— А в чем? — спросил Егор.
— Да наш маньяк, в принципе, не очень-то и прячется. И номер скрыть не пытается. Только каждый раз он звонит с номеров жертв. И телефон использует всего один раз. Ищи-свищи его…
— Кроме этого… как его… Муроенко, у вас фигуранты есть?
— Нет, — вздохнул Кирилл. — Жертв отрабатываем, но ничего общего между ними так и не нашли. Единственная зацепка нами выявленная, то, что жертвы живут в пределах хождения автобусного маршрута номер пять.
— Вами выявленная? — ехидно поинтересовалась я.
— Ну, вами, — согласился Миронов. — Когда Шмелев мне об этом сказал, я проверил — так и есть. Трупы действительно находили по кольцу, по этому же кольцу жертвы и жили ранее. Да и на Муроенко надежда хилая. Ну, знал он Тыртычную, и что из этого? Я с ее сестрой разговаривал. Тыртычная замуж хотела, но не убивать же ее из-за этого. Тем более, что беременной она не была, вскрытие показало. В общем, уперлись мы в тупик. Похоже, это действительно маньяк, и убивает он бессистемно.
— Ну, какая-то система в его действиях есть, — покачал головой Егор. — То, что мы ее не видим, не значит, что таковой нет. Ладно, завтра с утра на доклад, и все документы мне на стол.
— А с областным прокурором чего делать? — спросил Кирилл.
— Ничего. Мы ему пока не скажем. Этот пенек старый мечтает только о том, чтобы на пенсию уйти благополучно. Юля, может, ты к нам поедешь?
— Да, Юль, поехали, — сказала Марина, отчаянно зевавшая уже с полчаса. — Не сидеть же тебе дома одной?
— Нет, я лучше дома, — слабо улыбнулась я.
— Одна? Ты с ума сошла!
— С ней Семенов останется, — вмешался Кирилл. — Останешься, Семенов?
Семенов покраснел и быстро-быстро закивал. Не могу сказать, что я обрадовалась компании. Несмотря на мерзость пережитого, страх и неуместное чувство собственной ущербности, я предпочла бы остаться одна. И уж в ком-ком, а в утешителе с щенячьим восторгом в глазах точно не нуждалась. Но возражать не стала. В конце концов, не постель же мне с ним делить? Переночует в гостиной, куда я после пережитого не хотела даже заходить. На мгновение я почувствовала волну отвращения: как же я буду жить в этой квартире, смотреть телевизор, сидеть на том самом диване? А потом пришла спасительная мысль — переклею обои, переставлю мебель, сменю диван. Никаких бело-персиковых тонов, сделаю комнату лаймово-зеленой, выпрошу у мамы фикус, и будут у меня собственные джунгли. Попугай точно обрадуется. Вот Валерка-то удивится…
Мысль о муже погасила слабый луч моего хорошего настроения. Не уехал бы он в командировку, не попала бы я в такую ситуацию. Может, именно поэтому я излишне сухо попрощалась с гостями, чувствуя страшную слабость и невероятную обиду. Без лишних церемоний я достала из шкафа постельное белье, сунула его в руки оторопевшему Семенову и без объяснений ушла в ванную, где пролежала в горячей воде около часа, выплакавшись вволю.
Когда я, красная после ванны, отлакировав вколотое мне в больнице успокоительное дозой ново-пассита вышла из ванны, Семенов еще не спал, и сидя на диване, в брюках и майке, настороженно смотрел на меня. Телевизор беззвучно разевал рот, на экране мельтешили гангстеры, паля друг в друга из бесшумных пистолетов.
— Спокойной ночи, — сказала я.
— Спокойной ночи, — ответил Семенов, которого вообще-то звали Сашей. В его голосе было что-то большее, чем участие. А может, мне это только показалось?…
Я ожидала, что промучаюсь всю ночь без сна, или, что хуже, меня добьют кошмары, где оскалившаяся вампирскими клыками Земельцева разорвет мое горло. Но едва оказалась в постели, как поддерживавший меня, несмотря на двойную дозу лекарств, шквал адреналина, превратился в легкую зыбь. Я уснула через пару минут, и ничего мне так и не приснилось до того момента, пока не запели флейты брошенного на тумбочку телефона.
Часы показывали четыре утра. С трудом разлепив глаза, я вырвала себя из тяжелой дремы, зажгла лампу и приложила телефон к уху. За миг до того, как в трубке раздался голос, затуманенный разум рассекло предположение, нет, черт побери, твердая уверенность, что сейчас я услышу знакомый голос.
— Здравствуй, детка, — вкрадчиво сказал он, после моего "алло". Я на миг замерла, а потом, прикрыв микрофон ладонью, заорала что было мочи:
— Семенов!!!
Из гостиной послышался грохот. Семенов влетел в спальню с взъерошенными волосами и безумным взором. В его руке был зажат пистолет. Он понял все мгновенно, едва только увидел мое лицо и телефон в ладони. Я убрала руку от микрофона.
— Я слушаю.
— Ты скучала по мне?
Голос был тухлым, как мертвая рыба, без интонаций и жизни, голос, лишенный черт, серый, как пустая коробка, куда можно было положить любой сюрприз.
— Безумно, — выдохнула я. Семенов убежал на кухню, откуда донесся его приглушенный голос. Спустя мгновение, он снова прибежал ко мне. Голос рассмеялся сухим, дробным смехом. Жизни в нем было не больше, чем в сыплющейся по ступеням щебенке. Я нажала на кнопку громкой связи.
— Тебе не страшно?
— Я должна тебя бояться?
Снова смех. В глазах Семенова стояли два знака вопроса.
— Нет. Уже не должна.
— Почему — уже?
— Потому что твое место заняла другая. Я этому даже рад. Ты тоже обрадуешься.
Семенов покрутил в воздухе пальцем, словно ручку проектора. "Говори, говори…". Подойдя вплотную, он на мгновение посмотрел на высветившийся номер и снова достал из кармана мобильный.
— Откуда тебе знать, что меня обрадует?
— Ты не рада тому, что осталась жива? Почему ты не боишься?
— Я удивляюсь, — медленно ответила я, растянув губы в улыбке. Веселья не ощущалось, но когда ты улыбаешься, притворно или по настоящему, голос звучит по-другому. Почувствует ли он это? Почувствовал.
— Ты ведь многое поняла, да? Иначе бы не дала это интервью.
— Ты меня знаешь? — отбила я подачу. Собеседник рассмеялся.
— Может, да, может, нет. Сегодня такая волшебная ночь. Я слышу голоса чаек. А ты?
— Что ты имеешь в виду?
— Слишком много вопросов. Ответы будут позже, моя милая. Хотел бы пожелать тебе спокойной ночи, но, боюсь, ты не уснешь. Как бы ты не храбрилась сейчас, тебе страшно. Но успокойся, мы не встретимся больше.
…Не встретимся больше… Что-то мудрое шевельнулось у меня в голове, но соображать в четыре утра я была не в состоянии, и о чем говорить еще, попросту не знала. Я надолго замолчала, а когда открыла рот, мой собеседник, устав ждать отключился. Короткие гудки колючими иглами ударили в ухо. Я швырнула телефон на кровать, точно он был раскален. Лицо Семенова было совершенно зеленым, челюсть отвисла.
— Ну ты даешь, — восхищенно сказал он. — Тебе надо в разведку идти… Как ты с ним…
— Поработаешь с мое, научишься иметь дело со всякими психами, — раздраженно ответила я. — Чего уставился? Номер же высветился, причем городской.
— А, да, — спохватился Семенов и нажал на кнопки своего сотового. — Это я, — бодро доложил он. Пробили номер? И чей? Чей???
Семенов медленно опустил руку, уставившись на меня, как на призрака.
— Ну? — нетерпеливо выпалила я. — Что?
— Это телефон Земельцевой, — прошептала Семенов, а потом сел на краешек кровати и обхватил голову руками.. — Мама дорогая, что сейчас начнется…
Кирилл
Под ногами хлюпнуло. Я непроизвольно подернул штанины вверх и встал на носки, точно ступал по болоту, а не полу стандартной двушки. Входная дверь открыта настежь, по ступенькам стекает вода.
Где-то наверху уже шевелилась жизнь. Люди вставали на работу, повинуясь требовательному звонку будильника. Вспыхивали газовые конфорки, шипел кофе, плевался кипятком чайник. Гулко урчали водопроводные трубы, преувеличено-бодро перебрасывались репликами теле- и радиоведущие. Рядом за стеной плакал разбуженный ребенок, которого раздраженно успокаивала мать. Ее визгливый голос спокойствия явно не добавлял, и ребенок молчать не собирался. Я вздохнул. Надо бы, пока люд не сбежал на работу, быстро обойти квартиры, хотя бы ближайшие.
Семенов ввалился в подъезд и бахнул дверью так, что у меня отдалось в голове. Вид у него был совершенно чумной.
— Быстрова где? — спросил я, протянув ему руку.
— Дома. Я ей велел к телефону не подходить, и двери не открывать. В общем, затаиться.
— Правильно, — похвалил я вполголоса. — Прокуратура уже в курсе. Областной лично пожаловать обещал. Городской вот-вот будет. Давай-ка быстренько по квартирам пройдись, хотя бы на этом этаже и этажом выше. Хреновая ситуация, однако…
— Хреновая, — сокрушенно кивнул Семенов. — И для Юли она осложнилась.
— Почему?
— Ну, как же, заявление она написала, и тут же ее недоброжелательницу убивают. Маньяк звонит ей. И, хотя я лично при разговоре присутствовал, это сильно смахивает на заговор.
