— Том Холланд? — накреняет голову Джастин.
— Да, он самый. Я бы с удовольствием увидел его в фильме о войне. Логичный следующий шаг для такой карьеры.
Харви смотрит в мою сторону так, будто только что вспомнил о моем существовании.
— Как ты думаешь, Джун? Тебе нравится Том Холланд?
— Я… Да, Том Холланд нравится.
Мочевой пузырь не на шутку мне докучает. Я ерзаю на своем сиденье, пытаясь найти точку равновесия.
— Наверное, это бы сработало. В смысле, я не то чтобы уверена, кого бы он сыграл, но…
— А на роль А Гэна мы подумывали о каком-нибудь китайском актере — может, из поп-звезд, — говорит мне Джастин. — Тогда это принесет нам кассовые сборы в Китае, которые просто невероятны…
— У азиатских поп-звезд есть проблема: они дерьмово говорят по-английски, — говорит Харви. — Кошмарный сон для продюсера.
— Харви, так говорить нельзя! — смеется Джастин.
— Опа! Ты меня подловил! Не вздумай сказать Жасмин.
— Как раз это не проблема, — вмешиваюсь я. — Предположительно все рабочие говорили на английском никудышно.
Видимо, это звучит язвительней, чем я предполагала, поскольку Джастин быстро спохватывается:
— Нет-нет, мы ни за что не стали бы менять канву вопреки твоему мнению! Это не то, чем мы занимаемся. К проекту у нас стопроцентное уважение и…
Я качаю головой:
— Да вовсе нет! Я никакой ущемленности не испытываю.
— Мы просто перебрасываемся идеями, чтобы добавить привлекательности и, э-э… расширить аудиторию.
Я откидываюсь на спинку сиденья и примирительно поднимаю руки:
— Послушайте. Голливудские эксперты у нас вы, а я всего лишь романистка. На словах меня все устраивает, так что вот вам мое благословение или как там его, и подавайте в лучшем виде все, что считаете нужным.
Я в самом деле так думаю. Тотальный контроль над экранизациями мне совершенно чужд — начать с того, у меня нет квалификации сценариста, а кроме того, соцсети и без того бурлят сплетнями о бесконечных разладах романистов с режиссерами. Не хватало еще и мне превратиться в эдакую фурию. К тому же в словах этих парней есть реальный смысл. Кто захочет пойти в театр и два часа глазеть на толпу людей, говорящих по-китайски? Не проще вместо этого сходить на обыкновенный китайский фильм? У нас же речь идет о блокбастере, созданном с расчетом на американскую аудиторию. Доступность экранной версии никто не отменял.
Джастин сияет.
— Уф-ф! Спасибо за понимание. А то иногда разговариваешь с авторами, а они… Ну просто…
— Самодовольные придиры, — говорит за него Харви. — Настаивают, чтобы каждая сцена в фильме соответствовала книге слово в слово.
— И совершенно не понимают, что фильм — совершенно иной жанр и требует других навыков повествования, — говорит Джастин. — В сущности, это интерпретация. Перевод. А перевод с других носителей в известном смысле переиначивает суть. «Акт перевода есть акт предательства», — писал Ролан Барт [42].
— «Belles infidels», — говорит Харви. — Красивая неверность.
— Я вижу, ты поняла, — с чувством говорит Джастин. — И это потрясающе.
На этом разговор, собственно говоря, заканчивается. «Это потрясающе». То есть потрясающая я и мы все, радостно взволнованные тем, что нам предстоит осуществить. Между тем я жду большей конкретики. О каких деньгах идет речь? Какие у них сроки, дедлайны? Можно ли начать переговоры с тем Дэнни Бэйкером, скажем, уже завтра? (Харви говорил о нем так, словно готов набрать его прямо сейчас.) Но хотелки хотелками, а прессовать их дотошными расспросами, пожалуй, еще не ко времени. Поэтому я сижу сложа руки и даю им меня обихаживать: угостить заоблачной цены штруделем (у него интересное название: выпечка «Экстрим»), выслушивать их восторги насчет красоты набережной. Затем Джастин бдительно хватает чек и расплачивается, после чего они оба крепко ко мне припадают, и мы расстаемся.
Я якобы непринужденно фланирую, пока те двое не сворачивают за угол; тогда я бросаюсь обратно в кафе и там в туалете целую минуту журчу непрерывной, тугой струей.
Ну что, рандеву вроде удалось. По дороге через мост к станции метро я скидываю Бретту имэйл с коротким содержанием своей встречи: «Заинтересовать их вроде получилось. Но выкладывать деньги на бочку они не торопятся, как будто что-то высматривают. Есть сомнения и в том, что у них тандем с Жасмин Чжан. Все как-то странно».
«Для голливудчиков эта схема стандартная, — отвечает Бретт. — У них задача прочувствовать тебя как личность. Конкретные предложения приходят позже. Насчет Жасмин четкого понимания нет; основной интерес, похоже, исходит от Джастина. Буду держать в курсе, если что-нибудь поступит».
Я жажду услышать большего, но уж так заведено. В нашем деле процессы просто ползут. Ответственные лица месяцами сидят над рукописями, встречи происходят за закрытыми дверями, а ты сиди снаружи и подыхай от нетерпения. Публикация означает отсутствие новостей на протяжении долгих недель, пока ты не стоишь где-нибудь в очереди на кассу или на остановке, и тут на телефон тебе падает сообщение, которое разом меняет твою жизнь.
Словом, я спускаюсь в метро, ставлю свои голливудские грезы на паузу и жду, когда Бретт сообщит, что я без пяти минут миллионерша.
Вообще надо умерить ожидания. Как известно, подавляющее большинство сделок с опционами заканчивается ничем. Опцион подразумевает единственно то, что продюсерская компания получает эксклюзив на формирование пакета, который студия, возможно, захочет приобрести. При этом подавляющее большинство проектов вязнет в чистилище разработки, и лишь немногие получают от студийных боссов зеленый свет, да и то далеко не сразу. Все это я узнаю через несколько часов, когда прочесываю интернет на предмет статей об этом процессе, заодно знакомясь с отраслевой терминологией и пытаясь оценить, насколько вообще по этому поводу стоит возбуждаться.
Контракта с Warner Bros. мне, скорей всего, не видать. Не стать, пожалуй, и миллионершей. Но хайп тем не менее мог бы мне помочь — «отжать» несколько десятков тысяч долларов на опционном предложении Greenhouse вполне реально. На одной рекламе от этой сделки я могла бы продать еще несколько тысяч экземпляров книги.
И всегда есть это неуловимое, туманно-заманчивое «может быть». Возможно, сделку подхватит Netflix, или HBO, или Hulu [43]. А фильм станет массовым хитом, и тогда выйдет еще один тираж моей книги с постером фильма на обложке, и будет церемония премьеры, где я в специально сшитом для меня платье выйду рука об руку с красивым азиатским актером, выбранным на роль Гэна. А роль Энни Уотерс непременно сыграет Эль Фаннинг, и на премьере мы с ней сделаем милое селфи вроде того, какое Афина когда-то сделала с Энн Хэтэуэй.
Почему бы не мечтать о большем? Я обнаружила, что по мере достижения издательских целей мои амбиции становятся все больше и шире. У меня уже есть непристойно большой аванс. Есть статус автора бестселлеров и профили в ведущих журналах, свои призы и почести. Но теперь, с приторно-сладким послевкусием от «Мисс Сайгон», все это кажется незначительным в сравнении с тем, как выглядит настоящая литературная слава. Я хочу того, что есть у Стивена Кинга и Нила Геймана. В самом деле, почему бы не заключить сделку с киноиндустрией? Не прославиться теперь и в Голливуде? Не создать мультимедийную империю? Не покорить весь мир?
11
Атаки начинаются с Twitter.
Первый твит приходит с аккаунта @AthenaLiusGhost [44], созданного ранее на этой неделе (ни фото профиля, ни описания в био):
«Джунипер Сонг — она же Джун Хэйворд — автором „Последнего фронта“ не является. Его написала я. А она украла мою книгу, украла мой голос и мои слова. #SaveAthena» [45].
