Одно убийство. Бытовое. Убил жену, после того как она пригрозила уйти от него. Расчленил тело и избавился от него. Преступление было совершено после длительного периода стресса, связанного с работой и личной жизнью. Провел в тюрьме восемнадцать лет, два года назад его выпустили. Осужден в пятьдесят один год. Нет свидетельств того, что раньше совершал насилие. Предположительно слишком стар, чтобы убить кого-то так, как убили Лонгмана. А самое главное, за исключением этого одного преступления, не выказывал склонности к жестокому поведению.
– Какое отношение Лонгман имел к его делу? – спросил Хейл.
– Лонгман председательствовал на слушании, где Харту отказали в апелляции.
– То есть не он вынес приговор?
– Да.
Леви поразмыслила над фактами. Все услышанное оправдывало помещение папки во второстепенную категорию. Харт не был тем, кто им нужен.
– Согласна, – наконец сказала Леви. Повернулась к Пикетт. – Наташа? Что у тебя?
– Этот с первого стола. – Пикетт достала дело, которое сама же и оценивала. – Но мог бы быть и на втором.
– Рассказывай.
– Карл Хёрст. Причинение смерти по неосторожности. Причинение тяжкого вреда здоровью. Похищение. Вымогательство.
– Стол номер один? – Хейл начал сомневаться в системе. – Непохоже, чтобы жестокость была аномальным эпизодом для этого парня.
– Дело в том, что все это один случай, – объяснила Пикетт. – Произошедший восемнадцать лет назад. Хёрсту было двадцать восемь, и до ареста его ни разу ни в чем не обвиняли. Он похитил двух детей менеджера местного банка и пригрозил убить их, если тот не пустит его в хранилище. Менеджер пошел в полицию. Хёрст узнал и выполнил угрозу. Убил сына, нанес тяжелые повреждения дочери. Обвинение не смогло доказать, что сын не задохнулся случайно, поэтому Хёрста признали виновным в причинении смерти по неосторожности, а не в убийстве. Лонгман был судьей по делу. Приговорил его к пожизненному заключению с правом на досрочное освобождение через четырнадцать лет. Через этот срок Хёрста и выпустили, практически день в день. Чуть более трех лет назад.
Леви обдумала услышанное. Что-то здесь ей не нравилось.
– Ты уверена, что дело подходит под стол номер один? – спросила она. – Может, подсудимый и совершил всего одно преступление, но явно не в состоянии аффекта. А значит, он способен на хладнокровное насилие, тебе так не кажется?
– Может быть, мэм, – ответила Пикетт. – Но все же это причинение смерти по неосторожности, а не убийство. Нет доказательств, что он действительно намеревался убить мальчика, а значит, нельзя сказать наверняка, что он был на это способен. К тому же следует учесть его поведение в тюрьме – именно оно убедило меня поместить его на стол номер один. Он был идеальным заключенным. Никакого буйства. Никакого неповиновения.
Леви снова кивнула, погруженная в размышления. Что бы там ни говорила Пикетт, это дело все же беспокоило ее. Оно заключалось в расчетливом, спланированном акте насилия. Но в остальном преступник действительно соответствовал критериям отбора. Одно-единственное преступление против сорока шести лет законопослушного поведения.
«Плюс три года на свободе, – подумала Леви. – Пикетт не акцентировала на этом внимание, но ждать три года, чтобы отомстить? Старику, до которого не так уж сложно добраться? Это еще более солидный аргумент против Хёрста».
Последняя мысль помогла ей решиться. У Леви все еще оставались сомнения, но никакая система не безупречна.
– Хорошо, – наконец сказала Леви. – Положите его обратно.
Она повернулась ко второй женщине. Констебль Салли Райан. Двадцатидевятилетняя Райан была восходящей звездой и надеждой Леви.
– Что у тебя, Салли?
– Никола Аллан, мэм. Двойное убийство. Мужа и его любовницы. Тоже довольно неприятное. Она проследила за ними до дома второй жертвы. Дождалась, когда погаснет свет. Затем проникла в дом и заколола обоих в постели. По свидетельствам тех, кто видел последствия, там была настоящая бойня.
Хейл перебил:
– Какой это стол?
– Второй, сэр. Ее и раньше привлекали к ответственности. Ничего столь же экстремального. Но шестью годами ранее она напала на улице на другую женщину, используя в качестве оружия туфлю на шпильке. Поранила жертве лицо, оставила двадцатисантиметровый шрам. Ее приговорили к восемнадцати месяцам тюрьмы. И там она тоже проявляла агрессию. Поэтому не подходит под первый стол.
– А под второй подходит?
– Более чем, сэр. Лонгман был судьей по делу. Приговорил Аллан к пожизненному заключению с правом на освобождение через восемнадцать лет. Но из-за нападений на охранников и других заключенных она пробыла в тюрьме двадцать три года. Ее выпустили, когда ей было пятьдесят два, одиннадцать лет назад.
– То есть если бы она хотела, то могла бы отомстить в пятьдесят два, но дождалась, когда ей исполнится шестьдесят три, – подытожила Леви. – Да, второй стол подходит. И вряд ли шестидесятилетняя женщина смогла бы поднять мужчину и прибить его к стене, вне зависимости от того, каким он был старым и немощным.
– Может быть, у нее был сообщник? – предположил Хейл.
– Тогда зачем ждать одиннадцать лет? Если у нее был подельник, то ей не нужно было выжидать, когда Лонгман станет таким слабым. Она бы убила его гораздо раньше.
Мгновение Хейл помолчал в нерешительности.
– Ладно, я понимаю логику. Но мне это не нравится. Мы как будто ищем причины не рассматривать подходящих подозреваемых. Я боюсь, что окажется, нам все-таки нужно было проверить кого-то из этих людей.
– Согласна, и если потребуется, мы проверим. Но сейчас нужно каким-то образом выделить наиболее вероятных подозреваемых. Это не значит, что преступники вроде Хёрста и Аллан вне подозрений. Если мы ничего не найдем в делах на столе номер три, то вернемся к остальным. Но у нас нет ресурсов проверить их все одновременно, поэтому сейчас у нас нет выбора.
Хейл глубоко вздохнул. Леви видела, что у него больше не осталось аргументов. Он знал, что она права.
– Хорошо, – наконец сказал он, возвращая папку Салли Райан. – Давайте положим ее на место.
Леви повернулась к четвертому члену команды, чтобы спросить, кто достался ему, но ей помешало появление молодого полицейского, подошедшего к ней через зал.
– Простите, мэм, вам звонят.
Леви подняла взгляд. Ее охватило раздражение из-за того, что их прервали, едва они втянулись в дело.
– Примите сообщение и скажите, что я перезвоню, – велела она, отворачиваясь обратно к команде.
Полицейский поколебался. Леви умела, когда хотела, говорить властным тоном.
– Говорят, что это срочно, мэм. – В голосе полицейского слышалась неуверенность, но он продолжал. – Я думаю, вам стоит ответить.
Леви снова посмотрела на него. На этот раз внимательнее. Понадобилось несколько секунд, чтобы узнать полицейского, но затем она вспомнила его имя, Олли Клири. Он недавно поступил в группу номер один по расследованию особо важных преступлений.
Леви повернулась
