И хотя Мария чувствовала внутри пустоту, боль и старость, у нее все же появилась цель, наполнявшая все ее существование смыслом, уже полностью утраченным.
Мария приняла душ, оделась и вырвала нужную страницу из телефонного справочника. Она уже собиралась выйти из гостиницы, так и не позавтракав, но передумала и заставила себя спуститься в кафетерий, чтобы съесть мюсли и немного фруктов. Это придало ей сил, и она не пошла в туалет, чтобы спровоцировать рвоту, а решительным шагом сразу направилась на улицу. Ночью выпал снег и уже превратился в серую грязную жижу. Она не стала брать машину и двинулась в центр города пешком. Прежде всего Мария решила посетить парикмахерскую. У нее никогда не было длинных волос, и на услуги дорогих гамбургских стилистов уходила немалая часть ее зарплаты. В этой же парикмахерской набор услуг был довольно ограничен, да и мастерство персонала оставляло желать лучшего. Девушка, явно еще не доучившаяся в школе, вымыла Марии голову и осведомилась о ее пожеланиях. Мария достала из сумочки фотографию.
— Вот так, — сказала она. — Я хочу выглядеть вот так.
— Вы уверены? — удивилась парикмахерша. — У вас такой чудесный естественный цвет. Многие клиентки пошли бы на все за такой прекрасный оттенок. Они постоянно его требуют, но из этого ничего еще ни разу не получилось — во всяком случае, у меня.
— Вы можете сделать как я прошу? — еле сдерживаясь, поинтересовалась Мария.
Парикмахерша пожала плечами и вернула ей фотографию, на которой была Мария вместе с ее подругой и коллегой Анной Вольф.
— Да легко. Ну если, конечно, вы собираетесь на этом все еще так же настаивать…
Через полтора часа Мария снова оказалась на улице. Несмотря на холод, она не стала надевать шапочку. Морозный воздух покалывал открытые теперь уши, и время от времени она останавливалась перед витринами, чтобы бросить на себя взгляд. Теперь ее волосы были темно-каштановыми, но не такими короткими и неровными, как у Анны. Тем не менее ее внешность сильно изменилась.
Ее нерешительность при выборе косметики, подходящей под цвет волос, немало удивила продавщицу в универсальном магазине на Хоэштрассе. Однако через несколько минут Мария, всегда отличавшаяся консервативным вкусом, все же определилась с макияжем и набрала целый пакет довольно ярких теней для глаз, румян и помад.
Продолжив затем свой путь, она пару раз останавливалась, чтобы достать из кармана вырванную страницу телефонного справочника и, еще раз уточнив адрес, сориентироваться по карте Кёльна. Время близилось к обеду, и она, все еще чувствуя непривычную тяжесть в желудке после завтрака, заставила себя зайти в ресторан и проглотить немного супа и кусочек хлеба. Представив, как у нее раздулся желудок, Мария с трудом поборола тошноту, но все же сумела удержаться от рвоты.
Выбирать парики ей помогал продавец средних лет, причем явно нетрадиционной ориентации. Мария назвалась актрисой, любящей все время менять свою внешность. Заметив на его лице сомнение, она добавила, что ей часто приходится это делать, поскольку она снимается в специфических постановках для видео. Мужчина понимающе улыбнулся и предложил ей на выбор самые разные образцы: короткие, длинные, черные, светлые, каштановые. Мария отобрала пять париков, чем привела продавца в полный восторг, а сама пришла в ужас от цены.
— Можете взять их не все сразу… — нерешительно предложил продавец.
— Нет… я заплачу за все!
По пути в гостиницу Мария зашла еще в пару магазинов и вернулась в номер, обвешанная пакетами с покупками. Задернув занавески, она включила свет, полностью разделась и подошла к зеркалу. Она боялась этого момента, зная, что после двухразового приема пищи впервые за долгие месяцы она увидит, как раздулся живот. Но этого не произошло. Мария уже привыкла с отвращением разглядывать свое распухшее от постоянного голодания тело, но сейчас все было по-другому. Будто решение стать кем-то другим изменило ее восприятие, и в зеркале отражалось тело незнакомой женщины. Нанесенный диетой ущерб был очевиден. У Марии всегда было стройное тело с хорошими формами. После месяцев уколов, очищения желудка и постоянного недоедания ее тело выглядело истощенным. Сквозь кожу проступали ребра, а бедра казались тоньше коленей. Руки стали похожи на палки, а шрам от ножевой раны под съежившимися грудями выделялся розовым пятном на бледной безжизненной коже. Лицо под шапкой коротких и ставших темными волос выглядело костлявым и вытянутым. Что она с собой сотворила?
Мария запретила себе думать об этом: теперь ее личность будет отделена от тела, ставшего лишь каркасом, позволяющим создать десяток разных Марий. Это пришло ей в голову утром, когда она пожалела, что не сможет воспользоваться помощью Анны при ведении слежки. Что ж, на самом деле это станет возможным, если она сумеет преобразиться, например в Анну. Эта мысль превратилась в замысел, реализовавшийся в план, придавший ей решимости и целеустремленности. Вместо того чтобы растворяться в толпе, обрядившись в бесформенную хламиду, она превратится в других персонажей.
Оливер пил кофе, устремив взгляд на белую стену перед собой. Но он на ней ничего не разглядывал, а просто смотрел, погрузившись в воспоминания о случившемся в гостиничном номере. Прошло уже пять дней, и все по-прежнему было тихо. Но он знал, что полиция его ищет. Он всегда уделял максимальное внимание тщательному планированию и старался не оставлять никаких следов и зацепок. Но кто же мог подумать, что она поднимет такой шум, такой крик! Она же знала, что ему было нужно, знала о его особых желаниях — почему же начала так визжать? Почему все эти глупые шлюхи всегда устраивают такой шум, хотя заранее знают, что их ждет? У Оливера не было иного выхода, кроме как заставить ее замолчать, пока на крик кто-нибудь не прибежал.
Он сделал глоток кофе. Нет, беспокоиться не о чем. Он больше никогда не обратится в это агентство и на время заляжет на дно. А если вдруг снова захочет потрафить своей маленькой слабости, то просто отправится в другой город.
Оливер допил кофе, надел хирургические перчатки из особо прочного латекса, застегнул рукава халата и прошел в соседнее помещение, залитое холодным и безжизненным светом неоновых ламп. На стальном подносе были уже аккуратно разложены ножи и другие столь необходимые ему инструменты.
В воздухе уже чувствовался еще не сильный, но отчетливый запах гниения. Оливер, разумеется, знал его причину: это разлагались клетки синевато-багровых сгустков крови в обширных открытых ранах и начиналось тление тканей под кожей. Но каким бы научным ни было объяснение или понимание происходящих процессов, по сути, это был просто запах смерти. Оливер сделал глубокий вдох, взял скальпель и занес его над уже расчлененными останками, лежавшими на столе.
В ресторане «Шпайзекаммер» всегда было людно, и потому Ансгар Хёффер старался приезжать на работу пораньше. Он не считал, что обязанности шеф-повара ограничивались продолжительностью его смены. В конце концов, ресторан сейчас привлекал больше клиентов, чем когда-либо раньше за последние десять лет, и своей популярностью был во многом обязан именно его, Хёффера, безупречной репутации. До него «Шпайзекаммер» вообще не работал по средам, а сейчас ежедневно находились желающие здесь пообедать или отужинать. Жители Кёльна и других городов с удовольствием приобщались к настоящим шедеврам кулинарного искусства Ансгара, взявшего все лучшее из традиционной немецкой кухни и добавившего к ней изысканность тайских, французских и японских блюд. И для Кёльна с его тремя десятками первоклассных ресторанов это было настоящим достижением. Благодаря тому, что «Шпайзекаммер» столь высоко котировался среди кёльнских гурманов, процветал даже отдел полуфабрикатов. Нельзя сказать, чтобы вклад Ансгара в общий успех оставался незамеченным — он был одним из самых высокооплачиваемых шеф-поваров Кёльна, а хозяева ресторана герр и фрау Гальвиц даже предложили ему стать полноправным партнером. В принципе Ансгар не имел ничего против, но его реакция была осторожной. У него хватало здравомыслия понимать, что такое лестное предложение вызвано финансовыми соображениями, а отнюдь не симпатией к нему как человеку — по его собственному признанию, замкнутому и необщительному. Его единственной страстью была кулинария, и все понимали, что если он перейдет в другое место, то за ним потянется и клиентура.
Его украинская помощница Екатерина ждала появления Ансгара с нетерпением. Она еще не успела переодеться во все белое, и на ней по-прежнему был короткий топик, подчеркивавший полную грудь и оголявший живот. Ансгар старался не смотреть на пирсинг в пупке в виде гвоздика, протыкавшего нежную кожу. Она же не сводила с него светло-голубых глаз, ярко блестевших от волнения.
