– Отпустите… отпустите, пожалуйста, – заканючила я, но он просто приложил указательный палец к губам:
– Шшш…
Я умолкла.
Только сейчас я обратила внимание на Женю.
(хочешь посмотреть мои работы?!)
Он сидел в другом конце стола, также связанный по рукам и ногам. Но больше всего меня потрясло выражение лица моего одноклассника – он выглядел так, словно через минуту его поведут на эшафот. Странно, но меня это немного успокоило.
«Этот мужик что-то имеет против Сбежневых», – пытаясь привести в порядок хаотичные мысли, рассуждала я. «Как говорят, я просто оказалась не в то время не в том месте. Может, меня и не тронут, оставив в качестве зрителя. Вот только у меня нет никакого желания смотреть это представление»
Впрочем, это было слабым утешением. Что бы ни замыслил этот псих, сидящий передо мной, сделать с Женей и его отцом, я была свидетелем. О том, что в таких случаях делают со свидетелями, мне почему-то не хотелось думать.
Откуда-то справа послышался стон, и я, повернув голову, увидела отца Жени. Связанный, он лежал на диване, его рот был заклеен липкой лентой.
– Вся компания в сборе, – засмеялся незнакомец и потер ладони. – Ладно. Пора открыть карты. И если Петр с сыном в курсе, – он, не меняя позы, направил большой палец в мою сторону, – то для тебя все происходящее наверняка является полным сюрпризом.
– Меня зовут Влад, – продолжал он. – Владислав Ирбе. И бог свидетель, я искал этой встречи почти восемь лет.
Он встал и взял с тарелки кусок буженины.
– Чего отмечаете, ребята? А?
Женя что-то пробурчал, но Влад смотрел на меня. Совершенно круглыми, сумасшедшими глазами.
– У Жени день рождения, – пискнула я. Я поймала себя на мысли, что теперь прекрасно понимала, что чувствует кролик, когда к нему неспешно подбирается удав.
Влад фыркнул.
– Лажа. Это он так сказал? У него день рождения зимой, в январе.
Я непонимающе посмотрела на Евгения, но он отвел взгляд.
– Я все знаю про эту семью. Мне пришлось узнать о ней то, что, вероятно, они сами о себе не догадываются. А может, просто делают вид, что не знают. У вас есть коньяк?
Женя помотал головой.
Влад заметил вино на столе, которое еще час назад мы пили, весело чокаясь бокалами. Взял в руки бутылку, осторожно принюхался:
– Так я и думал. Ты много выпила этого вина, Олеся?
– Нн… не помню… – промямлила я, от испуга начиная заикаться.
– Ты видела, чтобы твой кавалер пил с тобой?
Я уставилась на бокал Сбежнева. Почти полный.
– Там снотворное. Судя по бутылке, ты выпила немного. Так что уснешь где-то через час, может, раньше. Не знаю, хорошо это или плохо для тебя.
Он шагнул к дивану и, склонившись над Петром Георгиевичем, сорвал с него скотч.
– Узнаешь меня? Старый мухомор, – губы Ирбе растянулись в широкой улыбке, но глаза напоминали наконечники отравленных стрел.
– Владислав, – задыхаясь, проговорил отец Жени. – Послушай… Остынь… отпусти ребят, и мы поговорим. Я очень прошу тебя!
– Конечно, поговорим, – закивал Влад и погладил по голове мужчину. У него был такой вид, словно он успокаивал неизлечимого больного, уговаривая его прекратить истерику и наконец вернуться в постель.
– У нас вся ночь впереди. Олеся, твои родители в курсе, где ты находишься? Только не ври.
– Да, – хрипло ответила я.
– Они знают этот адрес?
Я на мгновение задумалась.
«Я могу соврать, что знают, и будут беспокоиться, но как он на это отреагирует?!»
– Нет, не знают.
– Я рад, что ты откровенна со мной, – засиял Влад. – На перспективу, скажу тебе по секрету: я умею распознавать ложь. Поэтому не советую вам рисковать.
(перспективу?)
У меня затеплилась надежда. Значит, нас (меня в частности) не будут резать на куски прямо сейчас.
– Владислав, – зашевелился на диване Петр Георгиевич, но Влад рявкнул:
– Захлопнись.
Он сел прямо передо мной.
– Что он тебе подарил?
Я с недоумением захлопала ресницами.
– Я имею в виду Женю, – терпеливо пояснил Влад и провел своими пальцами по моей щеке. Я вздрогнула, и он ухмыльнулся.
– Я следил за каждым вашим шагом, малыши. Так-то. Малыши-карандаши…
– Он подарил… – у меня внезапно пересохло горло.
(Андрей сказал, что он чувствует запах! Запах волос своей дочери…)
– Это был сувенир, – вмешался Женя. Странно, но голос его был спокойным и немного усталым. – Я сделал копию головы Олеси. Из глины.
– Из глины, – повторил Влад и почесал небритую щеку. – А ты знаешь, что этот сувенир с сюрпризом?
Я покачала головой.
– Девочка, ты когда-нибудь слышала о тсансе? – тихо спросил он.
– Влад… – застонал отец Жени. – Не надо… Пожалей их…
– Петр Георгиевич, вам вообще я бы посоветовал молчать. От ваших слов уже ничего не зависит, уважаемый коллега.
Он снова переключил внимание на меня.
– Я расскажу тебе. В сельве Амазонки в древние времена жили индейские племена. Их было несколько, шуар, агуарумо, уамбис… Испанцы дали им общее название «хибаро». Между племенами долгое время существовала кровная вражда. За убийство одного воина следовало убийство его убийцы, и так продолжа…
– Прекрати! – взвизгнул Петр Георгиевич, и Влад опрометью кинулся к нему.
– Я вытащу твою печень, если ты не замолчишь, – прошептал он. В руке безумца оказался нож, и он несильно ткнул лезвием в грудь отца Жени. Показалась кровь, и связанный пленник зашелся в крике.
Влад заклеил ему рот.
– Он будет мешать нам, – сообщил он.
– Вы убили его?! – ахнул Женя.
– Нет. По крайней мере, сейчас.
Влад вновь опустился на стул.
– У поверженных воинов отрезали головы. Для того чтобы дух убитого не мог отомстить, из головы изготавливалась кукла. Ее хранили прямо в доме. Тсанса была устрашающим символом племени, чем больше подобных трофеев было у воина, тем сильнее боялись его враги. Но существовал маленький нюанс. Отрубленную голову подвергали специальной обработке, в ходе которой она уменьшалась в три-четыре раза. При этом сохраняя формы лица, вплоть до маленького шрама или родинки. Я доступно объясняю, Олеся?
«Вполне» – с возрастающим страхом подумала я. Вместо того чтобы ответить «да», я просто кивнула.
– Шло время, и постепенно тсансы стали вызывать интерес у европейцев. Туристы, охотники и просто любопытные с удовольствием приобретали эти «сувениры». Сушеные человеческие головы начали клепать, как на заводе, их производство было поставлено на конвейер.
Правда, сейчас вряд ли вы найдете настоящую тсансу. На том же Ебэе за пятьсот долларов вам всучат куклу из коровьей кожи, уверяя, что это самая что ни на есть настоящая тсанса. Хотя на некоторых рынках Эквадора вам, может, и повезет.
Он выдержал небольшую паузу, взглянув на Женю. Его лицо было непроницаемым, и я в очередной раз поразилась, насколько резкие и непредсказуемые перемены происходили с этим парнем.
– А теперь я расскажу вам другую историю, – нарушил тишину Влад. – Про одного ученого, сотрудника института Африки РАН. Он изучал культуру и историю африканских народов, но его также интересовал и другой континент – Южная Америка. Так вот, жил себе он жил, не тужил. И однажды приспичило ему отправиться в составе экспедиции в Эквадор, в самую глушь тропических лесов, возраст которых, если мне не изменяет память, насчитывает более пятидесяти миллионов лет. Целью поездки было изучение племен, населявших Амазонию. Вместе с ним был его приятель с женой. Они были его коллегами и работали в Центре истории и культурной антропологии.
Петр Георгиевич замычал, умоляюще глядя на Влада, но тот и ухом не повел.
– Проводник племени уамбис доставил их в глухую деревеньку Тукупи. Было принято решение остаться там на ночлег. Однако ночью на племя был совершен набег воинов шуар. Была жестокая схватка, начался пожар. В живых из экспедиции остался лишь ученый с женщиной (ее супруг был тяжело ранен и находился без сознания).
Ирбе встал и принялся расхаживать по комнате.
– Раненого выходили обнаружившие его индейцы. К счастью, его не стали ни убивать, ни делать из его головы тсансу. Они выходили его и даже хотели оставить в племени, но человек ушел сам, как только поправился. Он пытался найти свою жену самостоятельно, но его поиски не увенчались успехом. В одиночку это было невозможно сделать. Лишь через несколько месяцев ему удалось добраться до российского посольства в Эквадоре.
Он перевел дух.
– На поиски пропавшей экспедиции были отправлены спасательные группы. Однако ученый с женщиной как сквозь землю провалились. Прошло еще шесть лет, когда объявился мужчина. Заросший, как дикарь, в одной набедренной повязке и с бусами на шее из зубов каймана. Никто бы не поверил, что это существо – уважаемый профессор вуза с тремя высшими образованиями. У которого была прекрасная жена и рос маленький сын, хоть и болезненный. Но это было так.
Он повернулся к Петру Георгиевичу:
