Кендэлл навещал меня, как минимум, два раза в день. Он суетился вокруг меня, словно я был маленьким ребенком, щупал мой лоб, спрашивал, чего я хочу на обед, и журил меня за то, что я слишком много курю и плохо забочусь о своем здоровье.
— Так нельзя, мистер Бигелоу. Слишком многое зависит от вашего здоровья, — говорил он мне.
И я отвечал:
— Да, мистер Кендэлл, да, сэр. Я понимаю.
Время от времени случалось, что кто-нибудь запирал себя в холодильной камере, и, похоже, Кендэлл принял на веру, что точно так же произошло и со мной. Он решил, что я зачем-то открыл боковую дверь в пекарне, а потом забыл ее запереть.
Разумеется, я не стал его поправлять. Не сказал ему, что он сам открыл эту дверь, когда пробовал свой новый ключ.
Кендэлл обычно всегда находился поблизости, когда меня навещал доктор, но они мало разговаривали после первых двух визитов. Кендэлл не хотел и слышать о том, что я в неважной форме, а Додсон, похоже, был из тех людей, которые не любят зря бросать слова на ветер. Поэтому, когда Кендэлл начинал с ним спорить и называл его пессимистом, доктор только делал гримасу и помалкивал. Иногда он отвечал, что на этот раз со мной все будет в порядке, но... После этого «но» он не прибавлял ни слова.
Тогда Кендэлл начинал краснеть и раздражаться и кипятился до тех пор, пока доктор не выходил из комнаты.
— Что за пессимист! — возмущался он. — Во всем он видит только дурную сторону... Вам ведь стало лучше, верно, мистер Бигелоу?
— Конечно. Я чувствую себя просто замечательно, мистер Кендэлл, — отвечал я.
В четверг вечером он раз двадцать спросил меня о том, не стало ли мне лучше и не думаю ли я, что смогу встать уже на следующий день. После этого он на время успокоился. Когда он заговорил в следующий раз, речь зашла о его маленькой хижине в Канаде.
— Мне кажется, она вам прекрасно подойдет, мистер Бигелоу. Я хочу сказать, если вам станет хуже и вы не сможете... э-э... выполнить то, что запланировали...
— Со мной все в порядке, — ответил я. — Я смогу выполнить то, что запланировал, мистер Кендэлл.
— Я в этом уверен. Ничего страшного, даже если не сможете. Но на всякий случай... она идеально подойдет вам, мистер Бигелоу. Вы можете взять мою машину, жизнь там стоит дешево, и... я не сомневаюсь, что у вас есть деньги, но буду счастлив помочь...
— У меня осталась большая часть суммы от продажи бензоколонки, — сказал я. — Хотя с вашей стороны очень любезно...
— Ну что вы. С удовольствием помогу вам всем, что в моих силах... Что вы скажете об этом предложении, мистер Бигелоу? Если рассматривать его как более или менее удачное решение неудачных обстоятельств? Там вам будут предоставлены полный покой и самые благоприятные условия для отдыха и для учебы. Ближайший город находится в сорока милях — на машине это немного, но все-таки достаточно далеко, чтобы никто не тревожил вашего уединения. Как вам моя идея?
Идея была прекрасная. Я не мог представить себе лучшего места, чтобы смыться, а мне пришлось бы смыться, если бы я решил бросить свою нынешнюю работу.
— Звучит отлично, — сказал я. — Но я вряд ли туда поеду. Останусь здесь, буду ходить в колледж и... и выполню все, что запланировал.
— Разумеется. Естественно, — кивнул он и встал. — Я просто хотел, чтобы вы об этом подумали.
Я об этом подумал.
Было уже почти час ночи, когда я смог заснуть.
Следующий день — то есть день, наступивший после этой ночи, — был пятницей. Я был все еще очень слаб и изможден, но решил, что больше лежать не стоит. Фэй снова начнет беспокоиться. Кендэлл снова будет спрашивать, смогу ли я выполнить свою работу или нет. И если у него возникнут какие-то сомнения, очень скоро они появятся и у Босса.
Я встал пораньше, и мне хватило времени, чтобы одеться, а потом позавтракать с Кендэллом. Из дома мы вышли вместе, и я отправился в колледж.
В то первое утро с Кендэллом — утро понедельника — я почти не обращал внимания на других студентов. Конечно, я их замечал, некоторые проходили мимо нас, и мы проходили мимо них, пока бродили по колледжу. Но никакого впечатления они на меня не произвели. Точнее говоря, они меня не беспокоили. Кендэлл чувствовал себя легко и непринужденно, и это настроение передавалось мне.
Но в это утро все было по-другому. С самого начала я чувствовал себя не в своей тарелке.
Студенты стекались к колледжу сплошным потоком, и я был среди них. Но не одним из них. Я был сам по себе, несмотря на то что они окружали меня спереди и сзади, подталкивая друг друга под локоть, когда думали, что я их не вижу. Они смеялись, шептались и переговаривались — о моей одежде, о том, как я выгляжу... обо всем на свете. Потому что все во мне было не так.
Я вошел в свой класс, и у учителя был такой вид, словно он видел меня в первый раз. Он спросил меня, уверен ли я, что попал туда, куда нужно, и почему с таким опозданием начинаю свои занятия. Это был один из тех болванов, которые задают вопросы, не слушая ваших ответов; мне пришлось несколько раз объяснять одно и то же, пока другие студенты сидели и посмеивались, глядя на меня.
Наконец до него дошло. Он вспомнил, что меня представил Кендэлл, и почти извинился за свою забывчивость. Но к занятиям меня все равно не допустил. Я отсутствовал три дня и должен был сходить к декану факультета, чтобы получить разрешение на возобновление учебы.
Я проглотил и это — то, что они называли «отшить», — и вернулся в класс секунд за тридцать до конца урока. Я как раз садился на место, когда прозвенел звонок.
В классе поднялась целая буря. Можно было подумать, что со мной случилась самая забавная вещь на свете.
В другом классе мне пришлось пересаживаться раз двадцать, потому что все время оказывалось, что это место уже кем-то занято. Не успевал я опуститься на стул, как появлялся какой-нибудь идиот и заявлял, что он здесь сидит. Ясное дело, для них это было чем-то вроде игры, они хотели выставить меня еще большим дураком, чем я сам себя чувствовал, но все, что я мог поделать, — это переходить с места на место, пока не появился преподаватель и не вызвал меня к доске.
Третий урок, за которым следовал обед, оказался хуже всех. Это была английская литература, и каждый из учеников должен был вслух прочитать какой-нибудь отрывок. Когда пришла моя очередь, то из-за того, что я одновременно читал и смотрел вниз, у меня немного сдвинулась челюсть, поэтому все, что я говорил, звучало как ребячий лепет. Смешки и хихиканье становились все громче, пока преподаватель не приказал мне сесть.
— Очень смешно, мистер Бигелоу, — сказал он, бросив на меня взгляд, который мог бы заморозить целый сад. — Интересно, мистер Кендэлл знаком с вашими способностями к звукоподражанию?
Я пожал плечами и ухмыльнулся — а что еще, черт возьми, я мог сказать или сделать? Преподаватель нахмурился и кивнул следующему студенту. Чуть позже — хотя мне совсем не показалось, что это было «чуть позже», — зазвенел звонок.
Выходя из класса, я остановился у учительского стола и объяснил насчет зубов. Он повел себя очень любезно, извинился, что неправильно понял ситуацию и все такое. По крайней мере, теперь я мог надеяться, что он не станет жаловаться на меня Кендэллу. Но...
Я направился к выходу из здания, и все вокруг, казалось, смеялись и говорили только обо мне. Конечно, отчасти в этом было виновато мое воображение, но только отчасти. Это был маленький колледж, местные студенты, наверное, любили позубоскалить, и новости распространялись быстро.
Я пошел к дому, спрашивая себя, какого черта мне туда идти, если я все равно ничего не смогу съесть. Я старался держаться тихих улочек, по возможности избегая людей, и проклинал себя за это.
Она выскочила из какого-то переулка, когда я проходил мимо. Задним числом я могу предположить, что она поджидала меня там нарочно.
Я сказал: «А, привет, Руфь» — и пошел дальше.
Она крикнула:
— Карл! Подожди минуту.
— Да? — нахмурился я и остановился, выжидая.
— Я знаю, ты на меня за что-то сердишься, но...
— Сержусь? — переспросил я. — Честно говоря, мне все равно, жива ты или нет.
— Да, — пролепетала она. — Понимаю. Я с тобой не об этом хотела говорить. Я только хотела сказать насчет... насчет колледжа. Не обращай на них внимания. Просто делай, что должен, и все наладится само собой.
Она улыбнулась, по крайней мере, сделала такую попытку. Потом кивнула и взялась за свой костыль.
Я знал, что должен дать ей уйти, тогда это был бы полный и окончательный разрыв. Но не мог так поступить. Я ее остановил.
— Мне не все равно, жива ты или нет, Руфь, — сказал я. — Совсем не все равно.
— Д-да... Все в порядке, Карл. Наверное, я просто...
— На самом деле я хотел с тобой порвать. Я тебе не пара. Не тот человек, какой тебе нужен...
— Нет! — Ее глаза вспыхнули. — Ты прекрасный человек!
— И есть еще миссис Уинрой, — продолжал я. — Мне кажется, она что-то подозревает. Если она догадается, что между нами что-то есть, то немедленно тебя уволит.
