— Скажите, а кто служил в морской пехоте — ваш отец или мать? — спросила она.
— Простите? — переспросил Ричер.
— Вы сказали, что выросли на военно-морских базах. И у меня возник вопрос: кто из ваших родителей имел к ним отношение? Возможно, оба там служили? Это разрешено? Муж и жена вместе?
— Не могу себе такого представить.
— Так кто же из них?
— Мой отец.
— Расскажите о нем.
— Рассказывать особенно нечего. Он был хорошим парнем, но очень занятым.
— Вы были далеки от него?
— Вероятно, он думал, что я далек от него. На каждой базе жила сотня детей. Мы где-то бегали целыми днями и жили в собственном мире.
— Он еще жив?
— Умер много лет назад. Как и моя мать.
— Со мной было так же, — сказала Джанет Солтер. — Я отдалилась от родителей. Все время что-то читала.
Ричер не ответил, и она замолчала. Он смотрел на улицу. Ничего не происходило. Джек перешел в библиотеку и выглянул во двор. Последние тучи унесло ветром, луна стала ярче, и за окном находился синий, холодный и пустой мир.
Вот только пустым он не был.
Однако никто не приходил.
Прятки. Может быть, самая старая игра в мире. В сознании каждого человека остались древние волнения и страхи. Хищник и жертва. Непреодолимая дрожь удовольствия, когда ты, спрятавшись в темноте, слышишь удаляющиеся шаги. И двойная радость, когда распахиваешь дверь кладовой и обнаруживаешь жертву. Мгновенный переход от первобытных страхов к современному веселью.
Но здесь все будет иначе.
На смех рассчитывать не приходится. Несколько коротких секунд отчаянной стрельбы, запах дыма и крови, оглушительная тишина и замерший на миг мир, когда ты проверяешь, есть ли у тебя ранения. И еще одна пауза, когда осматриваешь своих людей. А потом дрожь, хрип и неотвратимая рвота.
Никакого смеха.
И это вовсе не игра в прятки. На самом деле никто не прятался, никто не водил. Тот, кто находился за стенами дома, прекрасно знал, где Джанет Солтер. Наверняка ему сообщили ее точный адрес. Возможно, подробный план с описанием нужных поворотов, координаты глобальной системы навигации и определения положения. Вот она, сидит рядом и ждет его. Никакого искусства. Просто жестокость. Что немного разочаровывало Ричера. Он отлично умел играть в прятки. В реалиях настоящего мира, а не в детской игре. Хорошо прятался, еще лучше искал. К этому его привела профессиональная необходимость. Он был превосходным охотником на людей. Главным образом на дезертиров. Он узнал, что умение сопереживать является ключевым. Понимание мотивов, обстоятельств, целей, страхов и нужд. Думать, как они. Видеть так, как они видят. Быть ими. Он дошел до такого состояния, что мог провести час с документами, второй час в размышлениях, третий — с картами и телефонными книгами, после чего предсказать здание, в котором прячется дезертир.
Он выглянул на снег перед домом.
Никого.
Лишь пустой белый мир, который, казалось, окончательно замерз.
Ричер посмотрел на Джанет Солтер:
— Я хочу, чтобы вы наблюдали за участком перед домом.
— Хорошо.
— Я мгновенно появлюсь в коридоре. Если кто-то окажется в библиотеке или на кухне, я смогу перехватить его в коридоре.
— Хорошо.
— Оставайтесь в тени, но будьте очень внимательны.
— Хорошо.
— Если вы что-нибудь увидите, сразу говорите мне — громко и четко. Число, местоположение и описание.
— Хорошо.
— И делайте это стоя.
— Почему?
— Чтобы я услышал, как вы упали, если заснете на посту.
Она выбрала удобную позицию в глубине комнаты и невидимую снаружи, откуда просматривался подход к фасаду дома. Рука Солтер все еще лежала на рукояти пистолета. Ричер вышел в коридор, пододвинул стул к телефонному столику с другой стороны, чтобы иметь возможность сидеть лицом к задней части дома. Свой револьвер он положил на бедро. Потом снял трубку и набрал номер по памяти.
— Да?
— Аманду, пожалуйста.
Пауза. Щелчок. Знакомый голос.
— Должно быть, ты меня дразнишь. Два часа назад ты дал мне работу на две недели, а теперь звонишь в надежде получить результат?
— Нет, но я не могу дать тебе две недели. Мне нужна хоть какая-то информация к завтрашнему утру — не позднее.
— Ты что, спятил?
— Ты сказала, что лучше меня, а я сумел бы проделать такую работу за день. Поэтому ночь для тебя вполне подходящий срок.
— Что это, психология? Ты посещал лекции по мотивации в Вест-Пойнте?
Рука Ричера продолжала лежать на револьвере, и он не спускал взгляда с кухонной двери.
— Ты еще не поймала своего парня?
— Нет, неужели ты сам еще не понял?
— А где ты его ищешь?
— Аэропорты плюс лодки на северном побережье Мексиканского залива между Корпус-Кристи и Новым Орлеаном.
— Он в мотеле немного севернее Остина. Почти наверняка в Джорджтауне. Думаю, ты найдешь его во втором мотеле к северу от автобусного вокзала.
— Ты хочешь сказать, что у него на лодыжке тайный браслет, о существовании которого я не знаю?
— Нет, ему страшно и одиноко. Он нуждается в помощи. Ему некуда деваться, за исключением заокеанских друзей, которым он продался. Он ждет возможности связаться с ними. Они ему помогут, если он будет чист, и отвернутся, если скомпрометирован. Возможно, они его убьют. Он все понимает. Беглец, скрывающийся от правосудия, — такой вариант их вполне устроит. Но если это будет связано с политикой — в гораздо меньшей степени. Они не захотят, чтобы мы проследили связи до самого конца. Поэтому ему необходимо знать новости. Он должен выяснить, что средства массовой информации говорят об истории в Форт-Худе. Если речь все еще идет об обычном убийстве на почве ревности, он им позвонит. Если нет — покончит с собой.
— Мы ничего не сообщали прессе.
— Тогда он подождет день или два, а потом позвонит им.
— Но он может оказаться в любом месте. В Уэйко, Далласе или даже Абилине.
— Нет, он сделал продуманный выбор. Абилин далеко, и он слишком маленький. Уэйко и Даллас слишком патриотично настроены. Он посчитает, что телевидение и радио могут разыграть шпионскую карту. Где он служил? В Четвертом пехотном полку? Аудитории в Уэйко и Далласе не захотят слушать историю про предателя-капитана из Четвертого пехотного. И он это знает. Но Остин куда либеральнее. И это столица штата, а потому новостные станции ведут себя немного свободнее. Ему необходимы прямые репортажи, и он знает, что именно в Остине можно на них рассчитывать.
— Ты сказал Джорджтаун.
— Он боится большого города. Слишком много полицейских, слишком много всего происходит. Он ведь не сядет за руль? Побоится копов на автострадах. Его машина осталась у дома?
— Да, так и есть.
— Значит, он сел на автобус в Худе, однако не стал уезжать далеко. Джорджтаун рядом, возле Остина, но не слишком близко. Он постоянно смотрел в окно. Один мотель за другим. Он их запоминал. Когда он вышел из автобусного вокзала, то пошел обратно по знакомому маршруту, но не хотел долго оставаться на улице, это опасно. Однако его не устроило место, ближайшее к вокзалу, — очевидный выбор. Поэтому он остановился во втором отеле. Сейчас он находится там, дверь заперта, цепочка наброшена, и он смотрит каналы местного телевидения.
Голос ничего не ответил.
— Подожди немного, — сказал Ричер.
Он аккуратно положил трубку на столик и встал. Проверил кухню и библиотеку. Все спокойно. Потом зашел в гостиную. Джанет Солтер продолжала стоять и вглядываться в темноту.
На улице было пусто.
Никто не приближается к дому.
Ричер вернулся в коридор, сел на стул и взял трубку.
— Что-нибудь еще? — спросил голос.
— Это не имеет значения, но он сидел в передней части автобуса.
— Ты полон дерьма.
— Это маскировка. Он не хотел показывать, что скрывается. Он полагает, что плохие парни обычно сидят сзади. Но речь идет о капитане Четвертого пехотного полка. Вероятно, о человеке с пуританскими взглядами. Он помнит свой школьный автобус. Сзади сидят всякие подонки. А он не такой.
Молчание на другом конце провода.
— Джорджтаун, — сказал Ричер. — Второй мотель к северу от автобусного вокзала. Проверь его.
Молчание.
— Где ближе всего находятся твои люди? — спросил Ричер.
— У меня есть люди в Худе.
— Ну так отправь их туда. Это около пятидесяти миль. Чего это будет тебе стоить?
Ответа не последовало.
— И не забудь, мне нужна информация к завтрашнему дню, — сказал напоследок Ричер и повесил трубку.
Он поставил стул на прежнее место и вернулся в гостиную, чтобы выглянуть в окно.
Никого.
На улице пусто.
Было без пяти десять.
Осталось тридцать часов.
Часы тикали. Ричер считал каждую прошедшую минуту маленькой победой. Бунт в тюрьме не мог продолжаться вечно. Начальная фаза должна быть достаточно короткой. Взяты заложники, территория оцеплена, возникает тупиковая ситуация. Начнутся тактические игры. Тюремные офицеры постараются перегруппироваться. Полицейских отпустят. Ричер это знает.
