Внешность у него была такой же ирландской, как имя: рыжие волосы с красноватым отливом, ярко-голубые глаза. Никто и не подумал бы, что они с Кармайном двоюродные братья, сыновья сестер итальянского происхождения. Одна вышла замуж за Дельмонико, другая — за О'Доннелла. Десятью годами старше Кармайна, счастливый отец шестерых детей, Патрик ничему и никому не позволял разрушить его крепкую дружбу с двоюродным братом.
— Мне известно немногое, — начал Кармайн и посвятил Патрика в подробности дела. — Так почему именно здесь? — задал он вопрос брату.
— Потому что, если бы Джимми не воскрес, эти коричневые пакеты безо всяких пометок благополучно свалили бы в какой-нибудь бак и увезли в крематорий при виварии, — морщась, растолковал Патрик. — Идеальный способ избавиться от трупа. Пых — и нет ничего, кроме дымка.
Вернувшийся Эйб услышал последние слова и побледнел.
— Ужас! — ахнул он.
Сделав фотографии, Патрик переложил пакет на каталку, в расстегнутый мешок для трупа. Потом осмотрел содержимое, стараясь не ворошить его.
— Лобковых волос нет, — сказал Кармайн. — Патси, если я тебе дорог, скажи, что это не ребенок.
— Волосы были, но их не сбрили, а выщипали, так что половой зрелости она уже достигла. Похоже, нашего убийцу тянуло на детей, но не хватило духу дать волю своим гнусным желаниям. — Патрик взял второй пакет, пострадавший меньше, и поставил его рядом с первым. — Я в морг, тебе же понадобится отчет, и, конечно, как можно скорее. — Его помощник Пол уже приготовился почистить камеру холодильника, а затем снять отпечатки пальцев. — Кстати, Кармайн, одолжи мне Эйба и Кори, а Сесил пусть возвращается к работе. У них, должно быть, и без макак подопытного зверья хватает — вон сколько чистых клеток приготовлено на смену.
— Изучите все вдоль и поперек, ребята, — напутствовал Кармайн брата и помощников, увозящих каталку с жутким грузом.
Дездемона Дюпре — странное имя! — ждала в вестибюле, шурша толстой пачкой бумаг, которую она добавила к папке с зажимом.
— Миссис Дюпре, это доктор Патрик О'Доннелл, — представил брата Кармайн.
Она изменилась в лице.
— Не миссис, а мисс, — отрезала Дюпре. — Так вы идете со мной наверх, лейтенант, или я могу быть свободна? У меня много дел.
— Потом разыщу тебя, Патси, — бросил Кармайн, входя за мисс Дюпре в лифт. — Так вы из… хм… Англии? — спросил он, пока они поднимались.
— Верно.
— Давно в Хаге?
— Пять лет.
Лифт остановился на четвертом, верхнем этаже, хотя на последней кнопке значилось «Крыша». Здесь с внутренней отделкой и планировкой здания можно было познакомиться подробнее. Верхний этаж мало чем отличался от первого: стены, выкрашенные типичной для учреждений краской цвета сливок, отделка под темный дуб, лампы дневного света с пластмассовыми плафонами. Этот коридор, точная копия увиденного на первом этаже, заканчивался дверью и под прямым углом сходился с еще одним коридором.
Мисс Дюпре постучала и, получив разрешение войти, пропустила Кармайна в личные владения профессора Смита, оставшись снаружи.
Кармайн увидел одного из самых привлекательных мужчин, каких он когда-либо встречал. Роберт Мордент Смит, глава фонда Уильяма Парсона, профессор Центра неврологических исследований имени Хьюлингса Джексона, был худощав, среднего роста — не менее метра восьмидесяти, с прекрасной осанкой. Но главным было лицо: прекрасно вылепленное, с черными бровями и ресницами, ярко-синими глазами и высоким лбом под шапкой волнистых волос с проседью. В сочетании с гладкой, без складок и морщинок, кожей эта седина лишь оттеняла совершенство. Улыбка обнажала ровные белые зубы, но прекрасные глаза сегодня не затрагивала. И неудивительно.
— Кофе? — спросил он, указывая Кармайну на массивное дорогое кресло напротив столь же массивного и дорогого письменного стола.
— Да, спасибо. Без сливок и сахара.
Пока профессор заказывал по селектору два черных кофе, его гость осмотрел кабинет — просторное помещение размерами шесть на семь с половиной метров, две стены которого занимали огромные окна. Кабинет располагался в северо-восточном углу здания, и отсюда открывался вид на Яму, общежитие на Шейн-драйвер и автостоянку. Отделка кабинета была дорогой, мебель — из ореха, с плотной ситцевой обивкой, на полу ковер — обюссонский. Впечатляющая коллекция похвальных листов, грамот и дипломов занимала зеленую полосатую стену. Над столом профессора висела картина — похоже, превосходная копия пейзажа Ватто.
— Это не копия, — сообщил профессор, заметив, куда смотрит Кармайн. — Мне предоставили ее на время из коллекции Уильяма Парсона — самого большого и богатого собрания европейской живописи в Америке.
— Ого, — откликнулся Кармайн, вспомнив о дешевой репродукции Ван Гога над своим столом.
Женщина лет тридцати пяти внесла серебряный поднос с термосом, двумя изящными чашечками и блюдцами, двумя хрустальными бокалами и хрустальным графином с ледяной водой. В Хаге умели принимать гостей!
«Элегантная штучка», — думал Кармайн, разглядывая вошедшую: черные волосы высоко подняты и уложены в пышный пучок, лицо широкое, гладкое, довольно плоское, ореховые глаза и прекрасная фигура; тесно облегающий костюм; туфли от «Феррагамо» на плоской подошве. То, что Кармайн знал толк в подобных вещах, объяснялось профессией, в которой было не обойтись без глубокого и всестороннего знания жизни и людской психологии. Таких женщин его мать звала мужеедками, но профессор, по-видимому, не возбуждал у вошедшей ни капли аппетита.
— Мисс Тамара Вилич, мой секретарь, — представил проф.
Ни малейшего интереса к Кармайну Дельмонико! Мисс Вилич улыбнулась, кивнула и незамедлительно удалилась.
— Две уже не юные, но незамужние особы в штате, — заметил Кармайн.
— Да, это редкая находка, — кивнул профессор, явно не спеша перейти к основной цели визита. — У замужних женщин семейные обязанности отнимают время, которое следовало бы уделять работе. А одинокие всецело посвящают себя ей и не возражают, если приходится работать допоздна.
— И энергии для работы у них побольше, это сразу видно, — согласился Кармайн. Он отпил кофе, который оказался мерзким. Ничего другого Кармайн и не ожидал. Он заметил, что профессор выпил воды из запотевшего графина, хотя гостю налил кофе.
— Профессор, вы спускались в виварий? Видели, что там нашли?
Ученый побледнел и решительно покачал головой:
— Нет-нет, разумеется, нет! Сесил позвонил мне, сообщил о находке, и я сразу созвонился с комиссаром Сильвестри. А Сесила попросил никого не впускать в виварий до приезда полиции.
— А вы уже нашли Отиса… как его фамилия?
— Грин, Отис Грин. По-видимому, у него был сердечный приступ. Сейчас он в больнице. Но его кардиолог говорит, что все обошлось, так что через два-три дня Отиса выпишут.
Кармайн отставил кофейную чашку и откинулся на спинку кресла, сложив руки на коленях.
— Профессор, расскажите мне о холодильнике для трупов.
Смит, похоже, слегка растерялся, и было видно, что он пытается взять себя в руки. Кармайн предположил, что тип смелости, которым наделен профессор, годится для убийств. Ему бы командовать комитетами, распределяющими гранты, и застенчивыми учеными. Скольких таких смельчаков он видел в Чаббе!
— Такой холодильник есть в каждом исследовательском учреждении. Если оно невелико, то сотрудники пользуются холодильником, общим для нескольких лабораторий. Мы ученые, и поскольку этика запрещает нам проводить эксперименты на людях, мы выбираем животных. Выбор обусловлен характером исследований: кожа — морские свинки, легкие — кролики, и так далее. Поскольку мы изучаем эпилепсию и умственную отсталость, а следовательно, мозг, то наши подопытные животные — крысы, кошки и приматы. Здесь, в Хаге, макаки. По завершении эксперимента животных умерщвляют — спешу добавить, максимально гуманным образом. Трупы складывают в специальные пакеты и отправляют в холодильник, где они находятся до семи часов утра. Примерно в семь Отис перекладывает содержимое холодильника в бак и везет его по подземному переходу — туннелю, ведущему к корпусу Паркинсона, где находится главный виварий медицинской школы. Крематорий, где сжигают все трупы животных, принадлежит виварию Паркинсона, но его услугами пользуется и больница — отправляет туда ампутированные конечности и тому подобное.
«Его манера говорить настолько официальна, — подумал Кармайн, — как будто он диктует важное письмо».
— Сесил сообщил вам, как были обнаружены человеческие останки? — спросил он.
— Да. — Лицо профессора заострилось.
— Кто имеет доступ к холодильнику?
— Из сотрудников Хага — все, а посторонние вряд ли могут воспользоваться им. Посетителей у нас не много, вход обычно закрыт.
