Расспросить самого Столбова было невозможно. Он говорил с Президентом. Беседа шла в стороне от охраны и была общением тет-а-тет в полном смысле слова…
— Почему ты меня не боишься? — спросил Президент.
— Почему я так откровенен?
Президент кивнул.
— А потому, что ты не дурак — дурака преемником не назначили бы. — Столбов перешел на «ты» с той же легкостью, что и собеседник. — Я бы стал скрытничать, ты бы стал подозревать и докапываться. Не знаю, до чего бы докопался, но осадок как говорится, остался б… А так говорю тебе все, как думаю, и никакого осадка не будет.
— И что ты думаешь?
— Что вам сейчас везет, но если Россией и дальше править, как сейчас, она скоро рухнет, как ни в одну смуту не падала. И уже никогда не поднимется. На одном нефтегазе страну не удержишь, а ко всему остальному, кроме трубы, сейчас несерьезное отношение. Государство наладить жизнь народу не может, а ему самому жизнь наладить не дает.
Президент отвернулся, будто желая закончить разговор. Но потом опять взглянул на Столбова:
— Думаешь, я сейчас тебя буду спрашивать, что мне делать?
— Не думаю. Общие советы в книжках написаны, а я могу дать совет только, что делать здесь и сейчас.
— Вот я сейчас тебе, районному мудрецу, задам вопрос по конкретной ситуации. И послушаю, что предложишь.
— Слушаю.
— Я вот Контору побаиваюсь. Ну, не так чтобы побаиваюсь, просто держу ее в расчете. Как некий контролирующий орган. Иной раз охота сделать что хочу. И сдерживаюсь. Вдруг…
— …однажды в аэропорту Толмачево меня прихватит спецназ, — продолжил за Президента Столбов. — Знаете, Анатолий Дмитриевич, что вам надо сделать? — опять перешел на «вы». — Найдите для себя хороший спецназ. Не обязательно, чтобы он все время с вами таскался. Но чтобы разные плохиши знали: он у вас есть. Этого хватит.
— И где его взять?
— Правильный вопрос. Нанимать не надо — умелых и верных людей за одни только деньги не найти. А вы найдите, какой уже есть. Слышал я недавно, что Красногородскую бригаду ГРУ расформируют.
— Не расформируют, а преобразуют.
— Зачем вы это мне говорите, Анатолий Дмитриевич? — резко, почти грубо ответил Столбов. — Я вам не электорат. Все эти преобразования, как в сказке, где лиса медвежатам сыр поделила. Вот и тут такое же хитрое преобразование: была одна бригада, а останутся от нее два разведвзвода, приписанных к разным дивизиям. Правда, и задачи они будут выполнять на уровне взвода, а не бригады. А главное, сколько этим обидите людей разных возрастов и разных званий? И ветеранов, и лейтенантов, что мечтали в Красногородской бригаде дослужиться до того же звания, что и отец.
— Решение о роспуске не я принимал, а нынешний Премьер, — тихо ответил Анатолий Дмитриевич.
— Вот в этом-то и суть моего совета. Он решил, вы — отменили. Только не тайно. Приезжайте к ним, постройте и обратитесь к личному составу: «Было принято поспешное решение. Я как Верховный Главнокомандующий решил его отменить. Потому что мы строим профессиональную армию, а ваша бригада на сегодняшний день одно из самых боеспособных подразделений, полностью укомплектованное контрактниками». Видите, сколько полезных для вас слов, и хоть бы одно неправда!
— И все?
— Почти все. Можно… даже, пожалуй, нужно будет пару грушных офицеров с собой таскать. Еще надо поздравлять их с разными датами, ну, понятно, другие бригады тоже при этом не трогать. Совет, как видите, на миллион, но, сами понимаете, на безопасности экономить — последнее дело. Сделайте так, чтобы армейская разведка была уверена: пока вы у власти, ее реформировать не будут. И тогда никто никогда вас в Форосе не запрет.
— Форос уже не наш санаторий, — усмехнулся Президент. — Совет обдумаю.
* * *
— Однако же, и откровенны вы были с ним, — сказала Татьяна Столбову.
— А я со всеми откровенен. Когда выходили из Афгана, как-то так получилось, что я оказался главным переговорщиком дивизии. Там с нашей стороны нужен был равный статус в погонах, я как раз подходил. К тому же у меня востфак за плечами, и дари знаю, и пушту. Так вот, Татьяна Анатольевна, короче говоря, как вспомню эти две встречи с полевым командиром Пастухом Али, так и бояться уже нечего. Все остальное враз начинает выглядеть мелким и несерьезным. Даже вся это с виду такая страшная кремлевская дрим-тим…
Разговор происходил в журналистском автобусе — Столбов хотел ехать в своей машине, но пул во главе с Таней (сама не ожидала, что вдруг окажется во главе) уговорил его сесть с ними. На вопросы Михаил Викторович отвечал или долго, не давая себя прерывать, или не отвечал вообще.
Когда спросили о содержании конфиденциального разговора с Президентом, ответил так:
— Я с ним опытом поделился, как выстраивать хорошие отношения с армией.
— И что нужно делать?
— Не закрывать боеспособные части, вот и все. Как удалось спасти дивизию ПВО в моем районе — отдельная история. Я с командованием такие мозговые штурмы устраивал — эту бы энергию в коммерцию, могли бы заново компьютер изобрести и на рынок продавать. Кто сказал, что генералы тупые? Они просо думать не любят, других думать заставляют. А если жизнь заставит, тогда и думают. Мы и по дедовщине сделали дивизию передовым подразделением округа, причем все реально. И перцев из Минобороны возил к себе охотиться-рыбачить. И специально для тех, кто повыше, заказал компьютерную иллюстрацию, что будет, если дивизию убрать, с каких сторон можно до Москвы без проблем долететь. И последний ролик, как русты-спецназовцы садятся на Красную площадь, берут Президента за шкирку, сажают в самолет и везут в Гаагский трибунал. Говорят, эта смотрелка даже до предшественника дошла, который сейчас Премьер. Так дивизию и отстояли от реформы. Зато, когда дорогу делали в монастырь, солдатики хорошо поработали.
— Но это же эксплуатация подневольного труда? — заметила-спросила одна из журналисток.
— Каждый раз сотня добровольцев набиралась, — усмехнулся Столбов. — Это же турпоездка: автобус с кондиционером, обед, который и дома-то не каждый ел, — воинам и в пост можно скоромничать, озерцо с пляжем неподалеку. И всего-то перед этим четыре часа покидать гравий с грузовиков…
Кортеж остановился. Выяснилось, что Горелин уже приземлился и едет в Ефимовский, будет минут через пятнадцать. Столбов пообещал журналистам пообщаться как-нибудь потом, пересел во внедорожник и помчался на встречу с ним.
Коллеги уже не мучили Таню вопросами, а только гадали, что будет дальше. Все помнили решимость Президента проехать на аэродром через Ефимовский. Кто-то надеялся увидеть, как разрешится заварушка, кто-то жаловался — мол, будем в Москве неизвестно когда.
Таня глядела в окно на вечернее весеннее солнышко — мягкий и немного тревожный свет. Ей очень сильно захотелось, чтобы у Столбова все вышло. И не сбылись бы слова, не раз услышанные ею за этот вечер: «В любом случае его съедят…»
* * *
Столбов был отнюдь не из хлюпиков, однако все равно Василий Горелин обнял его крайне осторожно… впрочем, как и всех остальных. Не зря же его за пределами борцовского ковра звали соковыжималкой.
— Привет, Мишка. Рассказывай, чего у вас стряслось!
— Не, Вася, это у тебя стряслось. Это ж твой избирательный округ, забыл?
— Блин, я по партийному списку шел.
— Значит, вся Россия твой избирательный округ. Было об усилении борьбы с наркоманией? Было. А в Ефимовском, наоборот, сама наркомания усилилась. Пришлось жителям бороться.
— Виноват. Ладно, хорош ругаться, говори, что делать.
— Подъезжаем, выходим к людям. Ты говоришь пару добрых слов, меня представляешь. Потом подтверждаешь, что как я скажу, так и будет.
— Не обманем земляков?
— Если бы я хотел земляков обмануть, то пригласил бы Брызлова, а не тебя. Поехали.
Уже смеркалось, но толпа на трассе практически не уменьшилась. Отчасти потому, что на дороге, ответвлявшейся с трассы в Ефимовский, стояла милиция и все боялись, что тех, кто пойдет, будут брать.
Отчасти потому, что стыдились бросить соседей. Да и гнев не остыл.
Главу района милиция чуть ли не насильно притащила и выпихала к толпе. Однако слушать его не стали, прогнали злобным матом. Опять начал увещевать Стрелецкий, но с прежним результатом. Когда говорил: «Я вас понимаю, но…», тотчас же перебивали: «Тебе бандитов надо посадить, а не нас понимать!» Когда обещал безнаказанность, требовали гарантий. Неискушенный в переговорах Стрелецкий вполне разумно заявил: «Я не прокурор», после чего его никто уже не слушал.
— Пусть министр приезжает и генпрокурор, — кричали в толпе, — а эта мелочь нас обманет!
Находились, правда, скептики, утверждавшие, что обманет и генпрокурор.
И тут милицейская цепочка расступилась. К пикетчикам приблизились два человека. Одного толпа узнала сразу.
