- Иди… Я очень устала.
- Можно, я останусь?
- Нет, Миша, иди.
- Ну, пожалуйста.
- Нет, я устала. Лягу спать.
Он снова потянулся к ней, но она мягко отстранилась:
- Уходи, Миша.
Он вышел из ее квартиры, но еще долго сидел на ступеньках, ждал - вдруг позовет.
Скрежетал лифт, хлопала форточка, ступеньки были холодными, но он ничего этого не замечал. Ждал, что откроется дверь, и она окликнет его.
Когда ночными улицами он возвращался домой, ветер пронизывал его насквозь, и его бедное глупое сердце тоже пронизывала насквозь непонятная незнакомая ему прежде боль.
Утром Санек пригнал отмытую и отремонтированную девятку, пообещал, что недели две, по крайней мере, она пробегает и торжественно вручил ему толстенькую пачку денег. Теперь Миша сидел в чистом (спасибо, друг!) салоне своей многострадальной старушки, читал распечатку, которую дала ему Жанна, и соображал, как по-умному подступиться ко второму делу.
«Ганищев Петр Владимирович, тридцать пять лет. Обнаружен задушенным в собственной квартире по адресу: ул. Королева 35, квартира семьдесят один. Находился под следствием по подозрению в убийстве жены. Освобожден за недоказанностью вины.
Рыхлина Анна Федоровна, пенсионерка, адрес проживания : ул. Королева 35, квартира семьдесят два. Свидетельские показания. Сообщила, что в ночь убийства в двадцать четыре двадцать видела соседа в дверной глазок курящим на лестничной плошадке.
Прозорова Виолетта Альбертовна. Место работы – массажный салон «Аэлита». Адрес проживания: ул. Шоссейная, квартира сорок восемь. Свидетельские показания. В ночь убийства направлялась в квартиру Ганищева П.В. Ганищев позвонил ей и отменил встречу. Вернулась домой на такси. Водитель такси Чумаков Р.М. подтвердил, что Прозорова находилась в его машине с двадцати четырех пятнадцати до двадцати четырех сорока пяти. Отвез свидетельницу по выше указанному адресу проживания».
* * *
- Алло…
Голос был таким томным и завораживающим, что Миша забеспокоился: как бы с него денег не сняли за секс по телефону.
- Это Виолетта? – спросил он, стараясь не поддаваться на провокацию.
- Да, – так же томно протянул голос, – вы от кого?
- Я от Феликса Эдмундовича, – сказал Миша и запаниковал: блин, с языка сорвалось! что ж это такое! сейчас ведь пошлет его на..
Но девушка, по-видимому, не обременяла себя излишней информацией и кто такой Феликс Эдмундович не знала.
- А, - сказала она, - я правда его не помню, но раз вы говорите… Наверное, это тот из банка. Точно, точно я вспомнила – из банка. Вам сума известна?
- В общих чертах, - сглотнул Миша, надеясь, что денег хватит, - если можно, уточните.
Девушка уточнила.
Мише поплохело, но отступать было некуда. И некогда – время поджимало.
- Хорошо, - сказал он, - я согласен. А когда? Только мне очень срочно нужно, лучше сегодня.
- Ну, я не знаю… вообще-то я сегодня хотела отдохнуть. Ну ладно, если срочно. У вас или у меня?
- У вас, у вас! И будьте добры, продиктуйте адрес. У меня есть, но для верности…
* * *
В назначенное время Миша звонил в тяжелую дубовую дверь. Живут же люди, завистливо подумалось ему. Элитный дом, элитный подъезд, лестница – мраморная, лифт с зеркалами. Не то, что в Мишином доме – лифт обоссаный, и то и дело застревает между этажами. Сосед Гавриил Аронович говорит: потому и обоссаный, что застревает. Кто ж вытерпит, пока упившийся на пару с сантехником лифтер соизволит явиться на выручку?
Здесь же, словно и не в той же стране. Хорошо устроились буржуи. Даже проститутки у них живут лучше, чем работяги, вроде Миши, вкалывающие день и ночь.
Дверь ему открыла ни много ни мало сама Афродита. Вышла из пены морской в голубом кружевном пеньюаре, с белокурыми локонами, рассыпанными по плечам, в синих бархатных туфельках с белыми пушистыми помпонами.
Миша потерял дар речи и не заметил, как оказался сидящим на краю постели, на которой возлежала Афродита.
- Ты на время или на ночь? - спросила она, и Миша, немного пришедший в себя, отметил: голос такой же томный и возбуждающий, как по телефону.
- Я… не знаю… - растерянно сказал он, и начал лихорадочно соображать, с чего начать разговор.
Афродита тем временем придвинулась поближе и кончиком белокурой пряди пощекотала ему шею.
- Оставайся на ночь. Ты такой ми-и-и-лый.
«На ночь у меня, пожалуй, денег не хватит», - подумал Миша, и осторожненько так спросил:
- Послушай, Виолетта, а у тебя бывало так, чтобы клиенты платили тебе не за это… - Миша не смог подобрать приличного слова, - а за другое…
- А, понятно… – улыбнулась Виолетта-Афродита, показав милейшие ямочки на щеках, – «боже мой, подумал при этом Миша, и зачем такие идут в проститутки? Ведь могла бы осчастливить любого мужика». - Просто поговорить хочешь?
- Ага, - сказал Миша, - просто поговорить.
- Ну что ж, - Виолетта расслабленно вытянула длинные ноги и вздохнула: Мише показалось с облегчением, - только учти: такса та же самая, и денежки вперед.
- Конечно, конечно, - Миша проворно отсчитал деньги и положил рядом с гладкой, отливающей загорелым перламутром (Ах, Миша, тебе бы в поэты!), стройной ножкой.
Виолетта потянулась за деньгами, обдав Мишу обильным цветочным ароматом, потом снова откинулась на подушки.
- Ну, говори, - флегматично произнесла она. - Что, жена не удовлетворяет? Перестала следить за собой? Не возбуждает больше?
«А голос-то, - умилился Миша, - полон непритворного сочувствия. Да за такое и денег не жалко».
- Да нет у меня с этим все в порядке, – заверил он. - Я просто хотел тебя спросить, - Миша слегка замешкался, и – эх, была, не была! - продолжил:
- Помнишь такого – Петра Ганищева?
- Ты кто такой? – Виолетта села на кровати, нахмурила брови. - Полицейский, что ли?
- Да нет, - сказал Миша, - не пугайся. Я - не полицейский.
- Слушай, а ведь я тебя узнала! – вдруг вскочила на ноги Виолетта. – Вот сейчас, когда ты вот так улыбаешься! Узнала! Ты – журналист! Тот самый, что в «Перехвате» болтает! То-то я смотрю - рожа знакомая!
Мишу немного покоробило просторечное определение - рожа, вообще-то он был лучшего мнения о своих внешних данных, но вступать в пререкания он не стал. Сейчас важнее было успокоить девушку и уговорить ее помочь ему.
- Слушай, возьми свои деньги и убирайся, – сказала рассерженная Афродита и твердо протянула ему пачку, хотя и с явным сожалением.
Миша это сожаление уловил и тут же, скрепя сердце и скрипя зубами, вынул из кармана и отсчитал еще несколько крупных купюр. «Е-мое! - екнуло в груди. - На что деньги идут? Прямо как в переделанной песенке про Mишку, который потерял улыбку. Гавриил Аронович ее иногда насвистывает. Как там было? Самая нелепая ошибка, что ты деньги тратишь на бл…ей? Если бы Саня знал, ни за что бы не одолжил свои кровные. Но что делать? Будем считать это инвестициями в будущее».
Виолетта заинтересованно поглядела на деньги, немного помялась, потом решительно присовокупила новую пачку к прежней, поглядела на все это дело и сказала:
- А черт с тобой! Валяй, спрашивай! Будь, что будет!
- Да ничего не будет, – заверил ее Миша, - обещаю тебе. Все это останется между нами, конфиденциально. Это не для эфира, для личного пользования.
- Да ладно, валяй, говорю. Я, если решила, так все – окончательно.
- Вспомни, пожалуйста, когда ты шла к Ганищеву, не заметила ничего подозрительного? Странного?
Она пожевала хорошенькие губки, почесала хорошенький носик.
- Заметила.
- Что, правда? – в нетерпении заерзал Миша.
- Правда.
- Ну, говори, - Мише показалось, что голова у него сейчас лопнет от напряжения.
- Он в тот вечер мне не звонил, – произнесла Виолетта и замолчала, наблюдая, какое воздействие произвели ее слова.
- Как не звонил? Ведь ты сказала следователю, что Ганищев позвонил и отменил свидание.
- Нет, не звонил и не отменял.
- А почему же ты к нему не пошла? Деньги не нужны были?
- Деньги мне всегда нужны, - многозначительно заметила Виолетта, - я на квартиру коплю. Свою хочу, не съемную.
- Так почему же ты не пошла к нему?
- Из-за денег и не пошла.
- Как это? Ты можешь толком объяснить?
- Могу, конечно, что уж теперь. Слушай, а меня не арестует за дачу… как это?.. ложных показаний?
- Не арестуют, - сказал Миша, хотя уверенности у него не было. Это уж как Жанна решит, ей-то придется все рассказать. Ладно, это потом, сейчас главное, чтобы эта Виолетта тире Афродита раскололась.
- Я когда к нему поднималась по лестнице, - я на лифтах не езжу, худею, - на площадке между вторым и третьим женщина стояла. Я только ногу на ступеньку поставила, а она как кинется ко мне, как зарыдает.
