— Кошмар, не так ли? — Женщина, которая стояла бок о бок с Карен, покачала головой.
Карен не смогла ответить. Страх лишил ее дара речи.
Стэмфордский поезд проходил через Гринвич. Она не отрывала глаз от настенных часов — 8.54. Грудь сжало так, что она не могла протолкнуть в легкие воздух.
Женщина смотрела на нее.
— Дорогая, что с вами?
— Не знаю… — От ужаса у Карен округлились глаза. — Я думаю, мой муж мог поехать в город на этом поезде.
8.45
Тай Хоук ехал на работу.
Сбросив скорость до пяти миль в час, он направил свой двадцатичетырехфутовый рыболовный скиф «Меррили» в гавань Гринвича.
Моторкой Хоук пользовался изредка, исключительно в хорошую погоду. Вот и в это утро, под синим небом, обдуваемый апрельским ветерком, он оглядел гавань и про себя торжественно объявил: «Лето считать официально открытым!» Двадцатиминутная прогулка по проливу Лонг-Айленд (Тай жил рядом с Коув-Айлендом в Стэмфорде) едва ли занимала больше времени, чем раздражающе медленное движение в утренней пробке на автостраде А-95. И бьющий в лицо ветер будил его куда лучше, чем любой сорт кофе в «Старбаксе». Тай включил портативный проигрыватель. «Флитвуд Мэк».[6] Давние любимцы.
Как колокол в ночи поет Рианнон.[7]
Ты любишь ее за этот звон.
Именно из-за таких прогулок на воде он перебрался сюда четырьмя годами раньше. После того несчастья, после того, как его семейная жизнь приказала долго жить. Некоторые говорили, что он сбежал. Забился в дыру. Может, так оно и было, хотя бы отчасти. И что, черт побери, с того?
В полиции Гринвича он возглавлял группу расследования насильственных преступлений. Люди ему доверяли. Это называлось забиться в дыру?! Иногда он выходил на скифе в пролив за час до работы, на заре, и ловил полосатого окуня. Это называлось сбежать?
Он здесь вырос. В городке среднего класса Байрэм, неподалеку от Порт-Честера на границе штата Нью-Йорк, в нескольких милях от обширных поместий, в которые ему иной раз приходилось заезжать через массивные ворота, следуя за каким-то богатым юнцом, сидящим за рулем «хаммера» стоимостью в шестьсот тысяч долларов.
Теперь там все изменилось. Семьи, среди которых он вырос, продавали свои участки миллиардерам. Те уничтожали старые дома и строили за железными воротами огромные за́мки с бассейнами, более похожими на озера, и кинотеатрами. Все денежные тузы теперь стремились в эти края. Появились даже русские (и кто знает, откуда они взяли такие деньги?) — покупали обширные участки земли в Коньерс-Фарм, строили вертолетные площадки.
Миллиардеры портили жизнь миллионерам. Хоук покачал головой.
Двадцатью годами раньше он играл в футбол за среднюю школу Гринвича. Потом продолжил играть, учась в Университете Колби. Не самом престижном, но диплом позволил ему стать участником программы подготовки детективов Управления полиции Нью-Йорка, чем очень гордился его отец, всю жизнь проработавший в отделе водоснабжения Гринвича. Потом ему удалось расследовать пару громких дел, и он продвинулся по службе. А когда угнанные арабскими террористами самолеты врезались в башни Всемирного торгового центра, он уже работал в департаменте информации управления.
И вот теперь вернулся.
Когда его скиф входил в гавань, оставляя по левую руку ухоженные лужайки Бель-Хэвена, две лодки поменьше прошли мимо встречным курсом. Их хозяева оказались на воде по той же причине, что и он: ехали на работу на Лонг-Айленд, расположенный по другую сторону пролива. Полчаса — и все дела, никаких пробок.
Хоук помахал рукой.
Ему тут нравилось, хотя память о прошлом давала о себе знать.
Он тяготился разводом с Бет. Конечно, с женщинами он встречался: с симпатичной секретаршей из «Дженерал реиншуренс», с маркетологом из «Алтрии», даже с двумя коллегами по службе. Но пока не нашел никого, с кем хотел бы разделить жизнь. Как делил ее с Бет.
Иногда он виделся с давними приятелями из города. Кто-то заработал приличные деньги на продаже недвижимости, кто-то стал водопроводчиком или брокером, один создал ландшафтную компанию. Все, кто знал Тая со школы, называли его «Лег» — сокращенно от легенды. И действительно, старожилы с придыханием рассказывали о том, как он обеспечил победу над «Западным Стэмфордом», благодаря которой команда гринвичской школы стала чемпионом округа Фэрфилд. Эта игра до сих пор считалась лучшей из увиденных в Гринвиче со времен Стива Янга,[8] и Тая всегда и везде угощали пивом.
Но прежде всего здесь он чувствовал себя свободным. Прошлое не преследовало его. Каждый день он пытался сделать что-то хорошее, как-то помочь людям. Относился к ним по справедливости. И у него была Джессика, которой уже исполнилось десять, пусть и виделись они только по уик-эндам. Они ловили рыбу, играли в соккер, устраивали пикники на природе. А в воскресенье, во второй половине дня, он отвозил ее на своем восьмилетнем «форде-бронко» в Бруклин, где она теперь жила. Зимой, по пятницам, Тай играл в местной хоккейной команде «Для тех, кому за сорок».
И все-таки мысли о прошлом не выходили из головы. Снова и снова он возвращался в одну и ту же точку пространства и времени — аккурат перед тем, как рухнул его мир. В мгновение перед тем несчастьем. Перед тем, как оборвалась его семейная жизнь. Перед тем, как он сдался.
«Так для чего возвращаться сюда, Тай?»
Но как бы он ни старался, полностью вернуться ему так и не удалось. Жизнь такого не позволяет.
Хоук направил скиф к пристани яхт-клуба «Индейская гавань», управляющий которого, Хэнк Гордон, давний приятель, всегда разрешал ему швартоваться на день. Он включил радио.
— Подхожу, Гордон…
Но управляющий уже ждал его на пристани.
— Что ты тут делаешь, Тай?
— Радуюсь хорошей погоде, дружище.
Он развернул скиф и начал швартоваться задним ходом. Гордон бросил ему канат, который Тай закрепил, и выключил двигатель. «Меррили» медленно сближался с пристанью. Тай перешел на корму и, едва скиф коснулся буя, прыгнул на пристань.
— Плыл как в сказке.
— Сказка закончилась. Не теряй времени, Тай. Тебе наверняка надо быть на работе.
По лицу управляющего Хоук понял: произошло что-то серьезное. Взглянул на часы: 8.52. Обычно они с Гордоном болтали несколько минут о «Рейнджерах» или последних происшествиях в городе.
И вот тут подал голос мобильник Хоука. Звонили с работы. На дисплее высветились три цифры: 237.
Два три семь — код чрезвычайной ситуации.
— Ты не включал радиоприемник, не так ли? — спросил Гордон, закрепляя канат.
Хоук покачал головой.
— Тогда ты не знаешь, что тут случилось, лейтенант?
Поначалу Карен не запаниковала. Она не относилась к тем, кто сразу теряет голову. Снова и снова приказывала себе: сохраняй спокойствие. Чарли мог быть где угодно. Где угодно!..
«Ты даже не знаешь, поехал ли он на этом поезде».
В не таком уж далеком прошлом, когда Саманте было четыре или пять лет, они подумали, что потеряли ее в универмаге «Блумис». Начались лихорадочные поиски, они позвали менеджера, уже начали осознавать: случилось что-то ужасное и это не ложная тревога, когда увидели их Сэмми. Она сидела с любимой книжкой на груде восточных ковров и махала им ручкой.
И сегодня, возможно, тот самый случай, убеждала себя Карен.
«Сохраняй спокойствие. Черт побери, просто сохраняй спокойствие!»
Она вернулась в зал для занятий йогой, нашла сумочку. Порылась в поисках мобильника. С гулко бьющимся сердцем нажала на кнопку быстрого набора номера Чарли.
«Давай, давай…»
Дожидаясь, пока пройдет соединение, Карен пыталась вспомнить, чем собирался заняться ее муж этим утром. Из дома он ушел около семи. Она как раз заканчивала сушить волосы. Десять минут до города, десять минут в автосервисе: оставить автомобиль, обсудить, что нужно сделать. Сколько получается?.. 7.20? Еще десять минут до станции. В информационном выпуске сообщили, что взрыв произошел в 8.41. Он мог успеть на предыдущий поезд. Или мог взять подменную машину и поехать в город на ней. На мгновение Карен позволила себе ощутить надежду на лучшее. Все могло быть… Чарли находил выходы из любого положения.
Пошли гудки. Карен видела, как трясутся ее руки.
«Давай, давай, отвечай…»
Но услышала записанный голос: «Это Чарли Фрайдман…»
— Чарли, это я, — затараторила Карен. — Я места себе не нахожу. Я знаю, что ты поехал в город на поезде. Ты должен позвонить мне, как только получишь это сообщение. Немедленно. И мне без разницы, чем ты так занят, Чарли. Просто позвони, дорогой!
Она разорвала связь, чувствуя себя совершенно беспомощной.
