– Я понимаю, сержант, – медленно заговорил он. – У каждого бывают подобные дни. Недели и даже месяцы, чего уж там. Все мы сталкивались с делами, когда сразу понятно: все усилия напрасны. Роупер попросту спихнул следствие на тебя. Понял, что привлечь кого-то по этому делу будет непросто, и отошел в сторонку. Едва ли это стало для тебя стимулом рыть землю, так?
Лайнус тяжело дышал, но губы его кривились в неуверенной улыбке. Во взгляде отчетливо читалось облегчение. Явно доволен, что этот лицемерный, уверенный в своем превосходстве шотландский ублюдок понимает, каково это – карабкаться в гору, когда тебе на плечи давит весь сраный мир.
– А что я мог поделать? В рапорте говорилось, что у нас однозначный поджог с использованием горючего. Прекрасно. Но Джефферсон заявил, будто виноват его старший мальчишка, мол, он и прежде, случалось, заставал его балующимся с огнем. Он обвинил того, кто ответить уже не мог. Конечно, Джефферсон имел отношение к другим подозрительным пожарам, но ведь и пацан там тоже присутствовал. Быть в чем-то уверенным и суметь это доказать – две разные вещи.
– Ты припер его к стене? Пробовал как следует надавить?
– Еще как давил, черт подери. Мы часами его допрашивали, я и Пит Мэй. По очереди. Пытались заставить его почувствовать вину. А он просто сидел там, мотал башкой и повторял, что пожар устроил его сын, и точка. Мы ничего не могли предъявить. Не протащили бы обвинение через прокуратуру.
– Но газетчики все равно устроили тебе веселую жизнь, да?
– Работа такая! Те же газеты, что поносили нас за круглосуточные допросы бедного скорбящего отца, сразу завопили о некомпетентности, стоило им узнать про восемь долбаных пожаров за пару прошлых лет и что все соседи считали Джефферсона пиро-хреновым-маньяком. Мы не смогли ничего добиться. Как думаете, это было просто – дать ему уйти?
– А что соседи? Люди, говорившие с журналистами? Не вспомнишь, может, кому-то из них не терпелось поквитаться с поджигателем?
Лайнус развел руками:
– Сами знаете, как там живется. Да в этой дыре люди по любому поводу бросаются на тебя. Но мне не верится, чтобы кому-то из тамошних хватило пороху зайти в Королевскую больницу, пробраться в ожоговое отделение и спалить человека. Да еще и преспокойно уйти после. Думаю, тут ты забрел в тупик, сынок.
Макэвой подошел к окну, пальцами раздвинул пожеванные металлические жалюзи. Оглядел заоконный пейзаж, серый и тоскливый – как картофельное пюре в школьной столовке. Пара мальчишек лет семи, визжа от восторга, резвились на карусели, каким-что чудом еще не павшей от рук хулиганья. Жизнерадостную картину несколько смазывало то обстоятельство, что оба сопляка вовсю дымили сигаретами.
– Не Тенерифе, верно? – ухмыльнулся Лайнус, когда Макэвой снова повернулся к нему. – Порой уже и не знаешь, может, эти сгоревшие мальцы еще легко отделались.
Макэвой не ответил.
Тишину нарушила трель мобильника в его кармане. Макэвой был не против отвлечься, хотя и опасался услышать голос Фарао, желающей знать, как продвигается расследование. Но номер был незнакомый.
– Макэвой.
– Это Расс Чандлер, сержант. Вы приезжали навестить меня…
– Мистер Чандлер. Да, здравствуйте.
– Полагаю, тот визит был упреждающим ударом. Когда состоится арест?
– Мистер Чандлер, боюсь, я не…
– Я не тупица, сержант. Знаю, как все это работает. Вы пришлете машину или…
– Мистер Чандлер, давайте-ка с начала. Но разговор окончен, если вы не вспомнили еще что-нибудь насчет Фреда Стейна.
– Стейна? – удивился Чандлер. В голосе досада. – Сержант, какую бы игру вы ни затеяли, это вовсе не обязательно. Я готов сотрудничать.
Тремберг беззвучно прошептала: «Что происходит?» Вместо ответа он зажмурился.
– С кем сотрудничать, мистер Чандлер?
На другом конце линии молчали. Должно быть, Чандлер собирался с мыслями.
– Мистер Чандлер?
– Вы же должны были проверить звонки.
– Чьи звонки?
– Господи, парень. Джефферсона. Того мужика, которого сожгли заживо. Я говорил с ним, сознаюсь. И на этом конец. Меня и близко не было в Гулле, когда это случилось. Если вы помните…
– Вы говорили с ним? Зачем?
– Книга, припоминаете? Про чудом спасшихся. Я вам рассказывал. Он был в моем списке возможных героев, с которыми я связывался, пока разрабатывал идею. Прощупывал почву, и только. Но совсем недавно Джефферсон позвонил мне, хотел знать, я все еще заинтересован или как. Сказал, у него денежные проблемы…
– Он связывался с вами? Когда конкретно?
– Точно не могу сказать. Вскоре после того, как я очутился в этой распроклятой клинике. Выпал из жизни на первые дни, но потом взялся прослушать сообщения, и среди прочих было от Джефферсона. Он с чего-то решил, будто я сам ему звонил, но это неправда. Ну, как та женщина из Гримсби. Сами понимаете, я был не в форме…
– Какая еще женщина, мистер Чандлер? Из Гримсби? Еще один объект ваших изысканий?
– Да-да, – раздраженно проговорил Чандлер, словно все важное и интересное уже рассказал. – Энжел… как-то там. Единственная, кого не удалось прикончить Мяснику-из-Бара.
Макэвой ходил по комнате, пытаясь удержать в узде скачущие мысли. Происходило нечто значительное. Он чуял преступление. Кровь.
– Тот маньяк? Много лет назад?
– Точно, и скорее в вашем медвежьем углу, чем в моем. Вы должны помнить.
Макэвой помнил. Более десяти лет назад на границе Шотландии водитель грузовой фуры по имени Иен Джарвис подкарауливал жертву в общественных туалетах, а затем вспарывал ножом и насиловал. И всегда вырезал свои инициалы на их половых органах. Он убил четверых, прежде чем оставил четкий след с ДНК на четвертом месте преступления; его взяли, когда он напал на пятую жертву в уборной блошиного рынка в Дамфрисе, в каких-то пяти минутах ходу от чистенького домика на две семьи, где обитал с женой и тремя маленькими детьми. Последней жертве удалось выжить. Свои показания против него она давала из-за ширмы. Помогла засадить мерзавца за решетку и, вне сомнений, порадовалась, когда его нашли повешенным в камере спустя три недели из первого его пожизненного срока. К тому моменту женщину включили в муниципальную программу обмена жилья, и она приняла первое же предложение: три комнаты с видом на глухую стену, седьмой этаж многоквартирной бетонной башни на окраине Гримсби.
– С нею вы тоже связывались? Вы разговаривали с ней?
– Да нет же! – взорвался Чандлер. – Она оставила мне сообщение. Сказала, что звонит по моей просьбе. Только я что-то ни хрена не припомню, чтобы я ей звонил.
Макэвой потряс головой. Лицо его стало таким же безжизненно-серым, что и пейзаж за окном.
Он знал, он совершенно точно знал, что Энжел Мартиндейл будет следующей.
Бокал был пуст, но она все равно поднесла его ко рту Опрокинула. Смочила губы остатками пены и облизнула языком в белесом налете.
Дохнула в бокал невнятной мольбой:
– Что же вы, ребятки?
Со стуком поставила бокал, где совсем недавно была пинта пива, на полированную стойку. Вдруг какая добрая душа заметит, что у Энжел кончилась выпивка, и предложит восполнить пустоту. Возьмет ее под крыло, купит толику ее драгоценного времени.
– Повторить, Энжи?
Иллюминатор Боб на сей раз. Мойщик окон, известный всему городу привычкой не затруднять себя углами стекол, куда не доставала его губка.
– Ты такой отпадный, Боб, – пробормотала она и качнулась в сторону крана с логотипом «Басса». – Пинту, если не сложно.
Приподняв свою кружку, Боб нацелил ее на бармена Дина, который убирал бутылки с дешевыми коктейлями в пустой холодильник у дальнего конца стойки.
– Как освободишься, Дин.
Местечко что надо, настоящий паб. Еще не выкупленный кем-то из вездесущих сетевиков, один из последних на этой оживленной торговой улице городка Гримсби. Посетителей можно по пальцам пересчитать, и все сидят поодиночке. Три мужика в летах, которым Энжи привыкла кивать при встрече, расселись неправильным треугольником за отдельными столами. Обсуждают какого-то неведомого боксера. Рядом с каждым на растрескавшемся лаке столешницы выложен дневной бюджет. Все трое тянут последнюю на сегодня пинту, стараясь не спешить: откладывают унижение, связанное с необходимостью втискиваться в пальто, обматываться шарфом и брести сквозь ветер и снег к автобусной остановке.
Еще один клиент – мускулистый мужчина в черной куртке. Войдя, он постучал пальцем по крану с сидром и молча протянул деньги. Отхлебнул из бокала и уткнулся в «Дейли миррор», так головы и не поднял. Энжи определила его как заядлого игрока. Видать, парень по самую маковку увяз в скаковых лошадях и долгах, нет, такой ее улыбки не заслуживает.
– Черт, да там окочуриться можно. Хватит с меня на сегодня, наработался.
