— Кровь из носа, говоришь? Будет тебе кровь и из носа, и из брюха, если ты и дальше продолжишь в шпионов, мать твою, играть.
Я прищурился, внимательно наблюдая за ним.
— Что вы знаете?
— Ничего.
— Секунду, — я ловко подхватил тысячную купюру с панели приборов. — Братан, мы договаривались, что мы едем за синим фургоном. Эту задачу мы благополучно похерили. Так что, выходит, я тебе ничего не должен. Так?
Таксист набычился.
— Проблемы нужны?
— Эти слова мне очень многие говорили. Одни из них шепелявят без зубов, вторые учатся есть левой рукой. Третьи пьют через трубочку. Хочешь рискнуть — вперед. Я никогда не против хорошего мордобоя.
— Да откуда ты свалился на мою голову, упырь такой? — возмутился таксист. Сделал глубокий вдох, успокоился или сделал вид, что успокоился. — Ладно, хер с тобой.
— Сделка есть сделка, — продолжал я. — Но ты хотя бы скажи мне, что ты знаешь. И мы расходимся. Я никогда не видел тебя, ты никогда не видел меня. По рукам?
Таксист поколебался. Но его мало радовала перспектива возвращаться на вокзал, где у водителей наверняка была очередь, несолоно хлебавши. Бензин сжег, нервы потратил, деньги не заработал. Непорядок. Таксист вздохнул.
— Я на вокзале давно таксую, — сказал он. — Некоторые рожи примелькались. Я их не знаю, но если какие-то перцы каждый день шарахаются перед твоим носом, поневоле начинаешь их фильтровать немного, правильно?
— Само собой. Так кто они?
— Бандосы, кто же еще. Они тут не особо светятся, но ведут себя как хозяева. А еще они с местными вокзальными ментами на короткой ноге.
— Точно?
— Эти нищие калеки сидят около вокзала в самых людных местах. Сам-то как думаешь? — Логика была железная. Кивком я согласился с его доводами. — Так что ты не в ту историю ввязался. Может, ты пацан и бойкий, может, и подраться любишь. Но эти чуваки не из твоей весовой категории, понимаешь?
— У вас есть брат?
— Что?
— Брат, или сестра?
— Допустим, — таксист ничего не понимал. — И к чему ты это сейчас?
Я рассказал ему, вкратце, почему оказался в Самаре и почему мне так нужно было проследить за синей «Газелью». Когда я упомянул, что некоторые видели моего брата, слепого и без ног, на том же самом месте у подземного перехода, таксист мрачно нахмурился. Достал сигареты и, выругавшись сквозь зубы, закурил.
— Хреново, парень. Сочувствую. По-хорошему сочувствую. Очень хреновая тема у тебя нарисовалась.
— Знаю. У меня есть маленькая надежда, что люди обознались, и что тот инвалид не был моим братом. Это самое жуткое, что только можно представить. По мне, так лучше сразу помереть, чем так…
— Базара нет.
— Но если это Сергей, если он у них… Ты бы что сделал? Сел в поезд и уехал домой? Сделал вид, что забыл, что ничего не было? Я не могу так это оставить. Ни за что. Сейчас особенно. Я должен знать.
Таксист курил, слушал, кивал и мрачно думал. Наконец он подал голос.
— Вокзал для них не самое доходное место. Доходное, базара нет, но есть места и покруче. Тут рядом есть тут церковь одна… — он назвал улицу. Мне это ни о чем не говорило. — Там таких убогих целая толпа сидит. На подступах к церкви, понимаешь? Безногие, слепые, немые, безрукие… Кого там только нет. Посмотришь — жуть берет. Так вот, то место тоже под этими бандосами.
— Откуда такая уверенность?
Таксист угрюмо покосился на меня.
— Если говорю — значит, знаю, что говорю. Я в Самаре всю жизнь живу. Семья, друзья, знакомые. А слухами земля полнится. Особенно, когда ты каждый день с утра до ночи за баранкой по городу мотаешься.
Я кивнул.
— До этой церкви далеко?
— Минут пять.
Сейчас туда ехать было бесполезно. Смеркалось, а значит, в церкви не было ни службы, ни прихожан. Без которых нищим на паперти ловить нечего. Я положил купюру на панель приборов.
— Спасибо. Не обессудь.
— Назад на вокзал отвезти тебя?
— Я лучше пройдусь. Мне надо пройтись.
— Понимаю.
Я открыл дверцу и вышел из машины. Таксист окликнул вслед:
— Парень! — я обернулся. — Может, у тебя выбора нет… Но ты подумай десять раз, а еще лучше — сто раз подумай, прежде чем на рожон лезть. Там синяком ты не отделаешься. Могут и подрезать нахрен. Или что пострашнее… если ты понимаешь, о чем я.
Я понимал.
Идти назад к моему временному пристанищу пришлось довольно долго. Чтобы отвлечься от одолевающих меня мрачных мыслей, я глазел по сторонам. Искал продуктовый магазин, чтобы купить хотя бы немного алкоголя. Я боялся, что без выпивки уснуть сегодня не смогу.
Так я заприметил вывеску секонд-хенда. Магазин подержанной одежды. В голове сразу возник план. Ну конечно!
Я шагнул внутрь. Крохотный торговый зал. Ряды с вешалками, на которых была выставлена одежда «получше», и огромные коробки по центру зала, в которых было свалено все остальное, то есть самая последняя дрянь. Но именно это мне и нужно было.
— Девушка, — обратился я к продавщице, — У вас есть какие-нибудь лохмотья? Чем хуже выглядят, тем лучше.
Церковь оказалась самым настоящим собором — большим, внушительным и красивым. Белые башни венчали золотые купола. Собор был окружен высоким металлическим забором с большими воротами с фасадной стороны. Сейчас они были заперты на навесной замок изнутри. Очевидно, их открывали по большим церковным праздникам, когда толпы верующих заполняли храм и прилегающую территорию. Зато около ворот виднелась распахнутая калитка. От нее к собору вела асфальтовая дорожка, тянущаяся вдоль крохотных деревянных построек — в них я распознал церковные лавки.
Чтобы попасть к воротам, нужно было пересечь узкую полосу асфальта — съезд к храму с улицы. Именно эту полосу и облюбовала нищая мафия.
Сегодня нищих здесь было трое. Много это или мало, я не знал, но догадывался, что по воскресеньям и церковным праздникам их количество увеличивалось.
Старуха без глаз — на их месте виднелись сморщенные почерневшие впалые веки — сидела у забора в десятке метров от калитки. Прямо на асфальте, поджав ноги в старых рваных колготках. Перед ней стояла жестяная банка для милостыни.
Вторая старуха была изможденной и тонкой, как ствол засохшего деревца. Когда мимо проходил человек, она принималась что-то бубнить и креститься, демонстрируя ужасно скрюченные безобразные тонкие пальцы. Перед ней был расстелен платок, в центре которого был пакет — желающие помочь должны были бросать деньги именно туда. Рядом стояла картонка, на ней маркером было криво, но читаемо выведено: «Помогите на операцию».
Но самым жутким экземпляром был третий. Лицо мужского пола, чей возраст определить было совершенно невозможно. Жидкие седоватые волосы, серая кожа. Безвольно раззявый рот, с которого капала слюна. Отсутствующий пустой взгляд мертвеца. И культи вместо рук.
Четвертым нищим в этой человеческой кунсткамере был я. Место я выбрал напротив нищенок, в тени дерева. К стволу прислонил кусок картона, на котором с вечера собственноручно нацарапал «Помогите погорельцу». Рядом поставил пластиковую одноразовую тарелку для милостыни. Я распустил волосы, которые закрывали теперь половину лица, оставляя прохожим для обозрения лишь небритый подбородок и рот. Когда приближался прохожий, я выпячивал нижнюю губу и принимался выпрашивать помощь.
Благодаря матери свой стиль я нашел мгновенно. Я решил заикаться.
— П… по… помо… помогите б… б… б… бога ради, — лепетал я, принимаясь покачиваться из стороны в сторону и сучить правой рукой, словно она после чего-то жуткого (частичный паралич? инсульт?) отказывалась подчиняться и жила собственной убогой и жалкой жизнью.
Мне нужно было, чтобы нищие-конкуренты не заподозрили никакой халтуры. Я был здесь ради денег. Это моя легенда, и я следовал ей, принимаясь заикаться, покачиваться и сучить ручкой при появлении любого живого существа.
Подготовился я основательно. Лохмотья в секонд-хенде приобрел знатные. Поеденная молью растянутая и бесформенная кофта, которая была наверняка старше меня. Старый желтый (!) пиджак без рукавов. Рукава я оторвал самостоятельно, после чего вымыл получившейся безрукавкой пол на лестничной площадке перед квартирой Лидии Михайловны. Итог был безупречен. Получившееся в итоге потрепанное и жутко мятое безумие коричневого цвета с полосами, пятнами и засохшими разводами, было больше похоже на артефакт, чем на предмет гардероба.
В кармане пиджака лежал складной нож, купленный вчера в одном из магазинов по пути на квартиру. Второй нож был в рукаве левой руки. Для верности я прикрепил его к внутренней стороне запястья узкой полоской скотча. Рукоятка ножа торчала из рукава и доходила почти до центра сжатой ладони, которая и маскировала оружие. Зато мне потребуется не больше пары секунд, чтобы выхватить нож и выщелкнуть лезвие.
