— Прости, Боб, но зачем? Все уже кончено. Стоит ли продлевать агонию? Мне просто неприятно видеть его, потому что я всегда начинаю думать, как все могло бы быть. Не слишком большое удовольствие смотреть на него, зная, каким человеком он мог бы стать, если бы повзрослел — Да, наверное. Я всегда надеялся, что с тобой он остепенится и перестанет влезать во все эти неприятности. Но это, вероятно, не произойдет никогда.
Она посмотрела на меня чуть насмешливо:
— Нет, я не думаю, что женщина может из любого сделать мужчину. Как, впрочем, и мужчина из любой сделать женщину. Женщина может взять мужчину и сделать из него цивилизованного человека, то есть женатого. Но для начала он должен быть все же просто человеком!
— А мне кажется, все-таки он в достаточной мере человек, чтобы преодолеть все это, — запротестовал я. — Конечно, он совершенно сумасшедший и более неистовый, чем мартовский кот, но я бы не назвал его слабаком!
— Ну, я говорю о настоящем мужчине. Разве мужчина тот, у кого много волос на груди?
И грубый голос, который как бы исходит из утробы? И он топчет своих волосатых братьев?
— Вероятно, ты права.
Когда мы встали, Мэри сказала что-то загадочное, что я понял значительно позже:
— Боб, почему ты не уедешь отсюда? Ведь Ли всегда будет здесь.
— Ты хочешь сказать, из-за этой истории? По-моему, это ни к чему. Вначале мне пришлось трудновато, но сейчас я все это выбросил из головы.
Она взяла свою сумочку, а я — счет.
— Да, я знаю, что ты все преодолел. Я знаю, что ты взрослеешь. Ты пережил это. Но пережил ли Ли?
Она больше ничего не сказала и молчала, пока я вез ее в дом бабушки.
— До свидания. Боб. Как-нибудь на днях я навещу тебя.
Август стоял великолепный. Я почти совсем забыл о Ли, занятый Анджелиной. Я старался выполнить поставленную перед собой задачу — научить ее любить деревню так, как любил я. Я навещал Ли один раз в неделю, относя ему сигареты и книги. Но он большей частью был мрачен и абсолютно безразличен к моим приходам.
Однажды во второй половине дня, когда я и Анджелина плавали в Черном ручье, из густого леса появился Сэм с ружьем. Он нес двух больших рыжих белок. Мы не видели его со времени нашего возвращения. Два раза мы ездили навестить миссис Харли и отвезти подарки, привезенные Анджелиной из Галвестона, но его оба раза не было дома. Я убежден, что Анджелина знала об этом.
Сэм улыбался и, казалось, был несколько шокирован, будто застал нас голыми.
— Привет, Боб, — сказал он, перекладывая свое ружье в другую руку. — Привет, Анджелина!
— Привет, папа! — равнодушно бросила Анджелина.
Я спросил его об урожае, об охоте и о том, удил ли он в последнее время белого окуня, но Анджелина молчала как рыба. Мне стало жалко его, жалко видеть, как он старался не смотреть на нее, полуголую, как ему казалось, в очень открытом купальном костюме. В то же время я чувствовал, что ему хочется на нее посмотреть. Ведь она его старшая дочь, самая красивая, и он ее любил.
Он разговаривал со мной, но явно ждал слов Анджелины. Пусть она расскажет что-нибудь о поездке или пообещает навестить их. Ему хотелось услышать, что она счастлива и ей нравится ее новый дом. Она также могла спросить его о здоровье — вообще сказать хоть что-то. Но она не произнесла ни одного слова.
— Мы скоро приедем к вам, Сэм, — проговорил я, когда он повернулся уходить.
— Да, приезжайте! Мы будем вас ждать. До свидания, Анджелина.
— До свидания, папа, — ответила она, быстро взглянув на него.
Когда Сэм ушел, я повернулся к Анджелине:
— Я когда-нибудь на тебя долго злился?
— Конечно нет. К чему такой глупый вопрос?
— Никогда не заставляй меня на тебя злиться. Ни за что не хотел бы услышать от тебя: «До свидания. Боб» — тем тоном, каким ты произнесла это сейчас. Бедняга!
— Мне очень жаль, Боб, но боюсь, я не могу иначе.
Мы ходили на все танцульки в городе и в округе — на маленькие вечеринки, которые устраивались здесь в субботние вечера. Я возил ее в кино примерно два раза в неделю. Сам я никогда особенно не увлекался кинокартинами, но ей они очень нравились. Часто эти вылазки получались довольно никчемными и было бы гораздо приятнее остаться дома. Но у меня где-то в глубине души таился страх, что ей не понравится здесь жить, если это будет напоминать ей прежнюю жизнь, когда она была так несчастлива. Я не хотел, чтобы деревня ассоциировалась у нее с заточением.
Хотелось, чтобы она поняла, что девушка может жить на ферме, не чувствуя себя отрезанной от своих ровесников и обязанной носить ненавистную ей одежду.
Однажды вечером, после ужина, когда я предложил поехать в город в кино, Анджелина удивила меня, спросив, не можем ли мы остаться дома.
— Сегодня полнолуние, — пояснила она. — Давай лучше посидим на заднем крыльце и просто полюбуемся луной.
— Мне это гораздо приятнее, — быстро согласился я.
Мы сели на верхней ступеньке лестницы, и она склонила голову мне на плечо. Луна еще не взошла над краем леса, но мы могли уже видеть ее зарево, походившее на далекий лесной пожар.
— Ты счастлива, Анджелина?
— Знаешь, да. Это не выразить словами.
— Ты больше не считаешь, что жить на ферме — это все равно как сидеть в тюрьме?
— Нет, я никогда так не считала: только когда жила там. — Она посмотрела в сторону зарева. — Раньше я никогда не чувствовала ничего подобного, как с тобой.
Мы оба рассмеялись, и она сказала:
— Ты смешной. Боб. С тех пор как мы вернулись, ты так за мной ухаживаешь. Иногда мне кажется, ты забыл, что мы женаты. Ездим в кино, на танцы, плаваем. Все это очень мило с твоей стороны, но тебе не нужно так стараться!
— Ну, мне просто хотелось, чтобы ты чувствовала себя здесь не так, как раньше, у тебя дома.
— Я не буду себя чувствовать так, даже если ты превратишь этот дом для меня в тюрьму. Ведь бывает, что любят тюремщика!
— Хорошо, — ответил я. — Все эти глупости закончились. Завтра утром я убираю твои туфли, и ты идешь со мной собирать хлопок!
— Хлопок не собирают после того, как он сложен. Тебе не обмануть деревенскую девушку!
— Ты понимаешь, что я хочу сказать, Анджелина. Несколько месяцев тому назад ты бы рассердилась и взвилась, если бы кто-нибудь назвал тебя деревенской девушкой. Ты бы сочла это оскорблением.
— Я бы за это выцарапала глаза!
— Нет, ты бы не сделала этого. Ты не царапаешься. Ты сжимаешь кулачки и начинаешь драться, как хороший боец!
— По-моему, это единственное, что тебе во мне нравится. Я дерусь, как мужчина, а не как девчонка.
Эти два месяца не были полны только развлечениями, хотя я старался быть с Анджелиной как можно больше. Джейк и я складывали урожай в скирды, а затем отвозили их к джину. Кроме того, мы напилили очень много дров, запасая их на зиму.
Но помимо работы, мы плавали в долине, ловили окуней и ели арбузы. Были еще и книги, которые мы читали, лежа на траве под высокими деревьями. Нас не покидала радость оттого, что мы вместе. Это лето я никогда не забуду.
В начале сентября мы стали собирать хлопок на верхних полях. Сначала мы работали вдвоем, но так как коробочки хлопка раскрывались все быстрее, потребовалось больше сборщиков. Мы работали под горячим солнцем. Все еще было очень сухо, и небольшие облачка пыли носились по полю, как миниатюрные циклоны. В пыльные, жаркие полдни слышалось жужжание саранчи.
Ли выпустили из тюрьмы в середине сентября. Забот у нас все прибавлялось, и мне было некогда съездить в город. Джейк управлял фургоном, отвозя хлопок к джину, а я взвешивал собранное на поле.
Я слышал, что Ли вернулся в большой дом на улице Северного вяза и живет там один. И послал к нему сказать, чтобы он приезжал в гости. Я не очень ожидал, что он примет приглашение, поскольку он недружелюбно встречал меня в тюрьме. Поэтому сильно удивился, увидев большой «родстер», подъезжающий к нам, поздно вечером в субботу.
Ли вошел в холл, и я отметил, что он трезв и хорошо выглядит. Явно дни, проведенные в заключении, без алкоголя, сказались на нем благоприятно. Он был одет в коричневый твидовый костюм, который очень шел ему, как, впрочем, вся его одежда. Он улыбался той особой, немного печальной улыбкой, которая обезоруживала в течение его жизни многих людей. Он немного постоял в дверях, посмотрел на меня и улыбнулся:
— Привет, деревенщина! Я слышал, что меня пригласили на ужин?
В этот момент из кухни вышла Анджелина и остановилась, увидев его. Они встретились в первый раз с тех пор, как мы вернулись. Мне казалось, что все мы старались не думать о том, последнем, их свидании. По крайней мере я и Анджелина. А вот о чем думал Ли?
Он сделал шаг вперед с наигранной изысканной вежливостью.
— Привет, Анджелина!
И они пожали друг другу руки. Это выглядело так, будто судья из Верховного суда приветствует любимую племянницу.
