– Что «но»? И как вы могли дать этому проходимцу мой ключ?
– Мы поступили по закону. В документах врачебной комиссии было указано, что вы тяжело больны. Саркома левого бедра с метастазами по всему телу. Ваше состояние врачи признают крайне тяжелым. Гвоздев сказал, что у вас сильнейшие боли, только морфином и спасаетесь. Уже две недели не встаете с кровати. Он рассказал такие ужасающие подробности. И его глаза… Было видно, что человек не спал всю ночь, просидел у одра.
– Где и с кем он просидел, я догадываюсь, – ровным голосом сказала Дунаева. – Всю ночь он наверняка пропьянствовал. Для Гвоздева подделать любую бумажку, справку о болезни, свидетельство о смерти или брачный договор – раз плюнуть. Он проходил по уголовному делу, одна из статей УК, а этих статей у него целый букет – подделка векселей и платежных поручений. А с мужем у нас тянется бракоразводный процесс.
– Простите, этого я не знал. Я не читаю в газетах разделы светской хроники. Кто с кем разводится и сходится. Я верю только документам.
– Да, да… – Дунаева достала платок и промокнула набежавшие слезы. – Господи.
– Но это серьезное преступление. Мы можем немедленно составить заявление в милицию, пригласить вашего адвоката. А дальше. Все не так плохо, как вам кажется. Если это подлог и кража, ваш супруг вернет все до копейки. И получит кучу таких неприятностей, что навсегда забудет эти фокусы.
– Я ничего не стану делать, пока не переговорю с мужем.
Ольга Петровна трижды набрала номер Гвоздева, – безрезультатно.
* * *
В хранилище Егор Павлович выдал ключ и, удалившись в соседнюю комнату, стал нарезать круги вокруг конторки. Дунаева вытащили из ячейки железный ящик, зашла в закуток, отгороженный от зала дверью из затемненного матового стекла. Включив свет, поставила ящик на крошечный столик и подняла крышку. Ни денег, ни золота с камушками. Только плотно набитый почтовый конверт. Дунаева оторвала бумажную ленточку, на столик высыпался десяток цветных фотографий. Она посмотрела на снимки и закрыла глаза. Показалось, что пол уходит из-под ног и медленно меняется местами с потолком. Схватившись за угол стола, Ольга Петровна присела на стул.
– Какой мерзавец, – прошептала она. – Дрянь.
Перед глазами проплыла самодовольная физиономия Гвоздева. Муж смолил сигарету, сыпал пеплом на рубаху и что-то говорил. Потом появился Игорь Перцев, он, ухмыляясь, сказал только одну фразу: «Ты так и не поумнела». И пропал в темноте.
– Какой подонок.
Через пять минут она справилась с головокружением. Достала из сумочки и сунула под язык таблетку. Затем стала разглядывать карточки одну за другой, чувствуя, как щеки и шея наливаются краской, а сердце останавливается. Интерьер квартир и гостиничных номеров знакомый. Здесь они встречались с Игорем Перцевым, встречались ни один раз.
В конверте листок бумаги, на нем напечатаны несколько предложений. Ольга Петровна перечитала текст трижды, но почему-то долго не могла уловить смысл послания.
«Ты можешь раздуть целую историю из-за этого пустяка. Но подумай – стоит ли? Ты прекрасно знаешь, что во всем виновата сама. Только ты одна. Эти снимки моя собственность. Купил их по сходной цене у твоего кавалера, который оказался фотолюбителем. Снимков у меня много, очень много. Я их разглядываю в минуты отдыха. Ты, оказывается, фотогеничная. Неплохо смотришься, особенно со спины. Теперь, когда деньги за фотографии уплачены, я имею право распорядиться ими по своему усмотрению. Скажем, разместить их в Интернете сразу на нескольких порнографических сайтах. Или продать одному журнальчику для мужчин, где их станут печатать с продолжением, из номера в номер. Насчет гонорара я уже узнавал – вполне достойные деньги». Подписи не было. Ольга Петровна скомкала письмо, бросила его в сумку. Вышла из кабинки и поставила ящик в ячейку.
– С вами все в порядке? – Физиономия появившегося как из-под земли Егора Павловича была встревоженной. – Что-то вы… Простите, вы неважно выглядите.
– Не беспокойтесь. Мой муж взял немного денег. Все остальное в целости и сохранности.
– Вы так долго просидели за дверью, что я начал волноваться. – Банкир облегченно вздохнул. Громкий скандал, запах которого явственно чувствовался, на этот раз обошел его контору стороной. – Значит, немного денег взял? Всего-то?
– Да, пустяки, – кивнула Дунаева. – Житейское дело. Семейная история, пусть не самая приятная. Мужу очень нужны деньги, а он постеснялся спросить. Решил, что этот способ, так сказать, более гуманный. Дурачок.
Егор Павлович проводил женщину до входной двери, с чувством помял ее руку и мысленно осенил себя крестным знамением. Дунаева медленно дошла до стоянки. Казалось, ее шатает ветром, потому что тело сделалось почти невесомым, а каждый шаг дается с трудом, потому что высокие каблуки глубоко втыкаются в асфальт, словно в расплавленный гудрон, и не хотят вылезать обратно. Заняв водительское кресло, она покопалась в кошельке. Несколько купюр разного достоинства, кредитная карточка, лимит которой уже исчерпан. И все. Вот еще одна кредитка, почти пустая. Она подумала, что ее финансы поют романсы, завтра не на что будет заправить машину.
Не прошло и двух часов, как от Краснодара отмахали сто с лишним километров. Без остановки проскочили Славянск-на-Кубани, заправились на выезде из города, перекусили в придорожном шалмане, понеслись дальше. Свернув с трассы на северо-запад, покатили по разбитой асфальтовой дороге в два ряда. Здесь пришлось сбросить газ, чтобы не разбиться насмерть.
– Господи, потише ты, – повторял сзади истопник Гречко. – Летим так, будто за нами черти гонятся.
– Не плачь, ты же мужчина, – проворчал Радченко. – А то я и сам заплачу.
Он давно отвык ездить на таких мотоциклах по таким дорогам, поэтому набил синяков на заднем месте и вдоволь наглотался пыли. Кожа на лице обветрила и на ощупь напоминала наждачную бумагу. К тому же истопник висел на спине Радченко, как неподъемный мешок, изо всех сил стискивая талию и грудь своими ручищами, потому что боялся грохнуться на дорогу. Вслух поминал Богородицу, чью-то мать и без конца шмыгал заложенным носом.
Пейзаж изменился: вместо виноградников и кукурузных зарослей потянулись бесконечные квадратики рисовых полей, уходящие к горизонту. Солнце вошло в зенит и жарило без передышки. Сейчас не помешали бы защитные очки, но где их взять? Ветер дул в лицо, под веки попадала какая-то дрянь, пыль и мелкие песчинки, глаза слезились, а дорога виделась сквозь мутную пелену. Радченко давно понял, что погони нет, они вырвались из западни, но радоваться еще рано.
Асфальт кончился неожиданно. Съехав на ухабистую грунтовку, пришлось сбавить скорость до двадцати километров. Рисовые поля остались справа, слева потянулись высокие, в человеческий рост, заросли тростника и камышей. Запахло йодом и гниющей травой. Еще через полчаса въехали на единственную улицу деревеньки, последней, что осталась на пути. Полсотни дворов погрузились в летаргический сон, вокруг ни души. Только где-то брешут собаки, и мальчик лет десяти кривой палкой гоняет по площади обод колеса. Радченко тормознул, прочитав вывеску, укрепленную над дверью облупившейся мазанки. Коротко и емко – «магазин». Дима слез с мотоцикла, подергал ржавый замок на двери и поманил пальцем парнишку.
– Мальчик, не знаешь, когда это заведение откроется?
– Какое заведение?
– Ну, магазин.
Парень бросил гонять обод, подошел к мотоциклу.
– Как покупатели придут, сразу и откроется, – сказал он, рисуя пальцем каракули на запыленном бензобаке.
– Каков сервис, – обращаясь к Гречко, сказал Дима. – Как покупатели придут… Но вот мы пришли.
Мальчик неохотно оторвался от своего занятия:
– Сейчас за мамкой схожу. Она тут продавщица. Дяденька, а быстро мотоцикл бегает?
– Быстро, – соврал Радченко.
– Когда вырасту, куплю себе такой, – пообещал мальчик и убежал.
Радченко снял бейсболку с бритой головы, уселся на кособокую лавочку, привалившись спиной к стене мазанки. Он блаженно вытянул ноги и закурил. Рядом пристроился Гречко, пребывавший в полуобморочном состоянии, он тоже смолил сигарету и отчаянно боролся с приступами слабости и тошноты, подступившей к горлу. Даже мысль о деньгах не грела. Самая трудная часть пути еще впереди, а коленки – трясутся от слабости. Вскоре появилась дочерна загорелая женщина в сарафане с мелкими цветочками. Она сняла замок с двери и запустила покупателей в полутемное помещение, заставленное мешками и коробками.
Радченко посмотрел на полки и только вздохнул. Вместо оставленной в «Жигулях» тушенки пришлось взять кильку в томате и сома в собственном соку. Вместо страховочного троса – капроновую бельевую веревку. Зато нашлись сухари, фонарики с батарейками, топорик, пара кусков брезента и перочинный нож с широким острым лезвием. И еще в подсобке завалялась самодельная торба, сплетенная из лозы, полукруглая, с откидной крышкой и двумя ремешками, чтобы держалась на плечах.
