Так вот, один замечательный мужик, которого мне посчастливилось встретить на своем жизненном пути, изложил свою концепцию, которая помогает бороться со страхом. А может, это была не его концепция вовсе, а чья-то, заимствованная.
В первую очередь мужик этот меня успокоил, выслушав мою исповедь. Он заявил, что таких, как я, пруд пруди, если вообще не все. То есть я — явление не выдающееся, как до этого предполагал, а вполне ординарное. А не трусы — только явно выраженные идиоты или «мастера духа», как он выразился.
По его системе выходило, что страхи, преследующие человека в короткий промежуток времени, пока он находится на этом свете, не что иное, как толчки или сигналы, посылаемые из-за барьера. Вот…
Ах да, некоторые могут поинтересоваться, что это за барьер такой? Так вот, как считал мой приятель, человек — это патологический интеллектуальный и сенсорный калека. Другими словами, дебил Вселенной, как изволил выразиться господин Саймак, который Клиффорд.
Дебил — потому что, несмотря на большую мозговую массу и обилие самостоятельных мозговых центров, он почему-то пользуется только пятью чувствами и малой частью серого вещества.
Обидно, да? А обусловлено данное явление тем, что Некто (кто, мой приятель не стал называть, оставив мне это додумывать) заблокировал сознание человека, его сенсорные возможности, оставив в рабочем состоянии только необходимый участок мозга, пригодный лишь для самых элементарных ощущений и однотипных мыслительных процессов.
Для чего этот самый таинственный Некто такую штуку отмочил, приятель объяснять не счел нужным. Возможно, преследовал какие-то личные цели. Однако акцентировал внимание на том, что этого Некто человек вполне устраивает в таком качестве, как сейчас, и в ближайшее время не стоит надеяться на снятие барьера.
Ну вот, из-за этого самого барьера постоянно идут сигналы, которые мы считаем страхом. А сигналы эти — не что иное, как ответная реакция забарьеренного сознания на проблему, прошу прощения за доморощенную формулировку.
Ведь в самом деле у нас возникает столько проблем, требующих решения, которого мы не находим. Проблемы от этого тем не менее не пропадают, тяжелыми булыжниками залегают в самые дальние уголки долгой памяти, давят на психику, потихоньку делают нас ипохондриками или еще как там, неврастениками и т. д.
Сознание из-за барьера кричит, что проблему решить очень просто, а мы не понимаем, чего оно от нас хочет, и только ощущаем в некоторых случаях уколы смутного беспокойства, в других — постоянную безотчетную тревогу, а иногда панический страх, ужас то есть. В общем, дебилы.
Иногда, правда, что-то из-за барьера прорывается. Это у нас принято называть по-разному: либо эвристическое мышление, либо просто и скромно — гений.
Из этой концепции следует, что, пока есть страх, есть и решение любой проблемы. Если страха нет, то кеяк, проблема неразрешима.
Судите сами. Все знают: когда-нибудь придет старость, а за ней — неизбежная смерть. И никто этого не боится, потому что никто этого предотвратить не может. Все знают, что день кончится и на землю опустится мрак. Это никого не обескураживает, хотя, я думаю, что это обратимый процесс — исходя из этой самой концепции. Потому что многие ощущают чувство смутного беспокойства, когда наступает время заката.
Затем концепция предписывает… А впрочем, довольно.
Остановлюсь на борьбе со страхом перед насильственной смертью и болью. Эти страхи — самые сильные, базовые, можно сказать. Они во многом предполагают модель поведения субъекта в той или иной ситуации.
Основополагающее требование концепции предписывает всегда быть готовым к самому худшему и не делать из этого трагедии. А в принципе просто ежедневно анализировать ситуации, которые могут с тобой произойти, проигрывать их в самых разнообразных вариантах, предполагая самые наихудшие исходы.
Например, спишь дома в уютной постели в кромешной тьме и вдруг просыпаешься среди ночи от непонятно чего и вздрагиваешь от каждого звука, пытаясь определить его природу. Такое иногда бывает.
А ты представь себе, что в комнату через форточку проник мерзкий убийца с автоматом и в упор тебя расстреливает… Причем представь это в красках, напряги воображение, так чтобы сердце екнуло, адреналин в кровь поступил… Пули вонзаются в твое тело, оставляя ужасные раны, фонтанирует кровь. А?
Или идешь по улице возле какой-нибудь стройки, а в это время с работающей пилорамы срывается вращающийся диск и по прихотливой случайности тебе на ходу отрезает голову. Опять кровь, лохмотья кожи, мясо… Опять сердечко — ек, адреналин…
И так далее до бесконечности. Поначалу неприятно. Но потом привыкаешь и относишься к таким вещам философски.
Однако не поймите превратно. Концепция предполагает проработку всех кошмарных ситуаций с разными исходами, и большая часть из них зависит от того, как ловко вы обуздаете создавшееся положение. Типа видеоигры: отстрелялся — фанфары и второй уровень, нет — траурный марш и дубль первый.
В итоге должно получиться, что тебя никакая экстремальная ситуация врасплох не застанет, и потихоньку начинает пропадать изначальный страх перед болью как предвестником смерти и самой смертью.
Я горячий поклонник этой концепции, можно сказать, адепт, хотя поначалу над ней смеялся — слишком уж просто все. Лучшие умы человечества бились над проблемой смертного страха и продолжают биться, а тут на тебе. Играй в кошмарики и победишь! Однако, следуя советам своего приятеля, я со временем убедился, что концепция очень действенна и здорово помогает в жизни. Вот так.
В общем, всем она хороша, если не брать во внимание тот факт, что не так давно ее создатель «зажмурился», в ночь на Ивана Купалу, когда его сынишка, вредный шалопай двенадцати лет, который понятия не имел о папочкином учении, показал в окно родительской спальни тыкву со свечами внутри и пару раз рыкнул.
Мамаша, жена создателя концепции, истошно завопила и бросилась на улицу, чтобы надрать задницу негоднику. А папашка скоропостижно скончался от разрыва сердца.
Я, однако, оказался не совсем хорошим учеником, потому что, сидя в сквере на лавке в ожидании Дона, едва не вскрикнул от неожиданности, когда мне в затылок уперлось что-то твердое и кто-то тихо сказал:
— Шшшш… не делай резких движений. Пистолет с глушителем, так что будет только «пук», и все. Вставай и спокойно топай к выходу. Не оборачивайся. Если ты меня увидишь, я должен буду тебя убрать. Ну, давай — раз, два…
Когда меня здорово напугают, я почему-то начинаю очень быстро соображать. Возможно, это качество выработалось благодаря моей прежней деятельности: как-никак я прослужил шесть лет в спецназе, и при этом мне удалось скрыть от всех, что я безнадежный трус. А пугали там так часто, что, поверьте на слово, иногда это просто надоедало — сидеть и часами трястись.
Мы двигались по аллее к выходу из сквера. Точнее, не к выходу — его как такового просто не было. Просто аллея упиралась в ограду из декоративного кустарника высотой метр с чем-то. Проход через этот кустарник вел прямиком на проезжую часть безлюдной улочки.
Мы уже приближались к этому проходу. Через десяток шагов я смог разглядеть черную крышу какой-то нерусской машины, видневшуюся из-за кустарника.
Так. Убивать меня не собираются — по крайней мере сейчас. Иначе зачем машина и приказ не поворачиваться и не смотреть? Могли бы с успехом шлепнуть прямо на скамейке — пистолет с глушителем, и выстрел из него прозвучал бы не громче, чем хлопок пробки от шампанского. Хотя сомневаюсь, чтобы в этом сквере кто-то пил шампанское.
Как он, однако, собирается скрывать свое лицо от меня при движении в автомобиле? Там наверняка есть зеркало. Кроме того, я буду садиться в салон. На меня, по всей видимости, захотят нацепить наручники, а при этом они должны будут крутить меня из стороны в сторону. Потом я буду выходить из машины… Хм, а вот это не обязательно. Меня могут выкинуть на ходу, предварительно проломив голову чем-нибудь тяжелым или еще как-нибудь лишив жизни — придушив леской или платком…
Привычка прорабатывать ситуацию во всевозможных вариантах сказывалась и сейчас. Я прокручивал эти варианты один за другим, предполагая самую плачевную концовку.
За рулем машины сидел какой-то необъятный тип. Такого мощного торса и толстенных рук я, пожалуй, еще не встречал. Рядом с ним находился какой-то тощий субъект. Их как будто специально посадили рядом для того, чтобы кто-то со стороны поприкалывался.
Субъект почему-то даже не посмотрел в нашу сторону. На заднем сиденье оказались еще двое — судя по просевшим колесам машины (которая вблизи оказалась «Фордом-мустангом») и широченным плечам, эти ребята раньше, несомненно что-то таскали, толкали и метали.
