«Естественная полость… Так-так-так. По всей вероятности, именно сюда должно уйти болото в случае приведения базы в боевую готовность. Это объясняет герметичность перемычки между коридорами и данной пещерой. Следовательно, если я разрушу фиксирующие механизмы, база будет затоплена. Не пойдет… Во-первых, крушить стальные двери – это дело не одного дня, да и вряд ли у меня что-нибудь вообще выйдет без специальных инструментов, во-вторых, я не смогу открыть внешние люки. Для этого мне потребуется минимум проникнуть в центр управления. И разобраться с пультом… – Рокотов уселся на край площадки, свесил ноги и закурил. – Придется идти другим путем. Как Ильич… Мой вариант – использование воды, питающей электростанцию. Пусть ее меньше, чем в болоте, но за неимением гербовой будем писать на простой. Так и так примерные объемы речки мне известны. Скорость течения не меньше метра в секунду, берем половину от диаметра трубы… и получаем… пи эр квадрат деленное на два… и половину от этого значения… четыре куба. В секунду. В минуту выходит двести сорок тонн воды. Достаточно для того, чтобы вызвать панику. Через десять минут после прорыва в тоннелях будет уже две с половиной тысячи тонн. К такому повороту событий мои друзья не готовы. Несмотря на наличие у них аквалангистского оборудования. Из всего вышеперечисленного следует, что пройденный мной тамбур должен быть надежно замурован. Дабы вода не пошла сюда, а растеклась по коридорам. Сие сделать проще, чем извращаться с проникновением на пульт управления…» Влад поднялся и пошел обратно.
Добравшись до двери, он несколько минут внимательно изучал запорный механизм. Потом вставил в штурвал разобранный на две половинки посох, упер металлические трубки в косяк, выскользнул наружу и медленно прикрыл люк.
Дверь плотно встала в пазы.
Рокотов, затаив дыхание, повернул штурвал влево. Полуметровый обод прошел четверть круга, трубки соскочили с упора и встали горизонтально.
Биолог подергал штурвал.
Финита.
Люк открывался на него, но теперь стальной овал надежно удерживался ушедшими за косяк трубками. Примитивно, однако чрезвычайно действенно. Будто дверь снабдили щеколдой с той стороны. Теперь люк можно было только вырезать автогеном вместе с косяком. Что при условии толщины металла представлялось безнадежным делом. В советское время на военных объектах не экономили и сталь использовали не худшего качества.
«Вот так-то! – Влад радостно потер руки. – Очередная подлянка готова. Жаль, что я не могу аналогичным образом заклинить внешние люки, ведущие в болото. Тогда вся затея с ракетами потеряла бы смысл…» Рокотов огляделся и потопал обратно к переплетению гудящих под напором воды труб.
***
Министр иностранных дел Беларуси Турпал Латыпович Сатыпов чуть не налетел на главу администрации Требуховича, когда с папочкой под мышкой заворачивал за угол холла в Доме правительства.
– Здорово, Турпал, – обрадовался Требухович. – Ты уже вернулся?
– Как видишь, – – Сатыпов пожал вялую ладошку главы администрации.
– Что нового в Европах?
– Да ничего, – министр иностранных дел скривился, – принимают на уровне вторых заместителей.
– Поня-ятно, – протянул Требухович, – изменений не заметно… Сатыпов молча пожал плечами. Какие могут быть изменения, если он представляет нелегитимного с точки зрения Запада Президента! И американцы, и европейцы уперлись в постулат о незаконности проведенного референдума о продлении президентских полномочий Лукашенко и теперь всю работу с белорусскими дипломатами строят именно на этой основе. Не отказывают напрямую, но косвенно дают понять, что предпочли бы иного лидера.
– Лука опять чудит, – Требухович заговорщицки усмехнулся. – Про выселение западных дипломатов слышал?
– Слышал. Мне из-за этого всю плешь проели.
– То ли еще будет…
– У Батьки должны быть основания для такого поступка, – не очень убедительно запротестовал Сатыпов, – не просто же так он указ подписал. И вообще – не дело, когда иностранные посольства находятся рядом с местом, где живет Президент. Вон в Штатах рядом с Белым Домом никого нет, в Англии тоже. Тут я с Батькой согласен. Нечего им в Дроздах делать.
– Что-то ты Луку защищать начал, – недовольно пробурчал Требухович.
– Дело не в том, что я кого-то защищаю. Если Батька ошибается, тут я открыто выступаю против. Сам знаешь. Но просто так, от балды критиковать любое его действие я не намерен.
– Ну-ну… Посмотрим.
– Тут и смотреть нечего, – Сатыпов переложил папку с документами в правую руку. – Думаешь, мне легко с западниками разговаривать? Ошибаешься. Я, считай, по три ноты протеста в день имею… То про журналистов, то о каком-нибудь бизнесмене из совместного предприятия, теперь вот о Дроздах. Голова кругом идет.
– Так подавай заявление об уходе, – хохотнул Требухович.
– Скажешь тоже… Небось своего приятеля Потупчика на мое место поставить хочешь? Осторожнее с ним, тип-то скользкий.
– Никакой он не скользкий, – Требухович слегка поморщился, – и никаких планов на его счет у меня нет. К тому же он со своего поста в правозащитном движении не уйдет. Зря ты так обо мне думаешь…
Сатыпов мысленно рассмеялся. Как же, зря. Нежная любовь главы администрации к разным подонкам из прозападных фондов была общеизвестной. Недели не проходило, чтобы Требухович не сидел в президиуме какого-нибудь сборища брызгающих слюной борцов «за справедливость».
Глава администрации готовил себе плацдарм. На случай, если его скинут с хлебного и необременительного поста. Тогда он тут же перейдет в открытую оппозицию Президенту. Благо, местечко для него давно готово. И не одно. Заместитель председателя наблюдательного совета «Белорусской Правозащитной Конвенции», почетный член центра «Запад-Восток», ответственный секретарь «Хартии-98», шеф-редактор «Народной доли»… Всего не упомнишь.
У Требуховичей это в крови.
Еще во время Второй мировой, когда фашисты оккупировали Беларусь, родственнички нынешнего главы администрации по собственной инициативе пошли на службу к немцам. Два его дядьки стали полицаями, тетка – стукачкой минского гестапо, двоюродный дед прославился активным участием в еврейских погромах. После освобождения Беларуси никто из них не дожил до суда. Дядьев вздернули односельчане, тетушку пристрелил сотрудник СМЕРШа, дедок удавился сам, когда в его дверь стали ломиться милиционеры при поддержке выживших в мясорубке концлагерей Кацнельбогенов, Гринбергов и Луцманов.
Та еще семейка…
В советское время Мише Требуховичу повезло. Не успел он закончить школу, как все документы, связанные с его родственничками, сгорели при пожаре. Кто-то принес в архив две канистры бензина и чиркнул спичкой. Следствие долго билось над раскрытием умышленного поджога, но виновных так и не обнаружило.
Так что биография Миши было девственно чиста. А слухи к делу не пришьешь.
Правду о Требуховичах Сатыпов узнал случайно. Будучи с визитом в Израиле, он встречался с репатриантами, и один совсем старенький дедок поведал министру иностранных дел Беларуси, чей племянник и внук занимает пост главы администрации Президента.
Сатыпов информацию принял к сведению, но не более того. Связываться с подленьким Требуховичем ему не хотелось.
– Перемены неизбежны, – продолжил глава администрации, – долго так продолжаться не может. Рано или поздно Лука сообразит, что к чему. И назначит новые выборы.
– Выборы уже назначены, – удивился Сатыпов, – согласно Конституции.
– Я не об этой бумажке… Нормальные выборы, раньше того срока, что есть сейчас.
– Зачем это Батьке?
– Изоляция республики, мой друг, дело тонкое, – Требухович взял министра иностранных дел под руку. – С каждым днем ситуация все хуже и хуже… Ты знаешь об исчезновении трех журналистов из «АБЖ» ["АБЖ" – Ассоциация белорусских журналистов]?
– Нет…
– То же, что и произошло с бывшей директрисой Госбанка. Вечером были дома, а наутро всех троих нет.
– Постой… Но та ведь была под домашним арестом.
– Ну и что?
– Разные ситуации.
– Это только так кажется. За бумагомараками тоже следило КГБ.
– Следил, – поправил собеседника Сатыпов. – Комитет – существительное мужского рода.
– Да какая разница! Следил, следило… Мысль просекаешь?
– А зачем Комитету следить за журналистами?
– Неблагонадежны, – веско сказал Требухович.
– По-моему, это ерунда. У КГБ других дел навалом, – не согласился министр, – если они будут за всеми журналистами следить, то на охрану госбезопасности времени совсем не останется. А что касается этих троих – то пьют где-нибудь за городом. Вот и все…
Требухович надулся.
Журналисты действительно уехали сами. По распоряжению президента их ассоциации Жанны Литвинович. Но демократическая пресса подняла вой по поводу «сатрапов из КГБ» и обвинила в исчезновении репортеров Лукашенко лично. Скандальчик обещал получиться громким.