– Да, были. Из управления полиции Миннеаполиса.
После этого говорить было больше не о чем. Разве что шериф Риккер заверила, что округ организует усиленное патрулирование в районе Биттеррута, пока Уэйнбек не будет пойман; Магоцци растерянно, хотя и пытаясь сохранять покровительственный тон, напомнил Джули Олбрайт, чтобы она запирала дверь, держала телефон под рукой и избегала выходить из комплекса до следующего уведомления. Она вежливо кивала, словно все их слова имели глубокий смысл, хотя они были частью той системы, которая в первый раз не смогла защитить ее.
Стоя в дверях, Джино пожал ей руку, что было для него весьма необычно.
– Берегите себя, – сказал он, и она должна была быть слепой, чтобы не видеть, насколько серьезно он это сказал.
Они уже были на середине дорожки, когда Джули окликнула Айрис:
– Я забыла поздравить вас с избранием, шериф Риккер. Я голосовала за вас. Как и все мы.
Когда они, отъехав от Биттеррута, возвращались в офис шерифа, какое-то время в машине стояло молчание, но потом Джино стал извергать слова, как вулкан, который наконец выплюнул пробку:
– Господи Иисусе, Магоцци, так это Миннеаполисское управление полиции несло охрану, когда Уэйнбек изуродовал ей лицо? Мать твою, как ты себя после этого чувствуешь?
– Как последнее дерьмо.
– Можешь мне не рассказывать. И еще я хотел бы перекинуться парой слов с сержантом, что командовал теми двумя ослиными задницами, которые несли вахту, потому что оправдать их нельзя никоим образом. Это животное ни в коем случае не должно было добраться до нее. Но почему мы, черт побери, ничего не слышали об этом? Мать твою, Кристин Келлер должна была ухватиться за это, для полиции это жуткий провал в защите граждан. Наверно, кто-то проспал такое дерьмо, иначе нам бы никогда не увернуться от плюхи.
– Это бывает, – тихо сказал Сэмпсон, положив конец тираде Джино. – Что бы вы ни делали, как бы вы ни старались, но, если вы имеете дело с упертыми личностями, которые хотят добраться до кого-то, они найдут способ.
Магоцци с заднего сиденья видел лишь часть его профиля.
– Ты исходишь из личного опыта? Я только спрашиваю, потому что ты сказал, у тебя есть подруга в Биттерруте.
– На самом деле это моя сестра. Еще одна, которая все делала правильно. У нее был ордер из суда, запрещавший бывшему мужу к ней приближаться, она имела кучу убежищ, но тот сукин сын выследил ее. Я, коп, не смог защитить свою сестру! Конечно, не доходя до убийства.
Айрис повернулась боком на пассажирском сиденье и внимательно посмотрела на Сэмпсона:
– То есть вы все время знали об этом месте.
– Теперь уж несколько лет.
– Почему вы нам не рассказали?
Он пожал плечами:
– Наверно, потому, что считал – вы должны сами все увидеть. Я мог рассказать вам, что здесь Джули Олбрайт в большей безопасности, чем где бы то ни было; я мог рассказать, что представляет собой Биттеррут и что у них не было ни одного инцидента за шестьдесят лет, но все это не имело смысла, пока вы сами не увидели бы их систему безопасности.
Джино помотал головой:
– Я все не могу поверить, что это место так давно существует здесь и никто даже не слышал о нем. Почему такая таинственность?
– На самом деле тут нет никакой таинственности, просто они себя не рекламируют. Это обеспечивает еще один уровень безопасности.
– Так каким же образом женщины находят его? – спросила Айрис. – Как его нашла ваша сестра?
– Есть что-то вроде подпольной сети… и я слышал, в ней есть сайт, на который можно выйти, если ты знаешь, у кого спросить.
– У них почти вся система безопасности на высоком технологическом уровне, – указал Магоцци. – Устройства, которых отнюдь не было на рынке шестьдесят лет назад, как, например, детекторы движения и эти видеокамеры. Так как они раньше справлялись с этими задачами?
Сэмпсон пожал плечами:
– Оружие у них было всегда. Мэгги сказала, что вы бы удивились, узнав, сколько ублюдков поджимали хвосты и уносили ноги, когда видели, что женщины держат оружие вместо того, чтобы забиваться в угол, как предполагалось.
Все это Магоцци отнюдь не удивило. Большинство мужчин, которые бьют женщин, тут же празднуют труса, когда сталкиваются с теми, кто может дать им сдачи. Но всегда бывают исключения: есть такие, которые настолько сходят с ума от ярости, что даже вооруженный полицейский не может остановить их последнего рывка к женщине.
Его полдюжины раз вызывали на подобные домашние разборки, и он был не в состоянии представить, что хоть один из таких мужчин подожмет хвост и унесет ноги при виде пистолета.
Первые полчаса обратной дороги в город из округа Дандас Джино и Магоцци ехали в приятном молчании, в котором оба они нуждались. Магоцци думал, что если политика дискриминации существует, то она должна отражаться в политике управления полиции. Мужчины берут в напарники мужчин, а женщины женщин.
В первые дни работы в полиции его напарницей была толковая и сообразительная женщина, которая ни в чем не уступала в работе всем, кого он знал сейчас и потом. Она справлялась и с плохими парнями, и с жертвами, которые бились в истерике, со своим оружием, со своей карьерой – словом, со всем, кроме своего рта, словно молчание было какой-то страшной опасностью, с которой надо справляться непрерывными разговорами. Магоцци никогда и ни к кому не поворачивался спиной, но после недель общения с ней в тесноте патрульной машины он стал лелеять дикие мечты, как бы приложить машину о дерево – с ее стороны.
Порой тебе надо помолчать, кое о чем подумать или вообще ни о чем не думать. Женщины этого не понимают. Это было одной из десяти миллионов вещей, которые он просто принимал и давным-давно перестал пытаться понять. Мозги у женщин и мужчин работают совершенно по-разному. Это не значит, что одни лучше, а другие хуже. Просто общаться с противоположным полом – и на работе, и вообще в жизни – было куда труднее.
– О, мать твою! – внезапно сказал Джино, и Магоцци улыбнулся. Типичное начало мужского разговора.
– В чем дело?
– Да эти проклятые часы остановились. Ты знаешь, как я ненавижу такие вещи. Когда у моего деда останавливались часы, он просто заводил их снова. В наши дни ты должен отправиться в мастерскую, отстоять очередь к какому-то мальчишке с жевательной резинкой во рту, который продаст тебе батарейку, снова ждать, пока выяснят, подходит ли батарейка и как эту штуку открыть… сплошной бардак. Ну почему часы на приборной панели выходят из строя?
– Наверно, потому, что ни у кого нет времени прочесть двести страниц инструкции и понять, как с ними обращаться.
– Новые машины, новые часы, а у нас все равно ничего не работает. Весь мир катится к черту.
– В широком смысле слова.
Джино с шумом набрал воздуха, словно он полчаса не дышал.
– Должен сказать тебе, Лео, этот Биттеррут меня вроде как перевернул. И я до сих пор не могу понять, что к чему. Я смотрел на лицо Джули Олбрайт и думал, что тут перед нами океан проблем. Пару дней назад мы были о себе самого высокого мнения, потому что вытащили женщину из багажника и спасли от смерти, а теперь… Господи, да я даже имени ее не помню…
– Бетти Экман.
– Да, черт побери, а здесь мы попадаем в этот проклятый город, полный Бетти Экман и Джули Олбрайт, – и какого черта мы не могли добраться до них прежде, чем их засунут в багажник или начнут резать на куски?
Магоцци закрыл глаза.
– Мы делаем то, что можем, Джино.
– Неужто? Так почему же четырем сотням баб пришлось выстроить этот проклятый город, чтобы жить в безопасности? Дерьма кусок. Ну как я могу явиться домой и рассказать об этом Анджеле? Она даст мне выпить, поставит тарелку спагетти, о которых я мечтаю, погладит по голове, потому что видит, как мне плохо, и все время будет смотреть на меня грустными, оленьими глазами, словно я слабак какой.
– Она так не думает, и ты это знаешь.
– Может, и нет, но дело в том, что, если чувствуешь личную ответственность за одну женщину, ты начинаешь чувствовать такую же ответственность за всех них… а Биттеррут прямо и откровенно, в лицо напоминает тебе, до чего, черт побери, мы еще беспомощны.
– Так, может, ты опустишь Биттеррут, когда будешь рассказывать Анджеле о своем рабочем дне?
– Ты шутишь. Как тебе это пришло в голову? Думаешь, когда ты женат, что-то сможешь утаить? – Он уже почти не помнил, что Магоцци был женат и что Хитер ни в грош не ставила работу Лео. – Прости, старина. Я вечно забываю о Хитер.
– Хотел бы и я забыть.
Едва только минуло пять часов, когда они вернулись в Сити-Холл, но уже легли густые сумерки. Это еще не самое худшее в зимах на Среднем Востоке, но близко к тому. Темно, когда вы утром идете на работу, и темно, когда вечерами возвращаетесь домой. Магоцци прикинул, что к весне даже не вспомнит, какого цвета его дом.
