– Пожалуйста, перестань. Умоляю. Пожалуйста.
Губы его скривились, из носа побежало, его трясло, и он направил револьвер на собаку. Дуло находилось в считаных дюймах от морды дворняжки. Сэнди подалась вперед и обнюхала оружие. Оно пахло машинным маслом и порохом. Собака хорошо знала эти запахи, так как хозяева часто брали ее с собой поохотиться на птиц, и она приносила им добычу. В предвкушении игры Сэнди приветливо помахала хвостом.
– Нет, – выдавил Дэмиен. – Не заставляй меня делать это. Не надо. Пожалуйста.
Палец на спусковом крючке напрягся. Рука дрожала. Огромным усилием воли он отвел револьвер от собаки; вырвавшийся крик улетел в сторону моря и заходящего солнца. Скрипнув зубами, Дэмиен отстегнул поводок от ошейника.
– Уходи! Домой, Сэнди! Беги домой!
Собака поджала хвост, но тот еще едва заметно подрагивал. Она не хотела уходить. Что-то было не так, и Сэнди это чуяла. И тогда Дэмиен надвинулся на нее с явным намерением пнуть, решив не делать этого только в последний момент. Отбежав на приличное расстояние, собака остановилась, но хозяин снова кинулся к ней, и Сэнди побежала – и бежала, пока не услышала выстрел. Собака вскинула голову, повернулась и медленно потрусила назад – посмотреть, кого там подстрелил хозяин.
Так же по воле своей я сражался за них, ибо с ними
Ныне никто из людей на земле состязаться не мог бы[1].
Гомер «Илиада», книга 1Пришло лето, сезон пробуждения. Здесь, в северном штате, в отличие от южных, весна – всего лишь иллюзия, обещание, которое дается, но никогда не выполняется, пародия на новую жизнь, в которой нового только почерневший снег да медленно тающий лед. У побережий и болот, в Большом северном лесу и солончаках Скарборо природа научилась выжидать своего часа. Пусть зима продолжает править в феврале и марте, медленно отступая к сорок девятой параллели, отстаивая с боем каждый клочок земли. К апрелю ивы и тополя, орешник и вязы под птичьи трели уже дали почки. Они ждали этого с осени, их листочки еще спрятаны, но уже готовы развернуться, и вскоре болота покрылись пурпурно-коричневым ковром ольхи, бурундуки и бобры вышли из спячки. Небо расцвело вальдшнепами, гусями и граклами, разбросанными, как семена, по голубому полю. И вот наконец май принес лето, и все, что спало, проснулось. Всё и вся.
Солнце разлилось по подоконнику, грея мне спину, а в чашке был свежий кофе.
– Нехорошее дело, – сказал Кайл Куинн, аккуратный, плотно сбитый мужчина во всем белом, владелец закусочной «Дворец» в Бидфорде. Кроме того, он исполнял обязанности шеф-повара, и должен сказать, такого чистюли шефа я в жизни не видел. Мне доводилось есть в забегаловках, где, едва взглянув на повара, начинаешь подумывать, а не пропить ли курс антибиотиков, но Кайл всегда выглядел очень опрятным, а его кухня такой безупречно чистой, что в сравнении с «Дворцом» даже некоторые палаты интенсивной терапии выглядели грязноватыми, а иной хирург, взглянув на руки Кайла, отправился бы мыть свои.
«Дворец» был старейшей забегаловкой-вагончиком в Мэне, построенной по спецзаказу «Поллард компани» в Лоуэлле, Массачусетс; белая и красная краска на нем оставались свежими и яркими, а золоченая надпись на окне, подтверждавшая, что «приглашаются дамы», по-прежнему пламенела. Закусочная открылась в 1927 году и с тех пор сменила пять владельцев, последним из которых стал Кайл. Здесь подавали только завтрак и закрывались к полудню, но заведение было одним из тех маленьких сокровищ, благодаря которым повседневная жизнь становится чуть более сносной.
– Да, – согласился я. – Хуже и быть не может. – На стойке передо мной лежала «Портленд пресс геральд». Заголовок на первой странице пониже сгиба гласил: «НИКАКИХ ЗАЦЕПОК В ДЕЛЕ ОБ УБИЙСТВЕ ПАТРУЛЬНОГО».
Патрульного полицейского Фостера Жандро, о котором шла речь в газете, нашли застреленным в его собственном грузовике на самой окраине городка Сако за бывшим баром «Голубая луна». В тот день он был свободен от дежурства и одет в штатское. Что привлекло патрульного в «Голубую луну», никто не знал, тем более что смерть, как показало вскрытие, наступила между полуночью и двумя часами ночи, когда никаких дел у выгоревшей коробки не пользовавшегося популярностью бара ни у кого быть не могло. Тело обнаружила бригада дорожных рабочих, которые завернули на парковочную площадку у «Голубой луны» выпить кофе и покурить перед началом дневной смены. В него выстрелили с близкого расстояния дважды из оружия 22-го калибра – в сердце и голову. Налицо были все признаки того, что его казнили.
– Это место всегда притягивало неприятности как магнит, – изрек Кайл. – После того, как бар сгорел, надо было все сровнять с землей.
– Точно. А что поставить вместо?
– Могильный камень. Надгробную плиту с именем Салли Кливер.
Кайл отправился наливать кофе остальным посетителям, большинство из которых читали или негромко разговаривали, усевшись в ряд, словно персонажи на картине Нормана Рокуэлла. Во «Дворце» не было ни кабинок, ни столов – только пятнадцать табуретов. Я занял последний, самый дальний от двери. Часы показывали начало двенадцатого, и закусочная, строго говоря, была закрыта, но Кайл никого не торопил. Такое это было заведение.
Салли Кливер. Это имя упоминалось в отчете об убийстве Жандро, этом незначительном эпизоде местной истории, который большинство жителей предпочло бы забыть, но ставшем последним гвоздем в крышку гроба «Голубой луны». После ее смерти бар заколотили, а еще через пару месяцев сожгли. Владельца допросили на предмет поджога и махинации со страховкой, но только формально. Все в округе прекрасно знали, что красного петуха пустила семейка Кливеров, и за это их никто бы винить не стал.
Бар стоял закрытым уже лет десять, что не вызывало ни малейших сожалений даже у частенько наведывавшихся пьянчуг. Местные всегда называли его «Хандрой», поскольку пребывание в нем настроения и самочувствия никому не улучшало, даже если посетитель не ел и не пил ничего, что не открыто у него на глазах. Заведение было мрачным, напоминавшим кирпичную крепость, увенчанную вывеской с подсветкой из четырех ламп, из которых больше трех никогда не работало. Постоянный полумрак в баре скрывал пыль и грязь; все стулья были привинчены к полу, что помогало пьяным держаться на ногах. Меню было составлено прямо по рецептам кулинарной школы хронического ожирения, но большинство клиентов предпочитали обходиться бесплатными орешками к пиву, подсоленными до опасного для здоровья уровня, чтобы склонить посетителей к потреблению алкоголя. В конце вечера несъеденные, но захватанные жирными пальцами орешки ссыпались в большой мешок, который бармен Эрл Хэнли держал возле раковины. Помимо Эрла, бармена в заведении не было. Когда он болел или занимался делами более важными, чем маринование алкашей, «Голубая луна» не открывалась. Иногда, наблюдая подтягивающихся за ежедневной порцией завсегдатаев, было трудно сказать, огорчаются они, обнаружив дверь запертой, или испытывают чувство облегчения.
А потом умерла Салли Кливер, и вместе с ней закатилась «Голубая луна».
Никакой загадки в ее смерти не было. Двадцатитрехлетняя Салли жила с бездельником по имени Клифтон Андреас, для приятелей – просто Клиффи. Салли работала официанткой и, похоже, каждую неделю откладывала немного деньжат, надеясь, видимо, скопить достаточную сумму и найти для сожителя киллера или убедить Эрла Хэнли зарядить его пивные орешки убойной дозой крысиного яда. Я шапочно знал Клиффи Андреаса – как человека, которого лучше обходить стороной. Не было собачонки, встретив которую Клиффи не возжелал бы утопить, и не было жучка, которого он не захотел бы раздавить. Работу предпочитал сезонную, но поскольку никакой квалификацией не обладал, то нигде дольше месяца и не задерживался. За работу брался в самом крайнем случае, когда денег не оставалось совсем, заработок рассматривал как крайнее средство, если занять, украсть или отнять у более слабого и нуждающегося не представлялось возможным. Клиффи обладал тем особенным шармом плохого парня, который так притягивает женщин, демонстративно считающих добропорядочных мужчин слабаками, пусть даже втайне они и мечтают о самом обычном парне, который не барахтался бы в грязи на дне жизни и не тащил за собой другого.
С Салли Кливер я знаком не был. Судя по всему, она не отличалась высокой самооценкой и на многое не рассчитывала, но Клиффи умудрился понизить самооценку еще больше, не дотянув при этом и до нижней планки ожиданий женщины. В общем, однажды вечером Клиффи нашел скромную, горбом добытую заначку и решил устроить для себя и приятелей приятный вечер в «Голубой луне». Салли, придя домой и не обнаружив денег, отправилась искать Клиффи в его любимом пристанище и нашла в баре, где он правил бал, потратив ее скудный запас на единственную в заведении бутылку коньяка. В первый и последний раз Салли отважилась постоять за себя. Обложив сожителя проклятиями, она исцарапала ему физиономию и вцепилась в волосы, так что Эрл Хэнли в конце концов предложил Клиффи избавить заведение от его женщины и домашних проблем и не возвращаться, пока она не утихнет, а проблемы не будут решены.
