Цикады, кузнечики и прочая трескучая насекомая мелочь, засевшая в высокой траве, смолкла удивленно, уставившись на фигуру Кати охотницы.
— А что, — выдавил Крис, — так, может быть, и похожа.
— То-то! — торжествующе бросила Катя, не удержавшись, прыснула, покраснела, упала в траву, руки разбросав и жмурясь в близкое и жаркое небо, слепящее солнцем.
Крис медленно подвинулся к Кате. Теперь она лежала, прикрыв глаза, наблюдая незаметно за Крисом. А он нагнулся к ней, думая, о чем бы таком спросить, чтобы увидеть, как приоткрываются пухлые, мягкие губы.
— Хотел тебя спросить…
— Да, — дрогнули губы.
— Как дерутся мужчины в диких племенах?
— В каких? — надулись губы.
— Ну там в Австралии или Полинезии…
— Господи, за-а-а-чем тебе? — скривились губы капризно.
— Понимаешь, наши дикари дрались как-то странно, — хриплым голосом, не сводя глаз с Катиных губ, говорил Крис. — Как будто совсем не знают, как… это делается.
— А зачем им драться? — не поняла Катя, наблюдая, как медленно склоняется над ней лицо Криса.
— Ну не знаю… Из-за женщин. — Голос его стал ниже и грубее.
— Из-за женщин они не дерутся. Женщин они завоевывают.
— Силой?
— Подвигами.
Катя вдруг широко раскрыла глаза. Лицо Криса было совсем близко, но Катя не отвернулась. Лежала и ждала, а губы ее словно сами по себе приоткрылись и стали влажными.
Крис потянулся к Катиным губам, слыша только пульс в висках и не замечая, что вот уж минут пять, как смолк хор насекомых в траве, грянувший вновь, как только Катя коснулась спиной земли.
Тут в голове у Криса что-то оглушительно лопнуло, и, падая, он услышал собственный удивленный голос в ослепившей его темноте:
— Вот тебе и подвиг!
Победы недешево даются. Дикарей прогнали, но те оставили на память мелкие ранения.
Тартарену кто-то прокусил бок до крови.
Юнгу на горле стальные пальцы плоскогубого оставили синяки, и головой теперь он ворочал с трудом и болью.
Светка обожгла дикарям нахальные рожи так, что они с воем, тычась во все стороны, спотыкаясь и падая, долго искали бы путь к забору, если бы обежавшие вокруг дома ребята пинками им не помогли, но и сама сожгла ладонь до пузырей, ухватив головню за тлеющий конец. Народное средство пописать на ожог было применено ею немедленно. Жгучая боль сменилось нудным жжением, и сегодня ничего делать она не могла.
На ногах и только чуть помятыми остались капитан Крис, Катя и Тёма с Геной. А дел осталось им немало. Нужно было пополнить оскудевшие запасы еды и топлива и продолжить разведку местности в поисках возможных более цивильных, чем полосатые, обитателей острова.
На разведку Крис решил отправиться сам. На охоту должен был выйти, как лучший стрелок, Тёма.
Катю с Жариковым Крис собрался было отправить на опушку джунглей за хворостом, но, увидев, как испуганно смотрит Катя на своего будущего напарника, замялся. Катя воспользовалась паузой. Стала просить взять ее с собой. Она бы поохотилась под присмотром Криса. Тоже ведь неплохо стреляет. Юнг может подтвердить, обернулась она к Диме.
Юнг потрогал больное горло и подтвердил.
Жариков усмехнулся, поняв, чего боится Катя, и стал навязываться к Тёме в проводники к лучшим местам охоты. Он знает одно место — там столько жирных фазанов!
Так и вышли они из форта — Крис с Катей спускались вниз по краешку джунглей. Тёма за Геной Жариковым углубился в лес, не очень, правда, понимая, откуда в этой затхлой тьме могут взяться фазаны.
Через час примерно, как раз когда Крис с Катей расположились на свой короткий привал, окончившийся взрывом в голове Криса с потерей сознания, Тёма окликнул забиравшегося все глубже в джунгли Гену и сказал, что пора возвращаться назад.
Гена скосил красноватый глаз, улыбнулся, не разжимая губ, и пошел дальше топтать едва подсохшую черную грязь и продираться сквозь сетку висячих корней и вьющихся растений.
Тёма подождал, глядя в спину удаляющемуся Жарикову, сложил пальцы колечком, сунул в рот, свистнул оглушительно.
Тут же в сплошной лиственной кроне отозвалась сотней разных голосов вся невидимая и недосягаемая птичья семья.
Гена обернулся. Тёма махнул ему рукой и пошел назад не оглядываясь.
— Эй! — окликнул Жариков. — Стой!
Тёма остановился. Но лишь затем, чтобы поточнее выбрать направление. Понял, где форт, откуда они шли и куда теперь надо двигать, поправил лук за спиной, вынул нож, раскрыл, махнул, срубая путаную лиану, двинулся вперед, неторопливо и уверенно. Птицы угомонились. Сзади засопели в спину.
— Стой! — крикнул Жариков.
Тёма обернулся.
— Бросаешь меня? — сквозь зубы процедил, глядя исподлобья.
— Да нечего тут ловить, — спокойно ответил Тёма. — Возвращаться надо.
— Как — нечего? — сощурился Жариков. — Сам слышал, сколько тут всего.
Тёма посмотрел вверх. Листва смыкалась над их головами, как океан над тонущим судном. Кто бы там ни был наверху, достать его с земли стрелой не было никакой возможности. И бессмысленно об этом было спорить.
— Ты говорил о фазанах, — только и сказал Тёма.
— Говорил.
— Фазанов здесь нет.
Повернулся уходить.
— Тут она где-то. Совсем немного осталось.
— Кто — она? — не понял Тёма.
— Поляна.
Тёма посмотрел по сторонам. Лес стеной в полутьме кругом. Ни единого просвета. Какая тут может быть поляна?
Не стал спорить. Рукой махнул — догоняй, зашагал не торопясь к дому.
— Ну и черт с тобой, — бросил тот в спину. — Заблудишься, меня не поминай.
Тёма почти уж скрылся за стволами и лианами. Последнее что расслышал:
— Правее держи. Там выход! — И чуть погодя: — Смотри не оступись!
Выйти из лабиринта можно только одним путем. Тем, которым пришел. Найдешь этот путь по приметам. Если, конечно, сам их оставил. Некоторые разбрасывают камешки по ходу. Другие веревочку тянут. В пещерах на стенах стрелки рисуют. В лесу тропическом возвращаться легко, если ты сам себе прорубал проход в кустах и лианах.
Тёма шел за Жариковым. А тот от предложенного ножа, посмеявшись сквозь зубы, отказался. Полез вперед, ныряя и втискиваясь меж корней и веток, где ползком, где согнувшись, где подпрыгивая и цепляясь за ветки. Навострился тут за месяц.
Тёма сначала махал ножом, обрубая что мешало, но так он за Жариковым не поспевал. Попробовал скользить за ним сквозь чащу. Получилось. Только вот зарубки на память для возвращения ставил все реже и на обратном пути отыскивал их с трудом. Скоро и совсем потерял.
Покрутился какое-то время вокруг одной, то и дело к ней возвращаясь, не найдя следующей, понял, что время зря теряет, полез на дерево, вспугивая кого-то недовольно свистящего.
Только с самых верхних тонких веток разглядел с трудом сквозь кожистые распальцованные листья, как далеко и в другой совсем стороне, чем полагал, кончается лес и начинается зеленый склон. А форта их вообще не видно за выступом холма.
Спрыгнул с ветки на землю как в омут. Тут же из кустов прямо на него выскочило что-то странное — крупнее зайца, мельче собаки, поросшее рыжей длинной шерстью, нос длинный с маленьким пятачком и хитрые свиные глазки. Посмотрело на Тёму подозрительно, пока он тянулся за луком и вытаскивал стрелу, бойко затрусило, потряхивая задом.
«Килограммов пять мяса», — поймал Тёма мысль вечно голодного Тартарена. Лук поднял и опустил. Длиннорылая свинка невидимо хрустела сучками где-то впереди.
Тёма лук забросил за спину, достал рогатку, вложил камень покрупнее, погнался за мохнатым зверьком.
Свинка вроде и не убегала даже. Отбежит, тряся задом, встанет, выискивая что-то в тропическом черноземе, пороется, пожует, оглянется на прицелившегося Тёму и тут же юркнет в кусты, и беги снова за ней чуть не на четвереньках.
Тёма измучился за ней нырять под ветки и ползать меж кустов, а так ни разу и не выстрелил. И не прицелился даже толком, пока густые заросли не расступились вдруг, свет стал потихоньку пробиваться сквозь кроны, под ногами выступила вода. Мохнатая добыча оглянулась на охотника и вдруг припустила вперед, мелко семеня короткими, кривыми ножками.
Тёма, разогнувшись, помчался за ней. Свинка прибавила ходу, часто отбрасывая задние ноги. Тёма мчался за ней, сильно отталкиваясь от вязкой и рыхлой земли, с хлюпом выдергивая ноги, пряча на ходу рогатку за пояс, выхватывая и занося нож, готовясь к прыжку и удару сверху вниз между лопаток.
Лес вдруг разошелся на два пласта, деревья расступились перед огромной сочно-зеленой и ровной поляной. Зверек юркнул в невысокую и словно остриженную под машинку траву. Тёма в два прыжка настиг, подскочил, замахиваясь ножом…
Падая, понял, что летит зря — делась куда-то хитрая зверюга, точно сквозь землю провалилась. И тут же сам провалился сквозь поляну по пояс — все, что ниже, оказалось в ледяной воде.
