Напрасно он побелил стены. Видно каждое пятнышко. А серый — неудачный цвет для мебели, слишком холодный. Гвендолин прошла в спальню, удивляясь, зачем Микс заправил кровать, если ее все равно придется вечером расстилать. Все было до крайности опрятным. Вполне вероятно, он страдает заболеванием, о котором она читала в газете, — неврозом навязчивых состояний.
Кухня оказалась не лучше. Такие кухни показывают на выставке «Идеальный дом», куда ее однажды вытащила Олив. Для всего свое место, ни единой пылинки, ни одного стакана или пакета на столе, раковина пуста.
Она открыла холодильник. Еды мало, но на двери стоят две бутылки вина, а на средней полке — стакан с жидкостью, похожей на подкрашенную воду. Гвендолин понюхала. Это не вода, отнюдь. Значит, он пьет? Впрочем, ничего странного.
Возвращаясь в гостиную, она остановилась у книжных полок. Книги, неважно какие, всегда привлекали ее внимание. Правда, эти были совсем не в ее вкусе — все они, кроме одной, под названием «Секс для мужчин XXI века», были о Кристи. Гвендолин не вспоминала об этом человеке почти сорок лет, а теперь это имя преследовало ее.
Что до Селлини, возможно, это его очередная одержимость.
— Чем лучше я узнаю людей, — произнесла Гвендолин, цитируя отца, — тем сильнее я люблю книги.
Она спустилась на кухню, где взяла сэндвич с сыром и пикулями, купленный в магазине, и стакан апельсинового сока, вернулась на кушетку с драконом и снова углубилась в «Миддлмарч».
В целом это была странная часть города, к которой Микс еще не успел привыкнуть: на севере — Вествей, неподалеку — Вормвуд-Скрабе и тюрьма, путаница извилистых улочек, особняки, административные здания, уродливые викторианские дома, построенные в ряд, готические строения, больше похожие на церкви, чем на жилые дома, коттеджи, ловко стилизованные под старину, словно им по меньшей мере две сотни лет, мелкие лавки, гаражи, католические церкви, женские монастыри кармелиток. Этот район населяли те, чьи семьи жили здесь всегда, и те, чьи предки приехали из Фритауна или Гоа, или Вильнюса, Бейрута или Алеппо.
Гилберт-Бамберсы тоже жили на Вест-Илевен, но в его фешенебельной части. Их дом стоял на Лэнсдаун-Уок. Не такой большой, как дом мисс Чосер, но более импозантный — впереди высились коринфские колонны, на балконах были расставлены цветочные горшки. Миксу понадобилось пять минут, чтобы доехать до места, и еще пять, чтобы припарковаться у счетчика — после шести тридцати вечера стоянка была бесплатной. Открыв дверь, Колетт одарила его чувственным взглядом, совсем необязательным, поскольку оба знали, зачем она вызвала его и зачем он пришел. Микс, зайдя в дом с чемоданчиком инструментов, сделал вид, будто пришел по делу, и сказал, что, насколько он помнит, это на втором этаже.
— Конечно, ты правильно помнишь, — хихикнула Колетт.
Снова лестница, но ступеньки были шире и меньше, да и подниматься всего на один пролет.
— Как поживает мисс Нэш?
Он знал, что ей не понравится вопрос, и оказался прав.
— Думаю, нормально, — проговорила Колетт, — но я не видела ее уже несколько недель.
С Нериссой Нэш он познакомился у Гилберт-Бамберсов. Точнее говоря, столкнулся с нею. До встречи с Нериссой Микс считал Колетт красивой. Ему нравилось ее стройное тело, длинные светлые волосы и полные губы, даже несмотря на то, что она рассказала ему о коллагеновых имплантатах. Эти женщины отличаются, думал он, как голливудская звезда и красивая секретарша.
Колетт проводила его в спальню. Ее тренировочный зал на самом деле был комнатой для переодевания, вход в которую располагался рядом с ванной. Эту комнату построили специально для хозяина дома.
— Хозяин стучался к жене, когда хотел трахаться, — объяснила Колетт. — В те времена все были какими-то чудными. Забавно, правда?
Сейчас в комнате была беговая дорожка, степпер, велотренажер и тренажер «гребля». Кроме того, стойка с гантелями, свернутый мат для занятий йогой, надувной бирюзовый мяч и девственно чистый холодильник, который не знал никаких «Ударов каблуком», где хранили только минералку.
Микс сразу понял, почему не работает беговая дорожка. Колетт не дура и наверняка сама знала причину.
В тренажере было защитное устройство — в скважину вставлялся ключ на веревке, которая крепилась к одежде занимающегося на случай, если он упадет. Если человек падал, ключ выскакивал, и дорожка останавливалась. Микс поднял с пола ключ.
— Надо вставить его.
— На что вы намекаете? — игриво спросила Колетт.
— Она не заработает, пока ты не вставишь ключ, — ответил он ровным тоном, давая понять, что не оценил ее остроумие. Но жаловаться не на что — он получит свои пятьдесят фунтов только за то, что пришел по вызову.
Микс вставил ключ, запустил тренажер и, чтобы потянуть время — почему все должно быть только так, как она хочет? — смазал маслом педали. Колетт сама выключила тренажер и провела Микса обратно в спальню. Иногда он задумывался, что случится, если достопочтенный Хьюго Гилберт-Бамберс неожиданно вернется домой. Но всегда можно быстро одеться и проскользнуть к тренажерам с масленкой или отверткой.
Микс намеревался прославиться. Ему казалось, что жизнь знаменитости — это единственное, о чем можно мечтать в наши дни. Чтобы останавливали на улице и просили автограф, чтобы путешествовать инкогнито, видеть свои фотографии в газетах, чтобы за тобой охотились журналисты, чтобы фанаты интересовались твоей сексуальной жизнью, чтобы о тебе писали в желтой прессе. Носить темные очки, чтобы тебя не узнали, ездить в лимузине с тонированными стеклами. Иметь собственного рекламного агента и даже, возможно, заполучить в представители самого Макса Клиффорда.
Хорошо бы завоевать славу, совершив что-либо достойное, чтобы люди восхищались, как он восхищается Нериссой. Но когда ты — знаменитый преступник, это не менее завидная участь. Интересно, каково быть человеком, которого полиция выводит из здания суда в накинутом на голову плаще, чтобы толпа не разорвала его на куски? Преступление делает тебя известным навсегда. Вспомнить хотя бы убийцу Джона Леннона, или Джона Кеннеди, или Принципа, убившего австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда и положившего начало Первой мировой войне. Впрочем, быть спутником Нериссы Нэш приятнее и намного безопаснее. Рядом с нею он прославится, и его будут приглашать на ток-шоу и на вечеринки вместе с Бэкхемами и Мадонной.
Колетт сама была моделью, только низшей лиги, но, выйдя за биржевого маклера, бросила свою карьеру. Однако с Нериссой они остались подругами. В тот раз Микс находился в тренажерной, или гардеробной (что одно и то же), и менял привод на беговой дорожке — вполне невинное занятие. О других занятиях речи не шло — в доме была кухарка, готовящая еду для Нериссы и Колетт.
Женщины вошли в спальню, чтобы полюбоваться обновками, приобретенными за астрономические суммы в бутике на Нотгинг-Хилл. До Микса донеслись шепот и хихиканье. Ему показалось, что Нерисса предостерегла Колетт, чтобы та не раздевалась, поскольку в соседней комнате мужчина.
Микс был уже неплохо знаком с причудами и вкусами Колетт и понимал, что ей наплевать, даже будь в соседней комнате пятьдесят мужчин и все глазели бы на нее через стеклянную дверь. Ей бы это понравилось. А ему понравилась скромность Нериссы. В наши дни такое попадается нечасто. До сих пор он видел ее только на фотографиях и рекламных щитах. Но ее голос был таким приятным, а смех таким серебристым, что он просто обязан был увидеть ее. И Микс сделал то, что и всегда, когда хотел поговорить с хозяйкой дома, — откашлялся и громко позвал:
— Вы здесь, миссис Гилберт-Бамберс?
В ответ он услышал хихиканье Колетт и, не теряя времени, вошел в спальню. Колетт была в алом бюстгальтере и стрингах, но перед Миксом она представала и в более откровенном виде. Но сейчас он остался равнодушен к ней — его вниманием завладела подруга Колетт. Это была самая красивая женщин из всех, что он когда-либо видел. Микс сразу понял, что у прекрасной женщины обязательно должны быть длинные черные волосы, большие золотистые глаза, кожа цвета капуччино и грация. К тому же вместо ожидаемой надменности он увидел тепло в ее глазах, а когда Нерисса улыбнулась и поздоровалась, Микс пропал.
После этого он собрал все ее фотографии, которые только мог найти. Он даже отыскал ее портрет на открытке в сувенирном магазине. Перед премьерой фильма он иногда по нескольку часов ждал у кинотеатра, чтобы увидеть, как она выходит из машины. И однажды он получил свою награду, заняв выгодную позицию в первом ряду фанатов. Выбравшись из машины, Нерисса накинула белое боа на прозрачную желтую блузку, увидела его — узнала? — и подарила ослепительную улыбку.
Он фантазировал, как они сидят в клубе за столиком, глядя друг другу в глаза. К ним подскакивает человек с фотоаппаратом, потом еще один. Нерисса улыбается фотографам, потом ему. Она шепчет: «Поцелуй меня», и он целует. Это лучшее свидание из всех, что у него были. А вспышки фотокамер и восторженные журналисты — просто неописуемо. На следующий день их поцелуй — во всех газетах. Он представил себе заголовки: «Нерисса и ее новый мужчина», «Нерисса дарит свой поцелуй р любовь», «Майкл Селлини — известный криминолог».
