Людей своего возраста он не увидел, но один из посетителей, сидевший в дальнем углу бара, принялся его внимательно разглядывать, и Кит тоже стал краем глаза следить за ним.
Человек этот поднялся со своего места, слегка пошатываясь пересек бар и остановился прямо перед Китом.
– А я тебя знаю, – сказал он.
Кит внимательно посмотрел на него. Человек был высок, худощав, светлые волосы свисали у него до самых плеч, у него были плохие зубы, болезненно-желтого цвета кожа и глубоко запавшие глаза. Если судить по длинным волосам, джинсам и безрукавке, по манерности поведения и интонации, то ему можно было дать лет двадцать с небольшим; однако на лицо он казался значительно старше.
– Я знаю, кто ты такой, – громко повторил он, произнося слова неразборчиво, как бы проглатывая их.
– И кто же я?
– Кит Лондри.
Несколько посетителей из тех, кто сидели ближе остальных, бросили взгляд в их сторону, но тем их интерес и ограничился.
Кит снова оглядел подошедшего и вдруг понял, что он его тоже знает.
– Верно, – сказал Кит, – а ты…
– Ну, давай, Кит, вспоминай. Ты меня знаешь.
Кит порылся в памяти – перед его мысленным взором пролетела целая череда лиц тех, кого он знал еще со школьных лет. Наконец он проговорил:
– Ты Билли Марлон.
– Точно! Черт побери, дружище, мы же с тобой старые приятели! – Марлон похлопал Кита по плечу, потом оживленно затряс его руку. – Как у тебя житуха, а?
Пожалуй, лучше бы я пошел не сюда, а в «Почтовый», подумал Кит.
– Неплохо. А как ты, Билли?
– Великолепно! Хреновее некуда!
– Хочешь пива?
– Разумеется.
Кит взял еще два «Будвайзера».
Билли уселся за стойкой бара рядом с Китом, наклонился к нему, и Кита обдало исходившим от него запахом перегара и другими ароматами.
– Да, дружище, здорово, что мы встретились, – проговорил Билли.
– Конечно.
– Слушай, парень, а ты великолепно выглядишь.
– Спасибо.
– Какого черта ты тут делаешь?
– Просто заехал.
– Да? Это здорово. И давно ты уже тут?
– Несколько недель.
– Не врешь?! Я так рад тебя видеть!
Билли Марлон и правда искренне обрадовался их встрече, это было очевидно. Кит изо всех сил старался вспомнить, откуда мог он знать Билли, что могло их когда-то связывать друг с другом: без этого ему трудно было поддерживать разговор, и так обещавший превратиться в глупейшую болтовню. Но, пока Билли продолжал о чем-то трещать, Кит в конце концов все вспомнил. Они вместе играли в футбольной команде, Марлон был полузащитником, но неважным, и по большей части проводил время на скамейке запасных, подбадривая выкриками основной, игравший состав. Марлон всегда стремился вызвать к себе симпатию, и в общем-то, объективно, в нем не было почти ничего неприятного или отталкивающего, но большинство людей считали его надоедливым и раздражающим. По правде говоря, он и теперь казался Киту в чем-то симпатичным, но одновременно и досаждал ему.
– Сильно тебе досталось во Вьетнаме? – спросил Марлон.
– Так, ничего.
– Мне тоже. Ты ведь был в первой кавалерийской. Верно?
– Верно.
– Да, я помню. Твоя мамка жуть как испереживалась. Я ей говорил, что с тобой все будет в порядке. Черт возьми, если уж такой раздолбай, как я, сумел выжить, то у такого парня, как ты, тем более все должно было быть полный о'кей.
– Спасибо. – Кит вспомнил, что Билли призвали сразу же по окончании школы. Кит получил отсрочку от призыва, потому что поступил в колледж, – теперь, оглядываясь назад, право на такую отсрочку представлялось ему величайшей ошибкой со стороны правительства. Самые богатые, самые умные, самые привилегированные и все прочие, сумевшие попасть после школы в колледжи, получили четыре года на то, чтобы протестовать против войны или же не обращать на нее никакого внимания, а тем временем там убивали и калечили бедных и тех, кто поглупее. Но война не завершилась так быстро, как этого ожидали; она тянулась все дольше и дольше, и в конце концов в армию стали призывать выпускников колледжей, таких же, каким был и сам Кит. К тому времени, когда Кит очутился во Вьетнаме, Билли Марлон и большинство их бывших одноклассников уже или давно вернулись с войны или были убиты.
– Я был в двадцать пятой дивизии, «Молния джунглей», как ее называли, – сказал Билли. – Здорово мы тогда им там врезали!
– Да. – Но недостаточно здорово, чтобы победить и покончить с этой дерьмовой войной побыстрее.
– Ты там тоже всякого навидался, да?
– Да, навидался. – Судя по всему, Билли следил тогда за военной карьерой Кита и, по всей видимости, потчевал весь Спенсервиль рассказами о своих собственных подвигах.
– Ты убивал кого-нибудь? – спросил Билли. – Я хочу сказать: так, чтобы видеть это?
– Да.
– Потрясает, правда?
– Нет, нисколько.
Билли немного подумал, потом кивнул:
– Да, пожалуй, нет… но забыть это трудно.
– Постарайся.
– Не могу, дружище. Понимаешь? До сих пор не могу.
Кит внимательно посмотрел на своего бывшего одноклассника. Да, Билли Марлон явно сильно сдал и опустился.
– А у тебя как дела, чем занимаешься? – спросил Кит.
– Так, особенно ничем. Дважды женился, дважды развелся. От первого брака остались ребята. Теперь они уже взрослые, живут в Форт-Уэйне. Переехали туда еще детьми, вместе с матерью. Она вышла за кого-то… ну, в общем, за дерьмо, понимаешь, и я детей так больше никогда по-настоящему и не видел. А вторая жена… она ушла. – Он еще продолжал некоторое время живописать Киту свою жизнь, пустую и серую, как и следовало ожидать; и Кита в его рассказе не удивило ничего, за исключением разве что самых последних его слов: – Эх, если бы только можно было прожить все заново, совсем иначе!
– Ну, знаешь, у каждого бывают иногда подобные мысли. Но все же лучше думать о будущем и жить дальше.
– Да. Я и собираюсь жить дальше.
– А где ты работаешь?
– Нигде. Делаю, что придется. Охочусь, ловлю рыбу. Я живу в миле за городом, к западу отсюда. Целый дом в моем распоряжении. Бывшая ферма. Единственное, что от меня требуется, это приглядывать за домом. Хозяева ушли на пенсию и переехали к детям куда-то в Калифорнию. Каули. Ты их, наверное, знаешь?
– Да вроде бы слышал.
– Но сейчас они продали ферму, так что мне к ноябрю надо будет найти себе какое-нибудь новое пристанище.
– А почему бы тебе не лечь в госпиталь для ветеранов?
– С чего? Я не болен.
– Выглядишь ты не здорово.
– А-а, это я стал слишком увлекаться пивом с тех пор, как узнал, что мне придется куда-то перебираться. Я всегда начинаю сильно нервничать, когда мне бывает негде жить. Ничего, это пройдет.
– Хорошо, если так.
– Ты где остановился?
– В нашем прежнем доме.
– Да? Слушай, если тебе там одному скучно, я бы мог немного платить за жилье, делать что-нибудь по дому, готовить.
– Я к ноябрю уже уеду. Но посмотрю, может быть, до отъезда смогу тебе чем-нибудь помочь.
– Спасибо. Ты не беспокойся, со мной все будет в порядке.
Кит взял еще пару пива.
– Ты чем на жизнь зарабатываешь? – спросил Билли.
– Я на пенсии.
– Да? А от кого пенсия?
– От правительства.
– Ни фига себе! Слушай, а ты кого-нибудь тут встретил после возвращения?
– Никого. Хотя нет, видел Джеффри Портера. Помнишь его?
– Черт, конечно. Встречал его несколько раз. Пустой он человек.
Они поболтали еще немного, и Кит окончательно убедился, что Билли перебрал. Кит взглянул на часы и проговорил:
– Слушай, мне уже пора. – Он положил на стойку бара двадцатидолларовую бумажку и сказал, обращаясь к бармену: – Дай моему приятелю еще банку, а потом он пойдет домой.
Бармен отодвинул двадцатку назад Киту и ответил:
– С него и так уже хватит.
– Да брось ты, Ал, – заскулил Билли. – Человек хочет меня угостить.
– Допивай, что у тебя есть, и отваливай, – отрезал бармен.
Кит оставил двадцатку на стойке и сказал Билли:
– Возьми ее и отправляйся домой. Я к тебе загляну как-нибудь до отъезда.
– Хорошо, дружище. До встречи. – Билли проводил его взглядом и помахал рукой. – Рад был тебя увидеть, Кит.
Кит вышел на свежий воздух. Бар «Почтовый» располагался по другую сторону парка, что окружал здание суда. Кит пересек улицу и не спеша двинулся через парк.
На скамеечках, под фигурными фонарями сидели люди, несколько парочек прогуливались по парку. Кит увидел свободную скамейку и тоже присел. Прямо перед ним стоял памятник жертвам гражданской войны: огромная бронзовая фигура, изображавшая солдата в форме северян, с мушкетом в руке, а на гранитном постаменте под ним были выбиты имена жителей округа, погибших на той войне, – сотни имен.
