, пожалуйста, мисс МакКормик.
Она обернулась и увидела Китса. Он стоял справа от нее и указывал на другую дверь, ведущую в маленький кабинет, заставленный дешевой мебелью из ДСП. Китс пропустил ее вперед, вошел следом и указал на пластиковые стулья перед столом.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — учтиво предложил он и расположился за столом только после того, как Дарби последовала его приглашению.
Он потянулся к стоящему на столе телефону. На аппарате мигала красная лампочка. Он нажал какую-то кнопку, и лампочка погасла.
Китс протянул ей трубку.
— С кем я говорю? — поинтересовалась Дарби, беря у него трубку.
— Вы сейчас у мистера Китса?
Голос в трубке принадлежал Лиланду Пратту и даже в этот ранний час звучал ясно и отчетливо. Пока что ему хорошо удавалось сдерживать гнев, но чувствовалось, что ему это стоит больших усилий.
— Дарби?
Она не ответила. Ее слишком заинтересовал Китс, который пристально смотрел на нее из-за огромного, заваленного бумагами стола. Он сложил руки на коленях и явно наслаждался шоу, которое сам же и организовал. Его сальная улыбочка исчезла, но глаза сверкали опасным блеском, как будто он с трудом сдерживался, чтобы не броситься на нее.
— Вчера вечером ко мне домой явилась армия Соединенных Штатов и собственноручно доставила копии подписанных вами документов, — продолжал Лиланд. — Вы понимаете, о каких документах я говорю?
— Разумеется. Вы их просмотрели?
— Я-то просмотрел. Вопрос в том, вы сами их читали?
— А что, там чего-то недостает?
— Дарби, если у вас есть цель сделать карьеру в органах охраны правопорядка, я советую вам проследовать за людьми, которых предоставит вам в качестве провожатых мистер Китс. Они отвезут вас домой. Примите душ и переоденьтесь в свою самую лучшую одежду. На утро у нас с вами назначена встреча с Робертом Чэмберсом, временно исполняющим обязанности комиссара полиции.
— Чем обязана такой чести?
— Вы отлично знаете, что он хочет с вами обсудить.
— Условия моей дальнейшей работы в полиции или происшествие в Нью-Гемпшире? Что именно?
— Я не уверен, что вы вполне осознаете сложность своего нынешнего положения, — ответил Лиланд. Чувствовалось, что спокойствие дается ему нелегко.
Дарби встала.
— Я больше не собираюсь ничего с вами обсуждать, — продолжал ее собеседник. — Если вы не желаете на меня работать, это ваш выбор. Но если вы хотите…
Не сводя глаз с Китса, Дарби потянулась к стоящему на дальнем конце стола аппарату и положила трубку. Потом обошла стол и села на край, так близко, что ее ноги касались его бедра.
— Как давно вы сотрудничаете со спецслужбами? — скрестив руки на груди, поинтересовалась она.
— Не понял.
Она должна была отдать ему должное: на этом бесстрастном лице не дрогнул ни единый мускул. Ей не удалось застать его врасплох. Он склонил голову набок и не казался растерянным.
— Вот это крохотное отверстие в лацкане вашего пиджака, — пояснила Дарби. — Точно такие же отверстия имеются и на пиджаках качков, охраняющих дверь и следящих за тем, чтобы нас никто не побеспокоил. Вы прикалываете сюда свои значки, отправляясь на задание и желая сообщить окружающим о своей принадлежности к спецслужбам.
— Ну и воображение! — покачал головой Китс.
— Я не думаю, что вам поручено меня охранять. Иначе тупицы, припарковавшиеся в начале моей улицы, были бы половчее. Я думаю, что вы меня просто используете, рассчитывая, что я выманю этих ребят на себя.
— Каких ребят?
— Тех самых, которые подняли на воздух дом Риццо. Тех самых, которых я повстречала сегодня на месте взрыва.
Лицо Китса оставалось все таким же невозмутимым. Дарби немного выждала, надеясь, что он заглотнет наживку.
— Мне очень жаль вас разочаровывать, мисс МакКормик, но я работаю в этом учреждении начальником службы безопасности, — наконец произнес он.
— Отлично. Я сделаю вид, что поверила. Кто организовал звонок моего бывшего босса?
— Главный сержант Глик. Я всего лишь выполняю его распоряжения.
— Дайте мне поговорить с ним лично.
— Он пока недоступен.
— Когда он будет доступен?
— Мне это неизвестно. Возможно, вам следует позвонить его секретарю.
— Хорошо, в таком случае давайте пройдем в его кабинет. Я знаю, что еще слишком рано, но я могу подождать. Теперь я безработная, так что могу ждать хоть целый день.
— Позвольте задать вам вопрос. Зачем вам все это нужно? Почему бы вам просто не вернуться к своей работе?
«Потому что я знаю, что вы просто лживый спецагент. Потому что я знаю, что вы не ищете Марка Риццо. Потому что я дала обещание ребенку, которого похитили и превратили в некое подобие циркового урода».
Дарби молчала.
— Итак, — сказал Китс, хлопнув себя по коленям, — я свою работу сделал. Приятно было познакомиться, мисс МакКормик.
Он начал подниматься, но Дарби положила руку ему на плечо и толкнула обратно на стул.
Боковым зрением она заметила, что один из качков сделал шаг к двери кабинета.
— Докажите, что я ошибаюсь, — предложила она Китсу.
— Насчет чего?
— Насчет того, что вы работаете на спецслужбы. Выверните карманы, покажите мне, что у вас там лежит.
Китс холодно смотрел на нее.
— А еще можно осмотреть кисти ваших рук, — продолжала Дарби. — Возможно, там закреплены микрофоны.
Она потянулась к Китсу и схватила его за левое запястье. Не успела она его повернуть, как Китс свободной рукой перехватил ее локоть. При этом пола его пиджака оттопырилась, и Дарби заметила торчащий из наплечной кобуры приклад пистолета.
— До сих пор я вел себя как джентльмен, — произнес Китс. — Но вы вторгаетесь в мое личное пространство.
— Привыкайте. — Дарби пожала плечами, выпустила его руку и встала. — Я сама найду выход. Не надо меня провожать. Но я уверена, что мы с вами еще встретимся.
Много лет назад Марк Риццо усвоил, что с темнотой необходимо жить в мире. Еще ребенком он узнал, что она способна усиливать эмоции, особенно страх. И боль. Его отец не отличался ни спокойствием, ни выдержкой. Его могло вывести из себя все, что угодно, от пролитого молока до плохих отметок в табеле.
Отец предпочитал ремень. Ему нравился сам ритуал. Он медленно — всегда медленно! — вставал. Уже стоя он расстегивал ремень и начинал выдергивать его из шлевок забрызганных краской джинсов. Когда ремень оказывался у него в руках, он наматывал его на большой, мясистый, мозолистый кулак. Чаще всего, хотя далеко не всегда, он садился снова на стул и ждал. Иногда это ожидание длилось час, иногда растягивалось на два дня. Марку запомнился случай, когда его застали за тем, что он бросал камни в голубя, сидящего на крыше гаража. Он это делал просто потому, что ему был неприятен вид этого голубя. Он угодил камнем в окно. Окно разбилось. Наказания пришлось ожидать целый месяц.
Отец всегда наказывал его в темноте. Всегда. Хуже всего было то, что Марк не видел ремня. Его будил хлесткий удар. Он поднимал руки, а ремень продолжал хлестать, пока отец не уходил, отдуваясь и пыхтя. В темноте боль казалась еще сильнее. Какой бы выдержкой и силой воли ни обладал человек, его мозг не был способен справиться с этой болью. И ожидание боли от ремня или его пряжки всегда было страшнее самой боли.
Вот как сейчас. Захватившие его люди еще не причинили ему боль, но это был лишь вопрос времени. Марк знал, что ему этого не избежать. Потому что он находился там, где людям делают больно.
Обнаженный и совершенно беспомощный, он был заперт в кромешной тьме в крошечной сырой камере, где даже выпрямиться в полный рост было невозможно. Марк сидел или лежал, то засыпая, то просыпаясь и прислушиваясь к звукам за металлической решетчатой дверью. Откуда-то доносился шепот. Кто-то молился Богу. Кто-то кричал, умоляя о пощаде и милосердии. Он хотел крикнуть, чтобы они все заткнулись. Что толку молиться? Где бы он сейчас ни находился, Бога здесь не было.
Хуже всего были вопли. Иногда они были такими громкими, что, казалось, способны пробудить мирно дремлющего Господа. От этих криков Марк начинал трясти древние железные прутья решетки в надежде, что они не выдержат и сломаются. Но они были слишком толстыми и прочными. Марк бросался на гладкий холодный пол и пытался где-нибудь спрятаться. Но прятаться было негде. Он был пойман и заперт в клетку. И ему оставалось лишь сидеть и собираться с силами, готовясь к тому, что его ожидает. Он знал, что они все равно его накажут. Но ожидание этого наказания могло растянуться на долгие дни или даже недели.
