Эллвуд укоротил свой маршрут — он был теперь ограничен длиной телефонного провода. Голос его звучал непринужденно, однако ноги не сгибались, словно ходули.
— И что же вы предлагаете, Хилари?
— Есть две возможности, Валлас. Первая — оставить вас в покое, поскольку вы слишком далеко зашли, занимаясь Пайпером. Вторая — поскольку вы повесили на нас долги, выбросить вас волкам на съедение. И это мне больше по душе. Но в любом случае остается еще один вариант: дождаться, пока вы решите проблему с Пайпером, и только тогда отдать вас на съедение. Кто знает, Валлас, быть может, это самое лучшее решение?
— Что же вы собираетесь делать?
— Оставить вас в покое еще на некоторое время. Но сроки установлены жесткие, времени почти не остается. К нам поступают из Европы весьма странные донесения. И дело не только в этом — американцы задают такие вопросы, на которые нам лучше не отвечать. Создается впечатление, что все знают какой-то секрет и не желают открывать его нам. И вовсе не исключаю, что это и есть наш секрет. Мы и так нервничаем, Валлас, а тут еще вы вздумали сводить счеты с каким-то альфонсом. — Он по-прежнему говорил негромко, и в тоне его улавливалась насмешка.
Эллвуд развернулся, словно солдат на плацу, подошел к окну и натянул шнур. Ему показалось, что небо усеяно птицами. Он спросил:
— Что-нибудь еще?
— Нам нужны результаты, — сказал Хилари.
Эллвуд подождал в наступившем молчании, потом услышал гудки отбоя. Из окна виднелась линия горизонта, настолько четкая, что, казалось, с нее можно шагнуть в любую точку мира.
Ему захотелось иметь под рукой такую кнопку, чтобы одним нажатием покончить со всем.
Минут пять он стоял неподвижно, ожидая, пока вид из окна утратит свою резкость, и набрал нужный номер. Потом еще раз. Когда трубку на другом конце провода сняли, он заговорил быстро, чтобы собеседник не ослабил внимания.
— Говорит Валлас Эллвуд. Мне нужна ваша помощь. Разумеется, за хорошую плату. — Вид из окна постепенно приобретал четкие очертания. — Да, я мог бы там встретиться с вами. — Он кивнул.
Затея была рискованной. Впрочем, терять ему нечего.
* * *
Девушка нашла его дверь слегка приоткрытой и, войдя в квартиру, увидела мужчину, узкого, как лезвие ножа, с волосами цвета вороненой стали, блестящими и прилизанными. Он потягивал виски, держа бутылку за горлышко, и, увидев девушку, приветливо улыбнулся.
— Покажи мне сиськи! — почти приказал он.
Она рассмеялась и пробежала пальцами по пуговицам блузки.
Он добавил:
— Надеюсь, ты без предрассудков.
Теперь она расхохоталась:
— Послушай, я — проститутка. И делаю все.
* * *
...Потом, когда все кончилось, она выскочила в коридор, держа туфли в руках, как будто очень спешила, и долго стояла, уткнувшись лицом з двери лифта. Теперь ей было не до смеха.
Эллвуд снова подошел к окну. Голый и потный. Исходивший от тела кисловатый запах нравился ему. Лонгрок распался на каскады огней вдоль набережной. Моря почти не было видно, синяя тень поглотила все, кроме узкой аквамариновой полоски, тянувшейся вдоль линии горизонта.
Замечательно. Эллвуд поднял кулак и стал водить им в разные стороны, приподняв большой палец, как будто сжимал в руке гашетку.
Тем временем девушка спускалась в лифте, не произнося ни звука, боясь даже дышать.
Эллвуд опустил большой палец — щелк! — словно на кнопку судного дня.
Три полицейские машины и карета «Скорой помощи» промчались одна за другой мимо дома Паскью. Городской старожил, он привычно выждал, пока звук сирены стихнет в удалении. Софи поставила перед ним чашку кофе, и он сдвинул телефон влево. Перед ним лежали листы почтовой бумаги, которые он принес из квартиры Чарли. Он зачитывал всю содержавшуюся в них информацию Робу Томасу — перечень имен, телефонных номеров и всякие отрывочные, на первый взгляд бессмысленные записи.
— Все это какой-то бред, — заметил Томас.
— Я диктую все подряд. Если сможешь, воспользуйся этим. Некоторые записи вообще невозможно разобрать. — Паскью зачитал еще несколько номеров и добавил: — Голландия, Карлтон, Шекспир.
— Хочешь, чтобы я перечитал все собрание сочинений? Или достаточно сонетов?
— Я буду в Лонгроке, — продолжал Паскью. — По прежнему номеру.
— Все это отлично, Сэм, но твой кредит исчерпан.
— Посылай счета в офис, — порекомендовал Паскью.
— Ты уверен?
— Посылай счета в офис.
Краем глаза он следил за тем, как Софи снимает с дивана его постельное белье. В ее преувеличенно-энергичных движениях, когда она складывала простыни, чувствовалась нервозность. Накануне вечером она ездила в Хампстед забрать кое-что из одежды. И вернулась через час.
— Если я поеду домой, то не вернусь. Я прожила там не очень долго, и с этим местом не связано никаких воспоминаний.
— Наверное, там неплохо.
— Пожалуй. — Она стояла в дверях, повесив на руку плащ, а он тем временем звонил по телефону.
— Никто не хватился тебя, Сэм, — сказал Джордж Роксборо со вздохом. — Я снова начал курить. И это здорово расшатало нервы. Полицейские буквально не вылезают от матери Стюарта. Снова и снова прокручивают ее историю.
— Ну и отлично, — ответил Паскью, — зато на суде все будет отскакивать у нее от зубов.
Резкие порывы ветра приносили с собой запах серы, и они выезжали из города с поднятыми стеклами.
— Мне снились кошмары.
Он кивнул, не отводя глаз от дороги.
— Да, я слышал, как ты стонала.
— Мне снилось... будто Лори выходит из дома по воздуху, потом опускается на землю в саду и мелькает среди деревьев. Мы все ей кричим, а она не слышит. А я залезла на усыпанное плодами дерево, не знаю какими именно, кажется самыми разными. В общем, все было так, как в те времена, когда, накачавшись наркотиками, мы впадали в забытье.
Им понадобился почти час, чтобы выехать за город.
— Ведь там не было никаких фруктовых деревьев, да? — спросила Софи.
— Не было.
— Лори была в белом, и я видела ее в темноте. Только ее. Остальных нет.
— Она срывала с себя одежду, — сказал Паскью.
— Да, помню. — В руке у Софи был листок с адресом Марианны, который им дал Роб Томас. Немного погодя она достала из кармашка на дверце машины карту.
— Это близко? — спросил он.
— От Лонгрока? — Она взглянула на масштаб. — Близко. Миль пять, пожалуй.
— Ты еще можешь вернуться домой, — заметил Паскью.
— Я сидела на дереве и ела фрукты, пока она умирала.
* * *
Питер Новак неплохо сохранился для своих семидесяти лет — прямая осанка, размашистый шаг, копна волос. Когда он заговорил, Паскью уловил легкое посвистывание в легких.
— У меня всегда так, когда весна затяжная, как в этом году, — объяснил он. — Видимо, аллергия; но добьет меня не она. — Стоило ему заговорить о Марианне, как голос его стал глухим и подавленным. — Говорите, когда мы жили в Клайдоне? Ну, в таком случае вы наверняка знаете ее лучше меня. — Он поморщился. — Я постоянно находился в разъездах. Это называлось «делать карьеру». В то время мне казалось — это единственное, чем стоит заниматься. Да, я думал именно так. А потом все кончилось. И карьера тоже. Или же кто-то забрал ее у меня. Жена за три месяца буквально сгорела от рака. — Он усмехнулся, и в груди засвистело чуть громче. — А фокус вот в чем: они внушают тебе, что ты навсегда останешься молодым или по крайней мере долго не состаришься. — Он вопросительно взглянул на Софи. — Вы хоть представляете себе, где она может сейчас находиться?
— Мы надеялись застать ее здесь.
— Для полиции она всего лишь учтенная единица. Вы же знаете: люди исчезают один за другим.
— Да, это обычное дело, — согласился Паскью.
— Но только не для меня. — Они сидели в саду, из которого открывался вид на море. Крытый низко нависающей соломенной крышей дом стоял особняком прямо у подножия холма. — Обычное бегство — так сказал один из них, я сам слышал.
— Полицейские всякое повидали, — заметил Паскью. — А пропавшие люди... для властей они как автобусы: этот ушел — через минуту подойдет следующий.
— А как это случилось? — поинтересовалась Софи.
Новак пожал плечами и устремил взгляд на море.
— Время от времени она приезжала домой. Поживет с месяц и уедет. Вы ведь знаете, она стала археологом. — Паскью и Софи, не сговариваясь, покачали головами и тут же спохватились, поняв, какой у них при этом дурацкий вид. — Поэтому ей приходилось много ездить. В перерыве между экспедициями, если она не читала лекции или не испытывала желания побыть в Лондоне, приезжала сюда. Знаете, мы друг другу нравились. И хорошо ладили.
Облака, похожие на плевки, затянули небо. Солнце спряталось, и стало прохладно.
— А случилось это так: она ушла и не вернулась. Ее машину нашли на железнодорожной станции. Это утвердило их в мысли, что она... сбежала. Они даже не задались вопросом, что послужило причиной. Спроси их об этом — пожмут плечами в недоумении. — Он жестом пригласил их в дом, внезапно забеспокоившись. Горе заставило его забыть о гостеприимстве. — Могу я вам что-нибудь предложить? Может быть, кофе?
