Когда повар завершил приготовления и простился с участниками застолья, Салорио уже разрезал хвостик миноги, которую ему подали приготовленной в собственном соку, или, иными словами, по-бордоски.
Остаток обеда они провели, что называется, за переливанием из пустого в порожнее, словно надеясь путем повторения пройденного лучше запомнить урок; никаких новых мыслей, кроме тех, что уже сформировались у него в голове, у комиссара не возникло. Когда кофе был выпит и бокалы опорожнены, комиссар простился со своими подчиненными.
— В следующий раз платите вы. Я поехал домой, поработаю немного, — сказал он им, садясь в машину, которую вызвал по телефону, когда подали кофе.
Снова пошел дождь. Но как только комиссар захлопнул дверцу служебного автомобиля, создалось впечатление, что никакого дождя нет и в помине.
— Не хочется промокнуть, — сказал он, словно оправдываясь, водителю, когда разместился в машине.
Между тем Андреа, левой рукой помахивая ему на прощание, а правой удерживая зонт, решила вдруг с запозданием ответить на заявление шефа.
— Ну разве что в «Гато негро», а так пусть за тебя твоя венесуэлка платит, старый козел, — пробормотала она, изображая на лице очаровательную улыбку. Комиссар уже не мог ее услышать, на что, собственно, со всей очевидностью и рассчитывала предусмотрительная инспекторша.
Компостела, 2 марта 2008 г., 22:00
Весь вечер Салорио провел у телевизора, одним глазом следя за футболом, держа у левого уха телефонную трубку и время от времени делая пометки на страницах рабочего блокнота. Последнее давалось ему с трудом: приходилось постоянно удерживать блокнот, соскальзывавший с подноса, на который он его положил.
Дом без Эулохии казался ему пустым. Сальвадор тоже куда-то исчез и не подавал никаких признаков жизни. Комиссар пребывал в полном одиночестве. Эулохия обычно заполняла собой все пространство, и не только своим присутствием, но и громким голосом, неповторимыми карибскими интонациями, жестами и повадками, которые вызывали у Андреса непременную улыбку, создавая у него впечатление, что он пребывает внутри одного из многочисленных латиноамериканских сериалов, идущих по телевизору по утрам и в обеденные часы, сериалов реальных, как сама жизнь. Именно эту реальность и олицетворяла для него Эулохия; она воплощала собой само существо жизни в ее самом простом, исконном проявлении.
Тем не менее нельзя сказать, чтобы в этот вечер первого воскресенья марта ему очень уж ее не хватало. В его памяти об этом вечере сохранится не столько грустное ощущение от отсутствия в доме Эулохии, сколько бесконечные телефонные переговоры, а также то, что в тот день «Реал Мадрид» выиграл матч у «Рекреативо» из Уэльвы со счетом 3:2. Благодаря этой победе мадридская команда оказалась в турнирной таблице на пять пунктов выше «Барселоны», уступившей со счетом 2:4 мадридскому «Атлетико», и уверенно шла к завоеванию кубка Лиги, что, впрочем, комиссара не слишком радовало.
«Депортиво» в этот день уступил «Вильярреалу» со счетом 0:2, а «Ливерпуль», со своей стороны, обошел со счетом 3:1 «Болтон». К Ливерпулю, как к родине «Битлз», он испытывал определенное почтение, но, по правде говоря, футбол мало его интересовал. Если он и следил за ним, то лишь для того, чтобы поддерживать разговоры с подчиненными во время утреннего кофе.
Он запомнит все вышеупомянутые подробности футбольных матчей совершенно автоматически, возможно, просто потому, что они запечатлеются у него в памяти в те моменты, когда он решит не слишком обращать внимание на то, что ему без конца повторяют на другом конце различных телефонных линий; в такие моменты он, исключительно из вежливости, покорно все выслушивал, но при этом не слышал практически ничего из того, что ему говорили.
Он давно привык к тому, что в разговорах с ним большинство людей по три или четыре раза подряд повторяют одну и ту же информацию; в каких-то случаях это стремление получше донести свои мысли, в других — элементарное проявление подобострастия.
Но как бы то ни было, футбол он не любил. Хорошо еще, что в Компостеле нет арены для боя быков и ему не приходится председательствовать на корриде, например, по случаю праздника апостола.
— А ведь когда-то такая арена была, — вспоминал он всякий раз, когда об этом заходила речь. — В шестнадцатом веке быки бегали по площади Обрадойро.
Итак, футбол по телевизору в тот вечер его не слишком занимал. Гораздо больше его волновали данные, которые он поспешно записывал в своем блокноте, извлекая из многочисленных телефонных разговоров нужную ему информацию; в конце вечера ему уже были известны все неведомые прежде подробности, касающиеся останков святого апостола Иакова.
Они покоились в соборной крипте. Как все жители Сантьяго, Андрес не раз спускался туда, чтобы показать гробницу какому-нибудь приезжему приятелю. Новостью этого воскресного вечера, более других возбудившей его любопытство, был комментарий относительно трех ключей, открывавших доступ к мощам святого.
Сантьяго всегда был городом религиозным, а также университетским, научным, книжным, не говоря уже о том, что дождливым и гористым. Таковым он и остается по сей день. Но с момента учреждения в новообретенном Королевстве Испания государственных автономий он стал также городом, до краев забитым, помимо академиков и специалистов в самых различных областях знаний, еще и тысячами государственных чиновников разного калибра и достоинства, самое активное времяпрепровождение для которых — утренние и дневные кофейные паузы в работе, когда можно обсудить все животрепещущие новости. А посему Сантьяго — это город, в котором рано или поздно все становится известно.
С подробностями о хранении мощей святого апостола познакомил Андреса коллега доктора Сомосы, доктор Томе Каррейра, руководитель диссертации Софии Эстейро, тот самый, что в разговоре с Десой и Арнойей подчеркивал, что с комиссаром его связывают дружеские отношения. Это был мужчина маленького роста, словоохотливый и весьма располагающий к себе. Он был таким улыбчивым и воспитанным, что казался человеком из прошлых времен. Каррейра руководил кафедрой медицинской антропологии, которая нередко вторгается в сферу интересов судебной медицины; кафедру же судебной медицины, как мы помним, возглавлял Карлос Сомоса. Кроме того, Сомоса с Каррейрой вели охоту за молодыми козочками на одной и той же территории.
О Томе Каррейре говорили, что он то ли медик со склонностью к археологии, то ли археолог, который занимается медициной и преподает ее в университете лишь ради того, чтобы, пользуясь длинным оплачиваемым отпуском, принимать участие в археологических раскопках. Следует отметить, что в этих раскопках, разумеется, гораздо чаще принимали участие стажерки, чем стажеры.
— Девушки гораздо более аккуратны, трудолюбивы и продуктивны, — обычно аргументировал он, когда кто-нибудь обращал внимание на сие обстоятельство.
Тем дождливым воскресным вечером Каррейра поведал Салорио историю о том, что останки святого, обнаруженные много столетий тому назад епископом Ирии-Флавии по имени Теодомиро, в начале XIX века, во время нашествия наполеоновских войск, были надежно спрятаны. С тех пор на протяжении семи десятилетий никто не знал, где именно они были сокрыты.
Останки Сантьяго и двух его учеников были вновь обнаружены лишь в 1879 году, во времена кардинала-архиепископа Мигеля Пайи, сообщил комиссару Каррейра, настоящий кладезь премудрости. Мощи были обнаружены Лопесом Феррейро, глубоко верующим человеком, который был не то священником, не то историком; возможно, и священником, и историком одновременно.
Впервые в эти края мощи святого Иакова были доставлены почти тысячу девятьсот лет тому назад на борту грузового судна; и был это не каменный корабль, как гласит предание, а корабль с камнями, то есть судно, перевозящее руду, золото и олово, уточнил Каррейра.
— А потом мощи святого были обнаружены епископом Теодомиро, — продолжал профессор. — А Ириа-Флавиа — отнюдь не изобретение Камило Хосе Селы, как полагают некоторые, она существует в действительности. Именно там в те давние времена и были погребены останки апостола. Ты же знаешь, мой дорогой комиссар, что наши края богаты на редкостные, даже уникальные названия, как, например, Экстрамунди, что означает «Вне мира», и многие другие, — добавил он совершенно не к месту.
— Послушай, но разве до этого останки однажды уже не изымались из собора? — спросил как бы невзначай комиссар, не желая демонстрировать, что знает больше, чем спрашивает.
— Ах, да, да, конечно, — ответил Каррейра. — Хуан Санклементе, архиепископ, именем которого назван ресторан, где ты так любишь обедать, уже прятал их в тысяча пятьсот восемьдесят девятом году, когда Дрейк решил отомстить Непобедимой Армаде за нанесенное оскорбление и все боялись, что он дойдет до Компостелы. Но Мария Пита сумела воспрепятствовать вторжению английского пирата, помнишь? — поинтересовался эскулап, надеясь, по всей видимости, получить отклик на свой вопрос, но ответом ему было молчание.
