и моего блага. Подумай о деньгах, которые лежат на твоем счету в швейцарском банке, и о той жизни, какую ты сможешь на них вести. Подумай также о том, что случится с тобой и со мной, если ты не будешь сохранять спокойствие.
— Я слышу тебя, слышу. Все будет хорошо. Обещаю.
Зазвонил другой телефон, и Лэнгдон услышал щелчок. Носовым платком он вытер пот со лба и ладоней.
Прозвучал вызов по интеркому.
— Доктор, пришла миссис Уотерс, — объявила Беатрис. — Она очень довольна, что сегодня опоздала всего на четыре минуты.
27
Эндрю и Сара Уинклер прожили всю свою совместную жизнь в комфортабельной квартире на углу Йорк-авеню и Семьдесят девятой улицы на Манхэттене, за квартал от Ист-Ривер. Эта бездетная пара никогда не стремилась переехать в пригород. «Бог меня простит, — говаривал Эндрю. — Когда я вижу ворох листьев, я хочу, чтобы их убирал кто-нибудь другой». Эндрю, бывший бухгалтер, и Сара, бывший библиотекарь, были совершенно довольны своей жизнью пенсионеров. Несколько вечеров в неделю они бывали в Центре Линкольна или посещали лекции на Девяносто второй улице. Раз в месяц баловали себя каким-нибудь бродвейским шоу.
Обязательным пунктом в их ежедневном расписании была прогулка после завтрака. Они никогда не нарушали этого правила, если только погода не была экстремальной. «Туман — это нормально, но не ливень, — объясняла Сара друзьям. — Холод — тоже хорошо, но не ниже минус десяти; тепло — нормально, но только если термометр не зашкаливает за тридцать. Мы не хотим превратиться в овощи, но и не хотим умереть от обморожения или теплового удара».
Время от времени они прогуливались в Центральном парке. В другие дни выбирали пешеходную тропу вдоль Ист-Ривер. В это утро четверга они предпочли прогулку у реки, на которую отправились в своих одинаковых всепогодных куртках.
Ночью неожиданно прошел дождь, и Сара сказала Эндрю, что комментатор на телевидении почти всегда ошибается, поэтому начинаешь задумываться, сколько им платят за то, что они стоят перед камерой, тычут в карту и машут руками, показывая воздушные потоки.
— В половине случаев, когда они говорят, что возможен кратковременный дождь, льет как из ведра, — возмущалась она, когда они подходили к территории особняка Грейси, официальной резиденции мэра Нью-Йорка. — Хорошо хоть утром прояснилось.
Она вдруг схватила мужа за руку, прервав свой комментарий по поводу возмутительных прогнозов метеорологов.
— Эндрю, посмотри! Посмотри!
Они проходили мимо скамьи. Под скамью был втиснут большой мешок для мусора, из тех, что используются на стройках. Из мешка высовывалась человеческая ступня в туфле на высоком каблуке.
— О господи, господи… — простонала Сара.
Эндрю полез в карман куртки за сотовым и набрал 911.
28
В четверг утром после почти бессонной ночи Моника сразу отправилась в больницу. Часа в три пополуночи, когда она все еще пыталась справиться с сильнейшим разочарованием из-за смерти Оливии Морроу, ей пришло в голову нанять детектива, чтобы найти любые возможные связи, которые могли быть у этой женщины с ее родственниками.
И тем не менее ее продолжало преследовать чувство, что она упустила важную возможность. Ей не стало легче, даже когда в педиатрическом отделении ее остановил Райан Дженнер.
— Моника, как все прошло в канцелярии епископа? — спросил он.
— Примерно так, как я ожидала. Я говорила о возможности спонтанной ремиссии, а они твердили о чудесах.
Разговаривая с Дженнером, Моника невольно почувствовала, как хорошо быть рядом с ним, вновь вспомнила ощущение близости, когда они, сидя рядом в пятницу за столом в ресторане, соприкасались плечами.
— Буду честным, Моника — не могу выбросить из головы медкарту Майкла О’Кифа. Там собрано все, начиная с первых снимков компьютерной томографии и заканчивая результатами МРТ и томографии год спустя, из которых следует, что раковая опухоль полностью исчезла. Так ведь?
— Совершенно верно. Все исследования подтверждают это.
— Не одолжишь мне эту папку на несколько дней? Хочу снова проштудировать ее. Никак не могу поверить в то, что увидел.
— Моя реакция была такой же. После того как врачи в Цинциннати подтвердили поставленный мной диагноз, супруги О’Киф забрали Майкла домой. Я время от времени звонила им, и они говорили только, что все по-прежнему. Вначале у него продолжались припадки, но вскоре они переехали в Мамаронек и перестали приходить ко мне на прием. Миссис О’Киф не хотела больше медицинских процедур, даже томографии, потому что Майкл их пугался. Но когда она в конце концов привела его, я поняла, что передо мной здоровый малыш, и обследование это подтвердило.
— Так можно взять папку? Я могу вечером заехать к тебе в кабинет.
— Хорошо. Я буду там примерно до шести. — Когда Райан повернулся, чтобы уйти, она поспешно спросила: — Как спектакль?
Остановившись, он обернулся.
— Прекрасно. Новая постановка «Нашего городка» Уайлдера. Всегда любил эту пьесу.
— В школе я играла Эмили.
«Зачем я рассказываю об этом Райану? — спрашивала себя Моника. — Хочу продлить разговор?»
Райан улыбнулся.
— Здорово! Знаешь, в конце, когда Джордж стоит у могилы Эмили, у меня каждый раз комок в горле.
Снова повернувшись, чтобы уйти, он одарил ее мимолетной улыбкой, которая — Моника это знала — мгновенно уступит место серьезному выражению.
Все это время она стояла у поста медсестры. Там дежурила Рита Гринберг, которая проводила взглядом удаляющуюся фигуру Райана.
— Он славный, правда, доктор? — вздохнула Рита. — Пользуется таким авторитетом, а сам как будто робеет.
— Угу, — уклончиво ответила Моника.
— Мне кажется, вы ему нравитесь. Он уже второй раз за утро заходит сюда за вами.
«Боже правый, — подумала Моника. — Не хватало только, чтобы медсестры приписали нам служебный роман».
— Доктор Дженнер хочет посмотреть медкарту одного из моих пациентов, — сухо сказала она.
Рита уловила скрытый упрек.
— Понимаю, доктор, — произнесла она столь же официальным тоном.
— Я выйду. Вы знаете, где меня найти, — сказала Моника, чувствуя вибрацию сотового в кармане пиджака.
Звонила Кристина Джонсон.
— Доктор, — испуганно
