Вроде как его это не касалось, а Борис все равно чувствовал закипающую злость. У Полины ведь муж есть, она кольцо носит. Если он, Борис, должен постоянно думать о семье, то и она должна. И он обязан намекнуть ей на это – как друг, разумеется.
Правда, он без труда догадывался о том, куда будет послан. Вежливо, конечно, в фирменном стиле Полины, так, что он сначала пойдет, а опомнится уже в пункте назначения. Дружеские беседы в чистом виде вряд ли могли помочь, тут требовалось нечто большее.
В обеденный перерыв Борис не пошел в ресторан. Он направился к небольшой площадке, где можно было получить ограниченный доступ в интернет. Пускали туда не всех, и Борис этой привилегией чаще всего не пользовался, а сегодня вот пришлось.
Он успокаивал себя лишь тем, что никто ничего не узнает.
Как только он подключился к Сети, на экран тут же полетели значки непрочитанных сообщений. В основном они были от Тони – фото, видео и звуковые. Она рассказывала, чем занимались дети, у кого были проблемы со стулом, но уже все в порядке, кто выучил две новые буквы… Борис просмотрел все это по диагонали, прикинул, какой реакции от него ожидают, понял, что любая реакция приведет к немедленному видеовызову, и решил пока затаиться. Позже, перед выходом из Сети, можно будет послать Тоне какой-нибудь смайлик с сердечком, чтобы она просто не успела отреагировать. Пока же Борису предстояло заняться делом, перерыв не вечный.
О Марате Майорове он изначально знал немного, да и то потому, что артисты получали неоправданное внимание. Теперь же Борис искал личное, подробности, штрихи к портрету – и находил больше, чем ожидал.
Его это обрадовало, но лишь в первые минуты. Потом злость вернулась и усилилась. Майоров оказался даже большей тварью, чем предполагал Борис. И этот человек заслужил внимание Полины? Втерся к ней в доверие? Неужели она не могла проверить его биографию – все же на виду!
Хотя нет, Полина бы не стала. Это не в ее правилах. Она привыкла видеть лучшее в людях и вряд ли догадалась бы, что совсем недавно сотворил ее новый знакомый. Но ведь для такого и нужны друзья: чтобы вовремя раскрывать глаза.
Борис сделал пару скриншотов самых скандальных статей, едва не забыл отправить Тоне сердечко, а потом покинул площадку и вернулся к работе. Он знал, что днем разыскивать Полину бессмысленно – она занята с постояльцами и не станет отвлекаться даже на серьезный разговор. Поэтому он ждал вечера.
Но вечером ему стало не до того. Часа в четыре он заметил проблесковые огни: к главным воротам спешила «Скорая». Причем настоящая, а не очередной служебный автомобиль, предназначенный для перевозки найденных тел.
Заинтригованный, Борис направился к основной парковке и успел застать момент, когда Орхана Саглама на носилках грузили в машину. Директор отеля был без сознания, он вообще казался мертвым, но простыня накрывала его не полностью, значит, шанс спасти его оставался.
Рядом сновал его сын, парень сердито раздавал указания врачам на турецком, но когда все было готово, не поехал с отцом в город. Ясин лишь наблюдал, как за автомобилем закрываются ворота, и испуганным не выглядел.
За отъездом следила небольшая толпа. Полины здесь не было, но другие психологи пришли, и Борис даже слышал их разговор.
– Что это с ним?
– Говорят, сердце прихватило…
– От жары?
– Ну, к жаре-то он привычный! От всего этого.
– Вот уж не думала, что бизнесмены такими сентиментальными могут быть…
– Вряд ли он сентиментальный. Но то, что здесь творится… Говорят, он на убитых ходил смотреть, представляешь? Даже самое черствое сердце выдерживает не так уж много… Не все так точно.
Через пару часов эту версию подтвердили официально. У Орхана Саглама случился сердечный приступ. И пока уважаемый директор не придет в себя, выполнять обязанности в отеле будет его сын – Ясин.
* * *
В какой-то момент Полина еще сомневалась, нужно ли тревожить Федора Михайловича. Его состояние только-только удалось стабилизировать, любое возвращение к опасной теме могло серьезно навредить. Но произошедшее с Орханом Сагламом заставило ее действовать решительней.
Сердечный приступ директора после того, как он увидел погибших туристок, ничего официально не доказывал. И все же Полина перестала бы уважать себя как психолога, если бы поверила, что опытный и, по слухам, жесткий управленец так впечатлился из чистой сентиментальности. Другое дело – если у него были причины считать себя виноватым в том, что случилось с этими женщинами.
Но если она просто сомневалась, то Майоров счел случившееся стопроцентным доказательством. От немедленного поиска Федора Михайловича его смог удержать лишь режиссер, который напомнил, что они, вообще-то, не погулять в этот отель приехали.
Они с Полиной договорились поискать старика вечером, когда освободятся, но случилось неожиданное.
Из города пришла печальная новость: в больнице скончалась невестка Федора Михайловича. Трагедия стала не первой, многих выживших извлекли в таком состоянии, что за их будущее никто не мог поручиться. Однако в этом случае чувство грома среди ясного неба оказалось для семьи вполне оправданным. Их ведь не раз заверяли, что молодая женщина выберется, все не так уж плохо, и вдруг – смерть…
Это стало для пожилых супругов двойным ударом. Они не просто лишились близкого человека, они теперь боялись каждого нового звонка. Что, если им сообщат, что умер и внук? Что тогда? Какой смысл вообще держаться?
Естественно, в тот вечер обсуждать теории заговора стало бы кощунством. Даже Майоров это понял, он больше не лез, затаился. Полина хотела помочь старикам оправиться, но с ними уже работали другие психологи, узнавшие обо всем первыми, ее содействие не требовалось.
Новый шанс на беседу, когда и она, и Майоров были свободны, появился лишь на следующий день. Но тогда не было уже Федора Михайловича. В номере оставалась только его жена, вмиг постаревшая, как будто потухшая, безразличная ко всему. Когда спросили, где ее муж, пожилая женщина не стала интересоваться, зачем он понадобился и кому. Она давала ответы, как машина: монотонно и коротко.
– Он ушел гулять. Утром.
– Он не говорил, когда вернется?
– Нет.
Полина сильно сомневалась, что в таком состоянии Федор Михайлович направился бы просто гулять – но тем хуже. Им нужно было найти его как можно скорее и уже не только ради обсуждения отеля.
С такими сложными случаями она обычно предпочитала справляться сама, даже коллег с собой не звала, а теперь вот радовалась, что Майоров рядом. Он оказался не совсем таким, как она ожидала. Полина пока не разобралась, как так получилось, но в нем не ощущалось и тени самолюбования, присущего людям столь высокого уровня популярности. Была пресыщенность жизнью, которая порой оборачивалась неприязнью к людям, но до цинизма она пока не дошла. Майоров признавал свои достижения, но при этом не считал себя избранным, он понимал, что именно на людях держится его будущее, они дают ему возможность заниматься любимым делом. Он снисходительно относился к своим фанатам, его не впечатляло буйное преклонение. Однако он был способен искренне стремиться к помощи тем, кто в ней нуждался.
Ну и то, что он был рослым, крепким, сильным мужчиной, сейчас успокаивало. Полина ведь пока не знала, как Федор Михайлович отреагирует на стресс такого уровня – не зря же он предпочел держаться подальше от собственной жены!
Мог ли он напасть на кого-то из сотрудников отеля? Очень даже, особенно на кого-то из руководства. Мог ли он напасть на Полину? Это не так вероятно, но тоже возможно, он ведь уже обращался за помощью – а психолог не помогла. Если он не сообразит, что это никак не повлияло бы на судьбу его невестки, то попытается выместить злость на Полине. Может ли он навредить себе? Этот вариант казался Полине наименее вероятным. Федор Михайлович относился к людям, которые на боль реагируют действием, меняя мир до последнего. Самоубийство – это лишение себя всех иных путей влияния на реальность. Если бы у него никого не осталось, он бы мог пойти на это, но его внук все еще был жив.