взбешена.
— Оказалось, это не он, сукин сын.
Терри слушал вполуха.
— А?
— Это не Рассел Кроу. Какой-то плотник из деко-раторского цеха. Обманул меня, скотина.
— Сказал, что его зовут Рассел Кроу?
— Ну не совсем. Но он не сказал, что его не зовут Рассел Кроу.
Терри рассмеялся.
— В долине плача [55] обречены мы жить, как говаривала моя матушка. Могло быть и хуже, если бы ты отдалась ему в сортире стоя. — Ева обожгла его взглядом, поскольку он угадал. — Пошли отсюда, — вдруг предложил Терри. Он взял ее за локоть и потащил к дверям.
— С какой стати? — возмутилась Ева. — Я выпить хочу.
— Будешь скорбеть об утраченной чести. А я бы не осмелился отрывать тебя от этого занятия.
Терри вывел Еву на улицу, остановился у такси и усадил ее на заднее сиденье.
— Все вы мужики — мерзавцы. Ты в курсе? А ир ландцы недоделанные — самые сволочные из…
Такси тронулось. Терри помахал ей, следя за движением ее губ.
Блондинка вышла ближе к трем часам ночи. Он битый час сидел сиднем в своей машине без света, припарковав ее в тени у тротуара, наблюдал за клиентами, пьяными и трезвыми, нашедшими себе пару и одинокими, бредущими из клуба. Терри коротал время, слушая свой «Айпод» и пытаясь думать о той жгучей брюнетке, а не об этой блондинке. Но мысли все время возвращались к последней.
Он помочился в пластиковую бутылку, в который раз задаваясь вопросом, соответствует ли это санитарно-гигиеническим нормам.
Терри вызывал в воображении картинки с участием брюнетки, раздетой, лежащей в его постели, но в мозгу все время перещелкивались шестеренки, и он уже видел себя в объятиях блондинки, в посткоитальном расслаблении. В общем, дурной это знак. И даже хорошо, что ее, скорее всего, дома дожидается какой-нибудь актер. Или музыкант. Настоящий жеребец. А также обладатель докторской степени в области физики. И уж конечно, высокий. Она от него без ума. Так что у Терри нет ни малейшего шанса. Он может подъехать к ней, задать свои идиотские вопросы, она тут же доложит обо всем Стелле, Терри заберет свой гонорар, пойдет и наклюкается до потери пульса. Черт, надо было поболтать с этой брюнеточкой.
Следовать за блондинкой оказалось несложно. Она ехала на старом ярко-желтом «Фольксвагене-жуке», останавливалась на всех светофорах и железнодорожных переездах и уступала всем дорогу. Терри поспевал бы за ней даже на велосипеде и держал дистанцию даже большую, чем обычно. Ехать пришлось недолго. Она затормозила у одноэтажного дома с верандой в Западном Голливуде и вышла из машины, не заглушив мотор. Поднялась на крыльцо, но не позвонила, а постучала. Дверь открыла женщина лет пятидесяти пяти. Блондинка осталась стоять на пороге. Женщина принялась бранить ее, но без злобы. Блондинка покачала головой, потом вошла. А через несколько минут снова появилась на крыльце со спящим ребенком на руках. Похоже, это был мальчик лет трех-четырех. Блондинка посадила его в машину и пристегнула, непрестанно с ним воркуя. Потом села сама и поехала дальше. Женщина стояла в дверях и смотрела им вслед. Когда машина исчезла за поворотом, она вернулась в дом и закрыла дверь.
Терри поехал за блондинкой по Сансет, потом на север по 405-му шоссе, держась в четверти мили от нее. Она свернула на бульвар Вентура. Терри сбавил скорость, чтобы не подбираться к ней слишком близко на светофоре. Он и так нагнал ее на Вентуре, но потом увеличил расстояние. Спешить незачем. Как будто за снежным человеком идешь, но надо быть осторожным.
Жила блондинка на Шерман-Оукс, недалеко от Сепульведы. Дом был очень похож на тот, куда она только что заходила: старый, маленький, недорогой. Задний дворик для детишек. Она остановилась на дорожке перед домом, поднялась на крыльцо с ребенком на руках, поискала ключи, уронила и, с трудом удерживая сонного малыша, наклонилась, чтобы их поднять. Терри с трудом удержался ОТ того, чтобы не броситься на помощь. Вот проходил мимо, увидел, что у вас ключи упали, не хотите поужинать со мной? Блондика открыла дверь и вошла.
Итак, работу свою он выполнил. Можно передо-хнуть и позавтракать. А потом пойти домой и завалиться спать. Но как же ее кавалер? Второй машины на дорожке не оказалось. И у двери ее никто не встретил, не взял ребенка, не помог с ключами.
Вот тут-то и начинается помешательство, отметил про себя Терри.
Безлюдная улица была погружена в темноту. Терри вышел из машины. Зашагал в противоположном направлении, потом повернулся и направился к дому. Держась ближе к стене, он подошел К освещенным окнам. Детская. Терри смотрел, как она укладывает сына, сидя на краю кровати. Мальчик никак не засыпал. Блондинка вполголоса пела ему колыбельную. Да это же «Дорога на Рэглан», [56] узнал Терри. Блондинка поцеловала мальчика, выключила свет и вышла.
В гостиной она налила себе чего-то из бутылки, стоявшей на столике в углу. Села на диван — а точ нее, рухнула на него — и включила телевизор. Но смотреть ничего не стала, словно его и не было в комнате. Может быть, ей хватало того, что он бубнит. Хоть какое-то присутствие жизни. Она потягивала свой напиток и смотрела в никуда. Когда стакан опустел, она поднялась и подошла к столику, но наливать не стала. Молодец девочка, мысленно похвалил ее Терри, это кривая дорожка.
Блондинка поставила стакан и вернулась на диван. Откинула голову, прикрыла глаза и беззвучно заплакала.
Терри пошел к машине, предварительно решив, что утром позвонит Шпандау и скажет, что он может засунуть себе это дело в задницу.
Бобби драил кому-то кости, когда Шпандау вошел в трейлер.
— Да хера ли, входи! — сказал Бобби, когда Шпандау постучал.
Он сидел на стуле, уже одетый в костюм для съемки. Мэй, его визажист, склонилась над ним, занимаясь его волосами. Джинджер стоял у дальней стены и разговаривал по телефону. Он помахал Шпандау.
— Черт! — Бобби подпрыгнул на стуле.
— Извини, — ответила Мэй. — Но это нужно сделать. Иначе на жаре все развалится.
— Да у меня вся башка болит от этих волос.
— Знаю, миленький, знаю. Все плачут. Но я не виновата. И так уж стараюсь, как могу.
Шпандау опустился на диван.
— Нет, полюбуйся, а? — обратился к нему Бобби. — Волосы мне наращивает. Мои им не подходят, видишь ли. Я же на педика похож.
— Эй, — вклинился Джинджер. — Я — педик. Так что выбирай слова.
— Да ты грязный опускала, вот ты кто, — ответил Бобби.
— Как меня только не называли.
