Трупы мешали Грекобойце добраться до старца, имевшего, видно, за плечами немалый опыт сражений. Вовремя сообразив, что происходит, он привязал к посоху острый длинный нож, превратив палку в подобие копья, которым очень успешно сдерживал озверевшего дестриера. Будь старик помоложе, а внуки (или, может быть, правнуки) постарше, он, возможно, попытался бы по примеру иных товарищей по несчастью подняться на крутую гору, хватаясь за хилые стволики растений, вгрызавшихся в ее склон длинными цепкими корнями.
Но он был стар и знал, что жить ему оставалось недолго, однако, вопреки здравому смыслу, надеялся на чудо. Рядом с ним оказался подросток с небольшим луком, годным для охоты на мелких зверей. Он осыпал барона градом стрел, не причинившим защищенному кольчугой всаднику (не зря потратил приданое занудливой жены) никакого вреда. Одна из стрел застряла в груди Грекобойцы, но тот этого не почувствовал, увлеченный лишь одной мыслью: достать старика копытами.
Поняв, что стрелы не смогут ни убить, ни даже ранить рыцаря, парень решил попытаться уязвить коня, целясь тому в пах. Если бы это удалось, у несчастных появилась бы хотя бы маленькая надежда на спасение…
Однако норманны вовремя заметили затруднение, в котором пребывал господин, и ближние из них поспешили на помощь. У всадников не было ни луков, ни самострелов, однако они, как их предки, потомственные морские разбойники, не разучились бросать любимое оружие викингов — секиру. Забывший g6 угрозе превращения в новую попону для Грекобойцы, Иоанн Подпруга (старый воин, в мирное время выполнявший обязанности главного баронского грума), не примериваясь, метнул тяжелый топор на длинной ручке. Лучник схватился за грудь и рухнул замертво.
— Ату! — крикнул пятый участник рейда де ла Тура, которому господин велел строго-настрого не соваться в гущу сечи, а следить за тылом, снял колпачок с головы проштрафившегося сокола и пустил его на старика. Пернатый хищник нашел другую жертву, вцепляясь в лицо обнаженного по пояс юноши, пришедшего на помощь старику.
Парень выронил меч, извиваясь всем телом в тщетных попытках оторвать от себя страшную птицу. Не в силах выносить ужасную боль, приносимую когтями и клювом хищника, несчастный заметался и, сильно толкнув, заставил старца потерять равновесие. Тот сделал лишний шажок вперед и рухнул, сраженный угодившим ему в лоб копытом Грекобойцы. Последний, не видя впереди препятствия, отпихнул грудью метавшегося человека с хлопавшим крыльями соколом вместо головы и поспешил дальше, стремясь урвать очередной кусок от пирога славной кровавой потехи.
Все-таки чертов старик здорово задержал барона, который, растоптав конем внучат сумасброда храбреца, достиг заветной повозки с мнившимися ему сказочными сокровищами (он уже и сам верил, что еретики украли их у папы Николая) почти одновременно с Гвибертом, забрызганным кровью вероотступников.
Рикхард в нетерпении взмахнул мечом, разрубая ткань тента, спеша скорей запустить пальцы в корчаги, полные золота и драгоценных каменьев, но, услышав громкий женский визг, отпрянул от неожиданности. Не выпуская рукояти меча, де ла Тур обеими руками разорвал грубую парусину и остолбенел. Вот она — награда воина-победителя в славной сече.
Барон, мгновенно забыв про папу и золото, сунул красный от крови клинок оруженосцу и, потянувшись, запустил пальцы в каштановые пряди. Одним движением вырвал он женщину из объятий служанки, перекидывая через седло обмякшее тело лишившейся чувств дамы.
— Двоим ломбардцам удалось ускакать, — проговорил с сожалением шут. (Вообще-то улизнули с места схватки четверо конных, однако путь их был недолог: вышедшие из донжона стражники пленили беглецов. Им еще повезло.) — Убитых у нас, похоже, нет, если не считать пастуха.
— Черт с ним, — махнул рукой барон. — Давай-ка посмотрим, что здесь, — проговорил барон, принимая от Сопляка насухо вытертый меч.
Сталь вгрызалась в узлы из шерстяных и холщовых плащей, не находя там ничего твердого. Бедняжка Адела только скулила, увертываясь от клинка Рикхарда. Он не собирался ни убивать, ни даже ранить женщину, просто хотел вспороть побольше узлов.
— Ничего нет! — Барон помрачнел.
— Возьмите, возьмите все, — взмолилась девушка, протягивая шкатулку с драгоценностями госпожи. — У нас есть немного серебра и золота, возьмите все, добрые разбойники, только пощадите мою госпожу и меня.
— Добрые разбойники! Ха! Вот здорово! Смотри, братец, а ведь и вторая тоже хороша! — крикнул Рикхард, кончиком меча сбрасывая покрывало с головы девушки. Его охватил восторг при виде содержимого шкатулки, он был восхищен красотой женщин и возбужден их близостью и доступностью. — Бери белокурую себе, братец Гвиберт, позабавься с ней на славу, да не забудь про друзей. И выпотрошите фургон, надо вернуть папе его золотишко сполна. — Сказав это, барон захохотал, Грекобойца ответил хозяину громким радостным ржанием, а на губах шута заиграла плотоядная улыбочка. — А теперь, — подвел итог Рикхард-победитель, — мне не терпится вбросить клинок в священные ножны.
Кроме удовольствий существовали и обязанности: следовало распорядиться судьбой побежденных, как живых, так и мертвых. Рикхард повернул Грекобойцу и указал рукой на трупы убитых и истекавшие кровью тела тяжелораненых еретиков:
— Пусть эту падаль сбросят в море.
— А куда девать тех, кто ранен легко? — спросил Гвиберт.
— Ломбардцев оставим, посадим в крепость, может, отдадим за выкуп, а может быть, повесим, что до остальных… выпустите им кишки и столкните вслед прочим, пусть идут на корм рыбам!
Солнце уже село, когда, завершив потеху, пьяные от крови норманны сошвырнули тела живых и мертвых врагов с обрыва и ушли, уводя с собой лошадей, навьюченных невеликой добычей. Недвижимые тела женщин в разорванных в клочья одеждах остались лежать на дороге.
Могучий дестриер по имени Грекобойца нес домой насладившегося превосходной охотой господина.
«Не дурен улов! — подумал Рикхард, вспомнив о содержимом шкатулки, и хлопнул ладонью по кошелю, в котором притаился волшебный камень, сорванный бароном с шеи красавицы Изабеллы. — Что ж, во всех отношениях сегодня удачный день».
Вот такой вот сон видел в ту ночь атеист, бывший коммунист с едва ли не десятилетним стажем майор ФСБ Валентин Валентинович Богданов… Да какой уж тут сон, самый настоящий кошмар. Пробудившись в половине шестого утра, к немалому неудовольствию жены, и, выдув полчайника воды на кухне, всклокоченный контрразведчик немедленно вспомнил о Климове: тому тоже являлись толпами кровожадные средневековые предки, которые вытворяли все, что им заблагорассудится. Сплошные ликантропы[27], которых рожали на свет Божий несчастные женщины — жертвы насилия утративших человеческий облик мужчин.
Быстро у него от общения с той компанией крыша поехала.
Монтвиллями изобиловало и «древо» Стародумцева, но самое главное — автор труда, переведенного Ивановым-Никольским, носил весьма похожее имя.
«Грамотей хренов! Монтевил — тот же самый Монтвилль, только англизированный!» Богданову немедленно захотелось включить компьютер и начать читать дискету с копией перевода.
Умная техника стояла в комнате, где спали дети, Наденька и Максик, для них Валентин и купил этот подержанный агрегат.
Поколебавшись, майор включил компьютер и принялся искать нужную дискету, но та не находилась.
Искомый кусочек пластмассы обнаружился в ящике рабочего стола в служебном кабинете Валентина. Однако о том, чтобы просмотреть рукопись на работе, и речи не шло.
Богданов еще несколько раз безрезультатно звонил Стародумцеву. Сердце майора стало наполняться тревогой. Улучив минутку, Валентин твердо решил поехать к старику без звонка. Однако исполнить немедленно свое намерение Богданову не удалось. Он уже вставал из-за стола, когда позвонила жена, она вопила, что дома кошмар, забрались воры, что он, муж, нужен ей немедленно, что дети плачут… Преодолев желание послать Веру куда подальше (она еще тут!), Валентин не в первый раз уже подумал, что поспешил с женитьбой, что вообще человеку его профессии лучше жить холостяком, и помчался домой.
Там его встретила плачущая дочь и изо всех сил старавшийся «держаться мужиком» сын с глазами на мокром месте. Дети так дрались за свой компьютер и вот в одночасье лишились всего, что насобирали, всех до единой игр. Кто-то полностью очистил память компьютера от информации, украл все дискеты и для вида, сомнения на сей счет у Богданова отпали сразу, устроил разгромчик в квартире.
«Что же нам делать?» — спросила Вера, увидев, что муж направился к выходу. «Вызывай милицию», — бросил майор, пожимая плечами, и скрылся за дверью. Спускаясь вниз и садясь в машину, он несколько раз касался пальцами нагрудного кармана пиджака, где лежала дискета, которую искал сегодняшний «полуденный» вор. Для чего? Ответа он пока не знал. Перед мысленным взором Валентина промчался олеандровский «мерс», не тот, который встретился ему вчера, а старый, развороченный взрывом гранаты. Майор вспомнил гильзы на полу в вестибюле особняка русна-цистов и «отдыхавших» там же, экономично скованных наручниками (запястье к щиколотке, щиколотка к запястью) охранников господина председателя.
