До поездки на Юг Рэй все-таки решил отобедать с Кейли. Пусть Джоан официально еще значилась студенткой – экзамены позади, кому какая разница? На лето она остается в городе, и при известной осторожности можно было бы начать встречаться. С женщинами без осторожности нельзя, а в данном случае ее необходимо убедить: от Джоан можно ожидать чего угодно.
Однако первый же телефонный звонок бывшей ученице принес разочарование. Ответил мужчина – молодой мужчина, как мгновенно стало ясно Рэю,– и голос его звучал не слишком приветливо. Взяв трубку, Кейли обошлась всего несколькими словами.
– Может, позвонить в другое время?– спросил Рэй.
– Нет, я найду тебя сама.
Он прождал три дня и с легким сердцем, будто отрывая листок календаря, поставил на Джоан крест.
Все дела в Шарлотсвилле были закончены. Забравшись в кабину «бонанзы», Рэй с неохотой уступил место у штурвала Фогу Ньютону и через четыре часа прибыл в Мемфис. У здания аэровокзала взял такси и отправился к Форресту.
Свой первый и пока единственный визит в дом Элли Крум Рэй нанес несколько лет назад и по тому же поводу. Форрест растворился в нирване, исчез. Судья даже решил, что младшего сына нет в живых. Будучи человеком чрезвычайно занятым, он не мог позволить себе отправиться на поиски непутевого чада, да и зачем – ведь у него был Рэй.
Старый, викторианского стиля дом стоял в центре Мемфиса. Построил его собственными руками отец Элли, процветавший некогда бизнесмен. От былого богатства семьи остались лишь воспоминания. Некоторое время Форресту мерещились кипы ценных бумаг и фамильные деньги под крышей дома, однако пятнадцать лет спустя он распрощался со своими надеждами. В начале совместной жизни брат занимал хозяйскую спальню, но сейчас был вынужден довольствоваться скромной комнаткой в подвале. Кроме него, в доме проживали и другие постояльцы, все как один художники, влачившие полуголодное существование.
У подъезда Рэй попросил таксиста остановить машину. Кусты, что окаймляли дорожку к двери, были давно не стрижены, крыша чуть просела, но в целом выглядел особняк довольно прилично. Каждый год в октябре Форрест покрывал стены новым слоем краски, вернее, красок – самой немыслимой палитры, споры о которой велись на протяжении предыдущих двенадцати месяцев. Сейчас главенствовал бирюзовый цвет неба с редкими вкраплениями красного и оранжевого. Если верить брату, однажды он разрисовал стены павлинами.
Молодая женщина с молочно-белой кожей и иссиня-черными волосами приветствовала профессора на пороге без малейшего намека на гостеприимство.
– Да?
Прихожая за ее спиной напоминала пещеру.
– Элли у себя?– столь же бесцеремонно спросил Рэй.
– Она занята. Что передать?
– Скажите, ее хочет видеть Рэй Этли, брат Форреста.
– Кого-кого?
– Форреста, что живет в подвале.
– Ах, этого…
Женщина скрылась, в глубине дома зазвучали голоса.
Через минуту в проеме двери возникла Элли. Мощное тело было скрыто под складками затянутой узлом на груди простыни, которую украшали мокрые пятна и потеки не успевшей засохнуть глины. Руки Элли вытирала старым посудным полотенцем, на лице – кислое выражение оторванного от своей вдохновенной работы гения.
– Привет, Рэй,– буднично сказала она и распахнула дверь.
– Привет, Элли.– Вслед за хозяйкой дома Рэй прошел в гостиную.
– Труди, милочка, принеси нам чаю!– крикнула ваятельница.
Невидимая Труди даже не отозвалась. Стен гостиной почти не было видно за полками с горшками и вазами тех причудливых форм, что могут возникнуть лишь в мозгу объятого горячечным жаром человека. По словам Форреста, на лепку у Элли уходило более десяти часов в день, и расставаться со своими творениями она не намеревалась.
– Мне так жаль вашего отца,– ровным голосом проговорила Элли.
Они уселись друг против друга за круглый стеклянный столик. Хрупкий прозрачный диск покоился на трех глиняных фаллосах, выкрашенных в разные оттенки синего цвета. Рэй опасался прикоснуться к уникальному предмету обстановки рукой.
– Спасибо,– несколько принужденно ответил он.
Ни звонка, ни письма, ни букета цветов на похороны, вообще ни слова сочувствия до этой неожиданной для обоих встречи. За стеной слышались звуки классической музыки.
– Ты, наверное, к Форресту?
– Да.
– Последнее время я его почти не вижу. Ты же знаешь, он обитает в подвале, уходит и приходит, когда захочет, как мартовский кот. Сегодня утром послала к нему подругу, проведать что к чему. Та возвращается, говорит, похоже, его уже неделю как нет. Вместе мы не спали лет пять-шесть.
– Это куда больше того, о чем я собирался спросить.
– Он даже не звонит.
Труди внесла в комнату чайный поднос, еще один рожденный буйными фантазиями хозяйки шедевр. Чашками служили пузатые бочонки с непропорционально тонкими ручками.
– Сливки? Сахар?– Элли подвинула к нему две вазочки.
– Сахар.
Она вручила Рэю бочонок. Упади тяжелый сосуд ему на ногу – травмы не миновать.
– Как у брата дела?– спросил он, когда Труди оставила их вдвоем.
– То пьян, то трезв. Это же Форрест.
– Наркотики?
– Туда лучше не соваться. Ты и сам не захочешь знать.
– Пожалуй.– Рэй пригубил напиток. Жидкость благоухала розами, одного ее глотка оказалось для него достаточно.– Прошлой ночью Форрест с кем-то подрался, тебе говорили? Я слышал, у него сломан нос.
– Не в первый раз. С чего вы, мужчины, так любите после выпивки молотить друг друга кулаками?
Хотя вопрос звучал обоснованно и логично, ответа Рэй не нашел. Прикрыв глаза, Элли с наслаждением сделала глоток. Многие годы назад мисс Крум считалась весьма привлекательной женщиной, но сейчас, приближаясь к своему пятидесятилетию, она оставила всякие попытки выглядеть хорошенькой.
– Тебе на него наплевать?– напрямик спросил Рэй.
– Ошибаешься.
– Да ну?
– Неужели это так серьезно?
– Форрест – мой брат. Кому еще о нем позаботиться?
– Поначалу мы сгорали от страсти, кровать не выдерживала, а потом интерес к сексу как-то пропал. Я заплыла жиром, с головой ушла в работу.
Рэй огляделся по сторонам.
– К тому же коту здесь есть кем поживиться.– Элли кивнула на дверь, за которой скрылась Труди.– Форрест – отличный друг, Рэй. Думаю, где-то в глубине души я все еще люблю его. Но он слишком зависит от своих слабостей, ты понимаешь, о чем я. И всегда будет зависеть. Это мало способствует развитию отношений.
– Понимаю. Можешь верить, очень хорошо понимаю.
– А ведь он – один из лучших. Ему хватает ума и сил остановиться в последнюю минуту.
– Но не удержать себя от сползания вниз.
– Вот-вот. Пятнадцать лет назад я поставила точку. Такие натуры, как он и я, подобны двум кускам кремня. Поэтому он перебрался в подвал.
Там ему гораздо лучше, решил про себя Рэй. Поблагодарив за чай, он встал.
Элли проводила гостя до двери.
Процедура утверждения завещанного Ройбеном Винсентом Этли имущества состоялась в том самом зале, где в качестве председателя окружного суда он провел тридцать два года своей жизни. Портрет неутомимого борца за справедливость строго взирал со стены на аудиторию. Портрет был тем самым, что тремя неделями ранее стоял в ротонде у гроба, мимо которого чередой шли жители Клэнтона. Теперь ставший каноническим лик вернулся на свое законное место – другого грядущие поколения ему не найдут.
Оборвал подвижническую деятельность досточтимого судьи и обрек его на уединение в «Кленовой долине» человек по имени Майк Фарр, уроженец городка Холли-Спрингс. Однажды его уже удостоили переизбрания на высокий пост, и с обязанностями глашатая закона чужак этот справлялся, по мнению Гарри Рекса, в целом неплохо. В данный момент советник юстиции Фарр заканчивал просматривать написанное рукой его предшественника завещание.
Сидевшие в зале юристы и чиновники окружного суда листали бумаги, кое-кто негромко переговаривался. В повестку дня были включены и предложенные ими неделей ранее вопросы. Рэй присел в первом ряду, тогда как Гарри Рекс, чья фигура мощно возвышалась над столом председателя, шептал что-то на ухо Майку Фарру. Рядом с Рэем сидел брат. Лицо Форреста, если не считать двух-трех царапин под глазами, выглядело как обычно. По сути, Форрест не собирался являться на процедуру, но основательная взбучка, полученная от Гарри Рекса, заставила его изменить свое решение.
Брат все-таки объявился у Элли, ни словом не обмолвившись о том, где пропадал и чем намерен заниматься дальше. Да это никого особо и не интересовало. О новой работе он тоже не упомянул, и Рэй пришел к выводу: карьера консультанта Форресту заказана.
С интервалом в пять минут на кафедру поднимался кто-нибудь из присутствовавших и, вытянув вперед правую руку, сообщал Рэю, каким незаурядным, нет, каким великим государственным мужем был его отец. Предполагалось, что старшего сына судьи связывают с каждым выступающим узы многолетней дружбы – еще бы, ведь все они называли его своим другом. Имя младшего не прозвучало ни разу.
