— Почему бы и нет? — возразил ей Крис. — Скажи мне, разве у нас есть выбор? Ты полагаешь, что, если мы отдадим им его и извинимся, они отпустят нас подобру-поздорову? А кроме того, у меня есть идея.
— Ты спятил, — воскликнула Джессика. — Таро, объясни же ему, что он сам не знает, о чем говорит. Он хочет, чтобы нас всех убили!
Таро все еще разглядывал визитную карточку.
— Ты сказал, — он перевел взгляд на Криса, — что Дзэния зовут Одзава?
— Ну да. Сато все время кричал это. А в конце добавил: «Дать мне Одзава». Он очень волновался.
Таро спросил:
— Одзава Синдзи?
— Что значит Синдзи?
— Это имя, — пояснила Джессика. — Личное имя. Таро, кто такой Синдзи Одзава?
— Я не слышал имени Синдзи, — напомнил Крис.
Таро показал на визитку.
— Это мэйси Оно-гуми. Ямагути-гуми, самая большая. Оно-гуми — это ёнбанмэ.
— О чем вы говорите? — спросил Крис.
— О рангах, — ответила Джессика Она стала вдруг очень тихой. — Таро сказал, что эта банда Оно — четвертая по величине в Японии.
— Ойабун Оно-гуми — Одзава Синдзи, — продолжал Таро.
— Ойабун, — повторила Джессика.
— Большой босс. Глава.
Минуту никто не проронил ни слова.
— Таро, — Джессика прокашлялась, — ты считаешь, что Дзэния-Одзава — этот Одзава, — она показала на человека на полу, — глава четвертой по величине во всей Японии группировки якудза?
Таро подумал немного.
— Так, — сказал он. — То омоу.[30]
Они переглянулись. Наконец Крис засмеялся. Смеяться было больно, но он не обращал на это внимания.
— Не смешно, — заметила Джессика.
Но это было смешно. На самом деле это не просто смешно. Это было замечательно. Где-то там Ли Марвин гордился им.
Так получилось, что совершенно случайно они похитили самого Крестного отца.
Вот такой разговор состоялся между похитителями на полу лодочного сарая в два часа ночи, в воскресенье.
ДЖЕССИКА. Нет. Абсолютно исключено. Ни за что.
ТАРО. Я согласен с Джессикой.
КРИС. О'кей, хорошо. Но что вы собираетесь предпринять?
ДЖЕССИКА. Выбраться отсюда как можно скорее. Уехать из страны.
ТАРО. Завтра есть корабль. Идет на Филиппины.
ДЖЕССИКА. Таро, я не собираюсь на эти треклятые Филиппины!
КРИС. Так куда же вы собираетесь? Считаете, что в мире есть место, где они вас не найдут? Но даже если такое место есть, что вы будете там делать? На что вы будете жить?
ДЖЕССИКА. Если мы останемся здесь, нас убьют!
КРИС. Что значит «нас»? Они убьют тебя. И Таро тоже, если вычислят, кто он такой. Это вы двое засветились на видео в отеле, а не я. Да, меня избили. Но они не знают, что я в этом замешан. Я могу уйти отсюда хоть сейчас.
ДЖЕССИКА. Так почему же не уходишь? Вали отсюда!
ТАРО. Он не хочет.
КРИС. Таро прав, не хочу. Во-первых, если они поймают вас, вы можете меня выдать.
ТАРО. Сказать им все.
КРИС. Вот-вот. Целую и обнимаю тебя, лопушок! А во-вторых, нельзя отказываться от такой блестящей возможности.
ДЖЕССИКА. Возможности? Быть зарезанными, как скотина? Крис, ведь это же якудза, черт побери!
КРИС. Вот именно. Послушай, ты же сама хотела рискнуть провести двадцать лет за решеткой, чтобы получить треть миллиона долларов. Но это было тогда, когда ты думала, что Одзава — это Дзэния. Я знаю, что у тебя был предварительный план и ты считала, будто выполнить его проще простого. Но, тем не менее, это было самое настоящее похищение. Похищение с целью выкупа. При этом ты отдавала себе отчет, что может произойти какой-то сбой, и все же собиралась осуществить свою идею, несмотря ни на что.
ДЖЕССИКА. Но какое отношение это «несмотря ни на что» имеет к тому, что ты предлагаешь?
КРИС. А вот какое: ты собиралась рискнуть свободой за триста пятьдесят тысяч долларов. А представь себе целый миллион. Или два. Запросить шесть миллионов, разделить на три. Чем ты готова рискнуть ради этого?
ТАРО. Ты не можешь похитить якудза.
КРИС. Но мы уже его похитили. Дело сделано. А кроме того: почему бы и нет? В некотором смысле это лучше, чем похищать обычного человека — его семья обратится в полицию. А эти ребята — преступники. Они к копам не побегут.
ТАРО. Но даже если сейчас ты получишь деньги, потом они тебя убьют.
КРИС. С двумя миллионами долларов наличными гораздо проще спрятаться. Но, как я представляю себе, нам даже не придется прятаться.
ДЖЕССИКА. Что ты имеешь в виду?
КРИС. А что, если Одзава и его ближайшие подручные будут думать, что похищение организовал кто-то другой?
ДЖЕССИКА. Например, кто?
КРИС. Слушайте…
На следующий день друзья сделали видеозапись с требованием выкупа.
Джессика все еще не могла поверить, что это происходит на самом деле. Все ее инстинкты подсказывали ей, что надо выбираться отсюда и бежать без оглядки. Но Крис был прав в одном: якудза нашли бы ее. И если она сейчас убежит, у нее не будет ничего. Даже тех двадцати с чем-то тысяч долларов на банковском счете, в этом она была совершенно уверена. Деньги пропали. Доказать это было невозможно, но она была готова поспорить, что их присвоил Крис.
Утром он дал Таро двести тысяч иен на покупку видеокамеры, пленок и прочих необходимых вещей. Когда Таро ушел, она спросила:
— Кажется, ты утверждал, что снял с моего счета лишь двести тысяч. Ты что, отдал Таро все наши деньги?
— Я вроде сказал «пару сотен тысяч», — ответил Крис, проверяя, как там чувствует себя Одзава и не глядя на нее. — Я имел в виду две, три, четыре.
— Три или четыре — это несколько, а не пара.
— О господи! Ладно, несколько сотен тысяч.
— Но я хочу услышать точную цифру.
Тогда он посмотрел на нее:
— Ты что же, полагаешь, что я тебя обчистил?
— Я просто хочу знать, сколько ты взял. Поскольку и моя карточка, и чек удачно испарились вместе с твоим бумажником.
— Но ведь я могу ответить все что угодно, и тебе все равно придется мне поверить, разве не так?
Она придала твердость взгляду и голосу:
— Сколько?
Он покачал головой и повернулся к Одзава.
— Четыреста пятьдесят. Двадцать я потратил, чтобы добраться сюда, и двести отдал Таро. Пойди и проверь в рюкзаке, если хочешь.
Она проверила. Обнаружила двести тридцать тысяч и мелочь в конверте, спрятанном под одеждой. Это вполне соответствовало его словам, но почему именно четыреста пятьдесят? Когда снимаешь крупную сумму, то обычно стараешься взять круглую. А кроме того, конверт, в котором оказались деньги, был ее собственный, кремового цвета, с маленькими волнистыми линиями сбоку. Такие конверты лежали у нее в ящике письменного стола. В Японии в любом банкомате имеется отделение с конвертами, на тот случай, если люди снимают крупные суммы. Если Крису был нужен конверт, то почему он не взял в банкомате, а искал в ее квартире? После того как ему разбили колено и нос.
Ответ: ему был нужен другой конверт.
Стоп! А чем же он расплатился за визит к врачу?
Деньги пропали.
Что еще он скрыл от нее?
Блин!
Проблема была в том, что ничего нельзя было изменить. Она не могла доверять Крису, но должна была ему доверять, по крайней мере пока все не кончится. Это приводило ее в отчаяние. И пугало. Ее всегда волновали фильмы, в которых по сюжету один из персонажей собирался нанести другому удар в спину. Все начиналось с неправды — и едва Джессика слышала это, ей хотелось крикнуть идиоту на экране: «Уходи! Беги!» Но на нее никто не обращал внимания.
За последние сутки она поняла: уйти труднее, чем кажется.
Она не стала обсуждать вопрос о деньгах. Если она ничего не может изменить, то, по крайней мере, должна скрыть, что об этом думает. Может быть тогда, пытаясь обмануть ее, Крис совершит какую-нибудь ошибку. Кроме того, возможно, ее преследует навязчивая идея. Вряд ли, конечно, но все же возможно.
Да, хорошенький уикенд получился.
Вернулся Таро с маленькой, размером с паспорт, камерой «Сони», и они принялись за работу. Крис спорил насчет углов съемки, словно был Стивеном Спилбергом. Даже произносил слова вроде «Дубль один» и «Дубль два». Они закончили в два часа дня. Таро ушел, чтобы переписать запись с цифровой кассеты на видеопленку (Крис: «Только не неси ее в „Фото Март“». Таро: «Чего-чего?»), а она стала репетировать свою роль. По плану, сегодня вечером она должна была поговорить с Одзава. Чем дольше они ждут, тем больше риск, что что-нибудь сорвется. Фургон Таро могут угнать; их самих может обнаружить либо полиция, либо иранцы; Одзава может умереть. Судя по его виду и дыханию, он совсем плох, а если он умрет, все полетит ко всем чертям.
Конечно, все будет напрасно, и если он не поверит ее рассказу. Хотя бы большей его части. Джессика считала, что в целом план Криса может сработать, но предстоящий разговор был самым слабым его звеном. Оторвав глаза от записей, которые Крис сделал для нее, Джессика обратилась к нему:
