— Врет, — громко прошептал Бэгги, и я с ним согласился.
Когда защита покончила с вопросами, Эрни Гэддис, сдвинув очки на кончик носа и хитро прищурившись, встал, подошел к сомнительной прелюбодейке и уставился на нее с нескрываемым подозрением. Точь-в-точь учитель, подловивший ученика на вранье.
— Мисс Винс, этот дом на Херт-роуд, кому он принадлежит?
— Джеку Хейгелу.
— Как долго вы в нем жили?
— Около года.
— Вы заключали договор аренды?
Она помолчала чуть дольше, чем следовало, потом ответила:
— Может, муж заключал. Я не помню.
— Какова была ежемесячная плата?
— Триста долларов.
Эрни записывал ее ответы с большим сомнением, давая понять, что факты будут тщательно проверены, а свидетельница — уличена во лжи.
— Когда вы съехали?
— Ну, не помню… месяца два назад.
— Таким образом, сколько вы прожили в округе Форд?
— Не знаю… года два.
— Вы регистрировались в округе в качестве избирательницы?
— Нет.
— А ваш муж?
— Нет.
— Как, вы сказали, его имя?
— Малкольм Винс.
— Где он сейчас живет?
— Точно не знаю. Он все время переезжает. Последний раз я слышала, что он где-то неподалеку от Тьюпело.
— И вы находитесь сейчас в процессе развода, я правильно понял?
— Да.
— Где вы подавали на развод?
Свидетельница зыркнула на Люсьена, который внимательно слушал, но не смотрел на нее.
— Вообще-то мы пока еще не подавали документы, — призналась она.
— Простите, мне показалось, вы сказали, что находитесь в процессе развода.
— Мы разъехались и оба наняли адвокатов.
— И кто же ваш адвокат?
— Мистер Уилбенкс.
Люсьен дернулся, это явно было для него новостью. Эрни сделал паузу, чтобы дать возможность всем зафиксировать этот момент, потом продолжил:
— А кто адвокат вашего супруга?
— Я не помню его фамилии.
— Ваш супруг подает на развод или наоборот?
— Мы разводимся по обоюдному согласию.
— Со сколькими еще мужчинами вы спали?
— Только с Дэнни.
— Вот как. И вы живете в Тьюпело, не так ли?
— Правильно.
— Вы сказали, что нигде не работаете?
— В настоящий момент — нет.
— И живете врозь с мужем?
— Я же сказала: мы разъехались.
— Где именно в Тьюпело вы живете?
— В квартире.
— Какова арендная плата?
— Двести долларов в месяц.
— Вы живете вдвоем с ребенком?
— Да.
— Ваш ребенок работает?
— Ему пять лет.
— Из каких же средств вы оплачиваете аренду и коммунальные услуги?
— Выкручиваюсь кое-как.
Кто бы в это поверил!
— На какой машине вы ездите?
Она снова замешкалась. Ответ на этот вопрос можно было проверить с помощью нескольких телефонных звонков.
— На «Мустанге-68».
— Недурная машинка. Когда она у вас появилась?
Эта информация тоже легко поддавалась проверке, так что даже Лидия, особой сообразительностью не отличавшаяся, поняла, что попала в ловушку.
— Пару месяцев назад, — небрежно ответила она.
— Машина зарегистрирована на ваше имя?
— Да.
— А договор аренды квартиры?
— Тоже.
Документы, документы. Все это было оформлено официально, и она, разумеется, не могла позволить себе врать. Хенк Хатен передал Эрни какие-то записи, и тот с явным подозрением изучил их.
— Как долго вы спите с Дэнни Пэджитом?
— Обычно минут пятнадцать.
В напряженно следящем за этим диалогом зале послышались взрывы хохота. Эрни снял очки, протер их кончиком галстука, презрительно улыбнулся и переформулировал вопрос:
— Как долго длилась ваша связь с Дэнни Пэджитом?
— Почти год.
— Где вы познакомились?
— В каком-то клубе.
— Вас кто-нибудь представил друг другу?
— Ну… я не помню. Просто он там был, я там была, мы потанцевали вместе. Дальше — больше.
Ответ не оставлял никаких сомнений: Лидия Винс была постоянной посетительницей многих злачных мест и не отказывалась «потанцевать» ни с одним новым партнером. Еще несколько таких лживых ответов — и Эрни без труда ее прищучит.
Он задал ряд вопросов о ее прошлом и прошлом ее мужа — где родились, какое получили образование, где работали, сколько раз состояли в браке, есть ли родственники?.. Все названные ею имена, даты, места, события могли быть без труда проверены. Женщина, совершенно очевидно, торговала собой, и Пэджиты купили ее в качестве свидетельницы.
Покидая в тот день зал суда, я был смущен и чувствовал себя не в своей тарелке. В течение нескольких месяцев у меня не было никаких сомнений, что Дэнни Пэджит убил Роду Кассело, у меня их не было и теперь. Но решение жюри неожиданно оказалось под реальной угрозой — оно может оказаться не единогласным. Лидия Винс лжесвидетельствовала под присягой, кто поручится, что хотя бы в одного из присяжных она не заронила зерно сомнения?
* * *
Джинджер была еще более подавлена, чем я, поэтому мы решили выпить. Купили гамбургеры, жареную картошку, упаковку пива и отправились в ее каморку в мотеле, где попытались залить свои страхи и возмущение коррумпированной системой правосудия. Джинджер несколько раз повторила, что ее семья, уже сломленная горем, не выдержит, если Дэнни Пэджита отпустят. Нервная система их с Родой матери и так расшатана, а если негодяя оправдают, она вообще съедет с катушек. И что они скажут детям Роды, когда те подрастут?
Мы пытались смотреть телевизор, но не могли ни на чем сосредоточиться. Тревоги, связанные с ходом разбирательства, нас вымотали. Я почти уже засыпал, когда Джинджер вышла из ванной обнаженная. Остаток ночи прошел куда лучше. Мы предавались любви до тех пор, пока кураж поддерживался алкоголем, потом заснули.
Секретная встреча, в которой я не участвовал, — я не мог быть туда приглашенным, поскольку, во-первых, являлся новичком в местном обществе, во-вторых, не был сведущ в юридических тонкостях и в любом случае находился вдали (в том числе и в буквальном смысле) от всего, связанного с процессом, в плену очарования Джинджер, — так вот, секретная встреча состоялась вскоре после окончания судебного заседания в среду. Эрни Гэддис заехал в офис Гарри Рекса пропустить стаканчик после трудов праведных, и оба, обсудив показания Лидии, выразили уверенность, что это — полная туфта. Сделав несколько телефонных звонков, они уже через час собрали группу из нескольких заслуживающих доверия юристов и политиков.
Мнение было единодушным: Пэджиты вот-вот развалят дело, казавшееся таким надежным. Им удалось купить свидетельницу и сварганить для нее историю, которую та, то ли до зарезу нуждаясь в деньгах, то ли будучи полной дурой, чтобы понимать опасность лжесвидетельства, выдала под присягой суду. Так или иначе, Лидия дала присяжным повод, каким бы слабым он ни был, усомниться в доводах обвинения.
Оправдательный приговор по такому очевидному делу возмутил бы город и стал позором для всей судебной системы. Раскол в жюри означал бы то же самое: правосудие в округе Форд продажно. Эрни, Гарри Рекс и их коллеги-юристы постоянно и эффективно манипулировали системой в пользу своих клиентов, но они честно следовали при этом установленным правилам. И система работала, потому что судьи и присяжные придерживались принципа беспристрастности и непредубежденности. Позволить Люсьену Уилбенксу с Пэджитами коррумпировать процесс значило нанести ей непоправимый ущерб.
Вероятность того, что жюри не придет к единому мнению, была очень высока, это признали все. Как свидетель, заслуживающий доверия, Лидия Винс оставляла желать лучшего, но присяжные не были настолько опытными и изощренными людьми, чтобы распознать сфабрикованное свидетельство и клиента-мошенника. Юристы сошлись также в том, что Фаргарсон, «тот парень-калека», похоже, настроен враждебно к обвинению. У юристов, внимательно наблюдавших за присяжными почти пятнадцать часов в течение двух последних дней, были все основания полагать, что они хорошо изучили каждого.
Беспокоил их и мистер Джон Дир. Его настоящее имя было Мо Тил, он уже двадцать лет служил механиком на машинно-тракторной станции. Это был простой человек, и его гардероб не отличался изысканностью. В понедельник, во второй половине дня, когда состав жюри окончательно определился и судья Лупас отпустил присяжных по домам быстренько собрать вещи, Мо Тил ничтоже сумняшеся побросал в сумку недельный комплект рабочей формы и теперь каждое утро входил в ложу присяжных в ярко-желтой рубахе с зеленым кантом и зеленых штанах с желтым кантом, словно был готов к очередному дню здорового физического труда, — разве что гаечного ключа не хватало.
Мо сидел, скрестив руки на груди, и хмурился каждый раз, когда вставал Эрни Гэддис. Его выразительная поза пугала обвинение.
