Ножом Билл отрезал маленький кусочек от парафинового куба, опустил в миску, зажег спичку и положил ее на отрезанный кусок парафина. Оба мальчика наблюдали за желтым пламенем, а затихающий ветер время от времени хлестал окно дождем.
– Корабль нужно сделать водонепроницаемым, иначе он намокнет и утонет. – В обществе Джорджа Билл заикался меньше, а порой заикание вообще исчезало. В школе, однако, оно становилось таким сильным, что говорить он просто не мог. Общение прекращалось, и одноклассники Билла отводили глаза, когда тот, ухватившись за край парты, с покрасневшим лицом, цветом уже не отличавшимся от ярко-рыжих волос, сощурившись, пытался вытолкнуть какое-нибудь слово из упрямящегося горла.
Иногда – чаще всего – слово выталкивалось. Но случалось – застревало намертво. В три года его сбила машина, отбросив на стену дома. Семь часов он пролежал без сознания. Мама всегда говорила, что заикание – следствие того происшествия. Но Джордж иногда чувствовал, что у его отца (и самого Билла) такой уверенности нет.
Кусок парафина в миске почти полностью растаял.
Пламя сходило на нет, стало синим, продвигаясь по картонной спичке, погасло. Билл сунул палец в расплавившийся парафин, зашипев, отдернул. Виновато улыбнулся Джорджу:
– Горячо.
Через несколько секунд сунул вновь, принялся намазывать парафин на бумажный борт, где тот быстро засыхал, образуя пленку молочного цвета.
– А можно мне? – спросил Джордж.
– Давай. Только не капни на одеяло, а не то мама тебя убьет.
Джордж сунул палец в парафин, уже очень теплый, но не горячий, и принялся размазывать его по другой стороне кораблика.
– Толстым слоем не клади, жопная дырка! – одернул его Билл. – Хочешь, чтобы он утонул в первом же плавании?
– Извини.
– Все нормально. Лучше размазывай.
Джордж закончил со своим бортом, потом поднял кораблик. Он стал тяжелее, но не намного.
– Круто. Я собираюсь выйти и отправить его в плавание.
– Давай, – ответил Билл. Теперь он выглядел усталым… усталым – и по-прежнему нездоровым.
– Мне бы хотелось, чтобы и ты мог пойти, – ответил Джордж. Ему действительно хотелось. Билл иной раз любил покомандовать, но у него всегда возникали такие интересные идеи, и он редко обижал брата. – Это же твой корабль.
– Мне тоже хотелось бы пойти. – Билл помрачнел.
– Что ж… – Джордж переминался с ноги на ногу, держа кораблик обеими руками.
– Ты лучше надень дождевик, – предупредил Билл, – не то заболеешь г-гриппом, как я. Наверное, все равно заболеешь, от моих ба-ацилл.
– Спасибо, Билл. Классный кораблик. – И тут Джордж сделал то, чего не делал давно, то что Билл запомнил навсегда: наклонился и поцеловал брата в щеку.
– Теперь ты точно заболеешь, жо-опная дырка. – Но Билл как-то повеселел. Улыбнулся Джорджу. – И убери все на место, хорошо? Или у мамы случится и-истерика.
– Конечно. – Он собрал все подручные средства, которыми они обеспечили водонепроницаемость бортов кораблика, и пересек комнату: кораблик лежал на жестянке с парафином, стоявшей чуть под углом в миске.
– Дж-Дж-Джорджи?
Джордж обернулся, посмотрел на брата.
– Бу-удь осторожен.
– Конечно. – Брови мальчика чуть приподнялись. Такое обычно говорит мать – не старший брат. Странно, как и то, что он поцеловал Билла. – Конечно, буду.
Он вышел. Больше Билл никогда его не видел.
3
И теперь Джордж бежал, догоняя уплывающий вниз кораблик, по левой стороне Уитчем-стрит. Бежал быстро, но вода бежала еще быстрее, и расстояние между ним и корабликом увеличивалось. Он услышал нарастающий рокот и увидел, что в пятидесяти ярдах ниже по холму дождевая вода, текущая по ливневой канаве, уходит в водосток – продолговатый, полукруглый вырез в бордюрном камне. На глазах у Джорджа лишенную листьев ветвь, с черной и блестящей, как кожа тюленя, корой, занесло в пасть водостока. Ветвь на мгновение зависла, а потом ее утащило вниз. Туда и направлялся его кораблик.
– Ох, говно и «Шинола» [9]! – в ужасе воскликнул он.
Прибавил скорости и уже подумал, что сейчас выхватит кораблик из воды. Но тут нога Джорджа поскользнулась, и он упал, ободрав коленку и вскрикнув от боли. И уже с мостовой, под другим углом, наблюдал, как его кораблик сделал два круга, попав в очередной водоворот, а потом исчез.
– Говно и «Шинола»! – вновь выкрикнул он, стукнув кулаком по гудрону. Заболела и рука, и Джордж заплакал. Так глупо потерять кораблик!
Он поднялся, подошел к водостоку. Опустился на колени, заглянул вниз. Вода гудела, падая в темноту. От этого гудения по коже побежали мурашки. Оно напомнило ему о…
– Ах! – Вскрик вырвался из него, словно выбитый пружиной, и он отпрянул.
Там были желтые глаза – те самые глаза, которые он всегда представлял себе, но никогда не видел в подвале. Это животное, пришла бессвязная мысль, животное, только и всего, какое-то животное, может, домашний кот, которого утянуло туда водой.
И однако он уже изготовился дать деру… побежал бы через секунду-другую, когда его умственный распределительный щит справился бы с шоком, вызванным этими сверкающими желтыми глазами. Он чувствовал грубую поверхность гудрона под пальцами, над ним – холодный слой воды, огибающей их, и тут раздался голос, вполне нормальный, даже приятный голос, обратившийся к нему из водостока.
– Привет, Джорджи.
Джордж моргнул и вновь посмотрел вниз. И не смог поверить тому, что увидел. Это тянуло на выдуманную историю или на фильм, в котором зверушки разговаривали и танцевали. Будь он на десять лет старше, он бы точно не поверил тому, что видел, но он не прожил шестнадцати лет. Только шесть.
В водостоке находился клоун. Освещение там оставляло желать лучшего, но света все-таки хватало, так что Джордж Денбро не сомневался в том, что видел. А видел он клоуна, как в цирке или по телику. И выглядел этот клоун чем-то средним между Бозо [10] и Кларабелем [11], который общался с другими (или это была женщина?.. с полом клоуна Джордж определиться не мог), дуя в свой ящик в субботней утренней передаче «Худи-Дуди». Только Буйвол Боб мог понять, что говорит Кларабель, и Джорджа это всегда смешило. Он видел, что лицо у клоуна в водостоке белое, пучки рыжих волос торчат с обеих сторон лысой головы, вокруг рта нарисована большая клоунская улыбка. Живи Джордж несколькими годами позже, он подумал бы сначала о Рональде Макдональде [12], а уж потом о Бозо или Кларабеле.
В одной руке клоун держал связку шариков всех цветов, словно какой-то огромный спелый фрукт.
В другой руке – кораблик Джорджа.
– Хочешь свой кораблик, Джорджи? – Клоун улыбнулся.
И Джордж улыбнулся. Ничего не смог с собой поделать. На такую улыбку нельзя не ответить.
– Конечно, хочу.
Клоун рассмеялся.
– «Конечно, хочу». Это хорошо! Это очень хорошо! А как насчет шарика?
– Ну… конечно. – Он потянулся вперед… а потом с неохотой отвел руку. – Я ничего не должен брать у незнакомых людей. Так говорил мой папа.
– У тебя мудрый папа, – ответил клоун из водостока, улыбаясь. И как, спросил себя Джордж, он мог подумать, что у клоуна желтые глаза? Они же ярко-синие, с искринкой, такие же, как у мамы и Билла. – Правда, очень мудрый. Поэтому я тебе представлюсь. Я, Джорджи, Боб Грей, так же известный, как Пеннивайз, Танцующий клоун. Пеннивайз, познакомься с Джорджем Денбро. Джордж Денбро, познакомься с Пеннивайзом. И теперь мы знаем друг друга. Я перестал быть незнакомцем для тебя, и ты перестал быть незнакомцем для меня. Заметано?
Джордж засмеялся:
– Думаю, да, – потянулся к кораблику… и вновь отвел руку. – Как ты оказался там, внизу?
– Ветер с дождем просто задули меня туда, – ответил Пеннивайз, Танцующий клоун. – Они задули туда весь цирк. Ты чувствуешь запах цирка, Джордж?
Джордж наклонился вперед. Внезапно в нос ударил запах арахисовых орешков! Горячих поджаренных арахисовых орешков. И уксуса! Белого, который через дырку в крышке льют на картофель фри! А еще запах сахарной ваты и жарящихся пончиков. Плюс слабый, но ядреный запах говна диких животных. Распознал он и запах опилок на арене. Но при этом…
При этом никуда не делись запах мутного потока, и гниющих листьев, и темных водосточных теней. Сырой, гнилостный запах. Подвальный запах.
Только остальные запахи были сильнее.
– Конечно, чувствую.
– Хочешь свой кораблик, Джорджи? – спросил Пеннивайз. – Я повторяю вопрос только потому, что он вроде бы не так уж тебе и нужен. – Он поднял кораблик выше, улыбаясь. Клоун был в мешковатом шелковом костюме с большими оранжевыми пуговицами, ярко-синем галстуке, больших белых перчатках, какие обычно носили Микки Маус и Дональд Дак.
– Да, хочу. – Джордж смотрел в водосток.
– И шарик? У меня есть красные, зеленые, желтые, синие…
– Они летают?
– Летают? – Глаза клоуна округлились. – Да, конечно, летают. Они летают! А еще есть сахарная вата.
