- И когда его не стало, ты заступила на это место?
- Да, на свое законное место.
- И что, хорошее место? В плане карьеры?
- Нормальное. При определенной сноровке и трудолюбии, и связях, конечно, можно пойти наверх. Сначала в РОНО, потом, глядишь, и в министерство. Если подсуетишься. Так, по крайней мере, рассчитывал наш директор.
- И ты видимо тоже?
- И я видимо тоже.
- Значит, тебе выгодно было…
- Ты шутишь, - она нахмурилась.
- Шучу, конечно, - хмыкнул Миша. – Послушай, а враги у него были?
- Враги? Не знаю… Не любившие были.
- Не любившие? А за что не любившие?
- Скользкий был тип, неприятный. Обожал только себя, говорил только о себе, школа его мало интересовала.
- Ты что-нибудь знаешь о его семье? У него ведь жена была, кажется?
- Кажется, была… Но я ничего, совершенно ничего не знаю. Мы с ним только по работе общались. Скажи, ты все это хочешь у себя в передаче показать?
- Что все? – насторожился Миша.
- Все, что я тебе рассказала о нашем директоре?
- Да нечего пока показывать, я еще только собираю материал.
- Ладно, - Юля встала, - я здесь с тобой болтаю, а у меня совещание через час. Отвезешь меня? Не хочу до остановки переться по лужам, а потом еще в автобусе трястись.
- У меня машина в ремонте, - смутился Миша.
- Что-то у тебя все не так, машины нет, работы нет… А я-то думала… – она смерила его взглядом с головы до ног.
Миша выдержал этот взгляд. Наверное, попривык все-таки к роли неудачника. Оказывается, к этому можно привыкнуть.
Ну, пойдем? Хоть до остановки проводишь, - вздохнула Юлька
На улице она взяла его под руку, неожиданно прижалась к его плечу.
- Послушай, давай пройдем через рынок. Кофе хочу купить. Там в одном магазинчике замечательный кофе в зернах.
Он обернулся, увидел близко ее лицо, и эти губы, теперь уже совсем не такие, как тем летом.
- Я рад, что ты больше не сердишься, - сказал он и удивился, что не чувствует больше волнения от ее присутствия, слишком уж сильно она изменилась.
- Не сержусь, - улыбнулась Юлька, - ты ведь просто на работе, а работу надо выполнять или хорошо, или никак.
Идти на рынок Мише не хотелось, он опасался того, что медовая девушка его увидит.
Так и случилось, почувствовал: кто-то смотрит в спину.
Обернулся. Так и есть, замерла на месте, с баночкой в руках, глаз с него и Юльки не сводит.
Ну и ладно, все равно уже поздно. Увидела, так увидела. Они, наверное, и не встретятся больше никогда, а жаль, хорошая девочка, и маме бы понравилась.
После того, как Юля уехала, он еще немного постоял на остановке, зачем-то вспоминая то лето, те поцелуи.
Потом вздохнул и поплелся на маршрутку.
Серый осенний день наваливался на город всей своей холодной скучной неотвратимостью. До девяти-ноль-ноль второго декабря оставалась ровно неделя.
Утро следующего дня было воскресным и, проснувшись, Миша полежал несколько минут с ощущением блаженного расслабления во всех уставших накануне частях своего молодого, но основательно утомленного тела. Даже не глядя в окно, Миша точно знал: на улице прекрасная погода. Он чувствовал это. Разве в воскресенье может быть иначе? Даже если слякоть, даже если холодный дождь – все равно чудесная погода. И пусть он безработный, и для него сейчас, что понедельник, что воскресенье – одинаково, дело в самом ощущении выходного дня, маленького праздника. Миша еще не совсем забыл, как в детстве просыпался вот так же воскресным утром и несколько минут лежал в своей постели абсолютно счастливый, прислушиваясь к тому, как мама весело звенит посудой на кухне, готовя ему завтрак. Вот как сейчас. Он слышит звук приемника. Какой-то радиоспектакль передают мамочке на радость. Она любительница театральных постановок, но, к сожалению, последнее время Миша не так часто приглашает маму в театр, как хотелось бы им обоим. Цены на билеты очень выросли.
Что там передают интересно? Девичий голосочек звенит колокольчиком. Из какого это спектакля? Сейчас и не вспомнить. Миша снова потягивается – ох, как же хорошо! Его ноздри чуют самый главный атрибут воскресного утра - умопомрачительный запах свежей выпечки, который беспрепятственно залетает к Мише за ширму и будоражит все его обонятельные рецепторы.
Миша спускает ноги на пол, обувает свои любимые заношенные тапочки, что что, а в этом он консерватор, мама уже его не уговаривает – знает, что он привыкает к вещам так, что клещами не отодрать, - и прямо в трусах идет на кухню – поживится чем-нибудь вкусненьким.
И только встав на пороге кухни, прищуривая сонные припухшие глаза, соображает, что это был не радиоспектакль, голоса были самые что ни на есть реальные. За маленьким столом, покрытым белой в синий горох скатеркой, сидела мама – очень оживленная, - а напротив нее – свежеликая, розовая как бутон горной розы, – тьфу ты черт, почему при одном взгляде на нее такой бред в голову приходит? - в общем, напротив мамы сидела она - медовая девушка и маленькой серебряной ложечкой - той, что подарил сосед Гавриил Аронович на первый Мишин зубок, - ела мед из фарфоровой розетки из сервиза на двенадцать персон, а на столе стояла трехлитровая банка желтого меда, и мама то и дело притрагивалась к банке и охала в восхищении, и качала головой.
Увидев Мишу, медовая девушка из розовой стала пунцовой, ложечка застыла на пути к хорошенькому рту, глаза сначала округлились, а потом зажмурились. Она еле слышно пискнула и покачнулась на стуле.
Чуткая мама всплеснула руками и вскочила:
- Миша! Ну, ты что?! В одних трусах при гостях-то!
Миша опустил голову вниз и, кажется, тоже покраснел, по крайней мере, уши загорелись точно. Трусы были несерьезные, не предназначенные для обозрения их скромными девами.
- Носи на здоровье! - сказала Валентина Васильевна, когда в прошлый День Защитника вручала Мише шуршащий пакет, перевязанный голубой ленточкой. - Отличный трикотаж, хотя и турецкий.
Трикотаж, и правда, был отличный, не тянулся, катышков не образовывал, не линял. Вот только дизайн был слишком уж фривольный - одна сторона трусов была сплошь покрыта пурпурными сердечками, а на другой – толстенький амур целился из лука, и надпись кудрявилась над его головой: «От меня не уйдешь!»
Бедная девушка… Что должно было происходить в ее нежной душе, после того как она узрела почти голого молодца в таком провокационном исподнем?
- Пардоньте, – сконфузился Миша и срочно ретировался за ширму - привести себя в достойный вид.
Влез в джинсы, натянул футболку и только потом удивился: откуда она здесь взялась? Может, я еще сплю, и она мне снится?
Потряс головой, потер глаза и даже ущипнул себя за ягодицу. Нет, не снится. Вот же звенит голосочек на кухне, оклемалась сердечная после того как узрела раздетого, вернее неодетого, мужчину.
Миша вошел и сел напротив. Мама налила ему чай.
- Кушай сынок, такой вкусный мед принесла Оленька, просто дух захватывает - такой аромат! И оладушки, пожалуйста, кушай. Мне вот Оля рассказала один секрет, оказывается, в тесто нужно капельку дрожжей добавлять, тогда оладьи будут пышными. В следующий раз обязательно попробую.
Миша запихнул в рот сразу два оладушка и взглянул на Олю, все еще раздумывая: не фантом ли она?
Она взгляд выдержала, глаза не опустила, смотрела очень серьезно, не улыбаясь.
- Так вы Оленька издалека приехали? – спросила мама и многозначительно поглядела на Мишу: мол, чего сидишь букой? Развлекай гостью!
- Да, – кивнула девушка, - издалека.
- Значит, вы продаете такой замечательный мед на рынке? И чей же это мед? Наверное, у ваших родителей пасека?
- Нет, не у родителей, – Оля продолжала смотреть на Мишу.
А у него от ее взгляда застревали в горле медовые оладушки. Он закашлялся, мама постучала по спине.
- Не торопись, Миша, никто не отнимет! - она засмеялась и посмотрела на Олю, приглашая и ее посмеяться над Мишиной неуклюжестью.
Оля улыбнулась из вежливости. Конечно, хорошая девушка - скромная, вежливая. То-то мама такую активность развела, раньше такие барышни к ним домой не приходили, все больше наведывались современные эмансипированные девицы, которых мама боялась как огня, ей казалось, что одна из них охмурит Мишу, отберет у них единственную квартиру, и им придется скитаться по чужим углам. Видимо, вспомнив об этом, мама все- таки решила узнать побольше об Олиных родителях, мало ли, внешность бывает обманчива.
- Скучаете, наверное, по маме с папой? Такая молоденькая, и совсем одна в таком большом городе.
- А я, - улыбается Оля, – совсем не одна, Андрей Ильич приезжает раз в неделю. Это тот человек, пасечник, от которого я на рынке торгую. Иногда Маруся с ним приезжает, это его жена. Иногда я к ним в деревню езжу, помогаю. У них ведь восемь детей, да хозяйство большое, помощь нужна.
