Он оставляет попытки их открыть и поднимает голову. Где-то над ним Рами. Два женских отделения, сказала Ханна. Но как туда попасть?
А где Иван Рёссель? Здесь, в темноте, Ян ощущает его присутствие. Вспоминает его улыбку на экране компьютера. Но ведь наверняка Рёссель, как и другие склонные к насилию больные, сидит под замком?
Вдруг он слышит какой-то звук. Негромкий, наверное издалека, похожий на долгое эхо.
Он замирает и прислушивается. С какой стороны – определить невозможно. Вполне возможно, ему показалось – настолько напряжены нервы. Всё. Опять всё тихо.
Он поворачивает назад. Этот странный звук, темнота, чувство заброшенности, дышащая на ладан батарейка. Пора.
Ян по очереди светит на дверные проемы – а через какой из них он вошел? Не вспомнить…
Наугад выбирает самый правый. За дверью – длинный коридор. Он вздрагивает – в конце коридора виден свет. Он проходит чуть дальше, поворачивает за угол и попадает в помещение, освещенное дежурными лампами. На противоположной стороне – широкая стеклянная дверь с зеленой надписью «ВЫХОД», а за ней видна освещенная лестница.
Вот так. Эта лестница наверняка ведет в больницу. Ян делает несколько шагов вперед – и замирает.
Над дверью – белый жестяной ящик с черным объективом.
Камера.
Сделай он еще хоть пару шагов, его присутствие наверняка будет обнаружено.
Возвращается в зал и пробует левую дверь.
Этот коридор совсем короткий, метра три, не больше, и упирается в стальную дверь.
Заблудился…
Мелкая дрожь в животе и ногах, лихорадочный и несвязный поток мыслей.
Паника.
Он не имеет на это права. Заставляет себя сосредоточиться. Надо попробовать все двери. Не стоять на месте.
Ян включает умирающего Ангела, быстро проводит конусом бледного света по стене и выбирает следующую дверь – наугад. Здесь коридор намного длиннее, но он в нем не был. Надо попробовать.
Он проходит мимо двух запертых стальных дверей и упирается в третью. Обычная деревянная дверь.
Поворачивает ручку – и замирает на пороге, зажмурившись от яркого, уже непривычного за этот час света. На низком потолке – ряды ламп. Теплый воздух отдает хлоркой. Огромные стиральные машины и центрифуги с мигающими индикаторами, рельсы на потолке – по ним, очевидно, движутся каретки с подвешенными к ним корзинами с бельем.
Прачечная. Прачечная Санкта-Патриции.
И он здесь не один. Спиной к нему стоит высокий, очень худой мужчина в сером комбинезоне. Наклонился и складывает что-то большое – простыню или пододеяльник. На поясе у него плеер, а в ушах торчат наушники. Он не слышит Яна и не видит – пока. Но стоит ему повернуться…
Не надо дожидаться. Ян быстро прикрывает дверь и возвращается в смотровой зал – пробовать другие двери. Странно. Чуть не попался – и при этом успокоился. Оказывается здесь, в подвале, есть люди – люди.
Люди, которые здесь работают. Он здесь не один.
Опять какой-то звук, на этот раз совсем близко.
Пение. Из одного из дверных проемов доносится тихое пение.
Поет не один человек. Похоже на псалом, но эхо от кафельных стен такое, что Ян не может разобрать ни слова.
Персонал? Пациенты?
Надо быть идиотом, чтобы пытаться это выяснить. Он скользит вдоль стены, готовый в любую минуту удариться в бегство.
И наконец находит нужную дверь.
Он опять в коридоре с крошечными палатами. Легко находит первый зал – и оттуда в убежище.
На этот раз ему не нужно ползти на четвереньках по тесному туннелю. С этой стороны стальная дверь легко открывается.
Тепло и светло. Он выключает свет и возвращается в «Полянку».
Скоро полночь, но Ханна не спит. Она возбужденно и восторженно смотрит на него, настолько восторженно, что он на секунду забывает Рами.
– Слышала тебя! – говорит она. – Четко и ясно, как будто ты рядом.
– Хорошо.
– Что ты там видел?
– Не так уж много. – Ян вытер внезапно вспотевший лоб. – В подвале целый лабиринт, старые больничные залы, коридоры… и мне кажется, я слышал голоса.
– А как попасть в отделения? Ты видел что-нибудь? Лифт? Лестницу?
– Я дошел только до прачечной. – Для убедительности Ян покачал головой. – Там были люди.
– Люди? Мужчины? Женщины?
– Один мужчина. Кто-то из обслуги… но он меня не видел.
Ханна выглядит разочарованной:
– Не густо… в общем, выброшенное время.
– Ничего подобного. Теперь я там ориентируюсь.
ЮПСИК
Каждый раз, когда Ян подходил к окну, взгляд его останавливался на густо переплетенной колючей проволоке поверх стальной решетки. Не перепрыгнешь – ограда как минимум вдвое, а то и втрое выше его самого. Большой ухоженный газон, ограда, а дальше дорожка, уходящая в сторону города.
Ограда не давала ему уйти из Юпсика, это он понимал. Но она и защищала его от остального мира.
Что же он натворил и почему здесь оказался?
Он знал, что натворил. Достаточно посмотреть на перевязанные запястья.
Он попросил Йоргена принести ему бумагу и карандаши. Рисовать не запрещалось. Он расчертил лист на прямоугольники и взялся за новый комикс. Затаившийся, его супергерой, сражался с Бандой четырех на дне глубокого темного ущелья. Затаившийся был непобедим, его ничто не брало, кроме яркого света, поэтому враги все время пытались направить на него лазерный луч.
Внезапно в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в палату вошел человек в сером шерстяном свитере. Не Йорген, хотя тоже бородатый. Но этот совершенно лыс.
– Привет, Ян. Хорошо, что ты не спишь.
Ян промолчал.
– Меня зовут Тони. Я психолог здесь… Посмотрим, как твои дела…
Психолог. Теперь они начнут копаться в его душе.
Из-за спины бородатого вынырнул медбрат со стетоскопом. Он потискал Яна, послушал, оттянул бандажи на руках и посмотрел на швы на запястьях.
– Похоже, здоров, – сказал он. – Можно сказать, восстановился.
– В телесном смысле – да, – поправил его психолог.
– Ну да… по части души – это вы специалисты.
Они словно не замечали Яна, никто к нему не обратился… какое им дело до его ожогов. Закончив, медбрат молча встал, и оба двинулись к выходу.
– Скоро домой? – спросил Ян.
Ни слова в ответ. Оба исчезли и закрыли за собой дверь.
Ян отложил карандаш. Пять клеток заполнены рисунками. Лег на койку и уставился в потолок. Значит, ему предстоит здесь валяться, пока его не выпустят. Опять кто-то за него решает. Он к этому привык.
И что? Ян и не хотел никуда двигаться.
Опять гитара из-за стены. Девочка по соседству брала раз за разом свой минорный аккорд, только на этот раз быстрее. Но теперь она еще и пела.
Ян прижал ухо к стене. Слова были английские, но он понимал почти все. Она пела про некий дом в Новом Орлеане. Дом назывался «Восход солнца», и этот дом якобы поломал жизнь несчитаному количеству юных девушек. Она пела все время одни и те же строчки, пока не призналась Богу, что она – одна из этих девушек.
Чем дольше он слушал, тем сильнее было желание не только слышать, но и видеть. Ему хотелось пойти к ней в палату и смотреть, как она поет.
Он вскочил, взял больничный стул с тонким фанерным сиденьем, сел на пол у стены и начал выбивать ритм в такт гитарным аккордам. У него это получалось неплохо – он играл на барабане в школьном духовом оркестре. В рок-группу никто его, понятно, не приглашал, но он два года исправно выстукивал шведские и немецкие марши. Это было довольно весело.
Он не знал, зачем живет, но ритмом владел неплохо.
Ян стучал по стулу все громче и громче, и настолько увлекся, что даже не заметил, как гитара в соседней комнате умолкла. Через несколько мгновений за спиной у него скрипнула дверь.
На пороге стояла та самая девочка. Гитаристка.
– Что ты делаешь?
В голосе ее не было раздражения. Только любопытство.
Ян замер:
– Стучу.
– А ты умеешь?
– Немного.
Она задумчиво глянула на него. Высокая, худенькая, хорошенькая, но никаких женских выпуклостей Ян не разглядел.
– Пойдем со мной.
И повернулась, будто у нее не было никаких сомнений, что Ян последует за ней.
Они вышли в пустой коридор, свернули налево, и она открыла дверь с вывеской «МАТЕРИАЛЬНЫЙ СКЛАД».
– Здесь кое-что можно позаимствовать.
Кладовая небольшая, но забита полками, а на полках лежало все что угодно. Книги, ракетки для настольного тенниса, шахматные доски с фигурами, настольные игры.
Стопки бумаги и карандаши. Должно быть, Йорген именно здесь их и взял.
– Ты пишешь?
– Иногда… больше рисую.
– Я тоже. – Она достала с полки толстую черную тетрадь. – Возьми. Можешь вести дневник.
– Спасибо.
Ян взял у нее тетрадь, хотя ему никогда даже в голову не приходило писать о себе самом.
Музыкальные инструменты лежали на двух отдельных полках.
– Здесь я и нашла мою «Ямаху».
– «Ямаху»?
– Гитару, – улыбнулась она.
А рядом на полу стояли ударные. Очень маленький набор: изрядно потертый малый барабан, бочка и хай-хэт – сдвоенные тарелки с педалью.
