за переправу через Стикс, реку подземного царства. Только заплатившему страж преисподней мог позволить сесть в лодку, а значит — вернуться к живым.
Нектер сделал глоток травяного чая, Савина так и не притронулась к своему.
— А как отбирают тех, кто сядет в лодку? — спросила она.
Астер еще раз прокрутила уналоме у себя на шее, медные кольца сверкнули крохотными молниями.
— Страж преисподней — он же и судья, и это страшный суд. После смерти вернуться в мир живых можно в двух случаях. Невинно убиенному позволено будет вернуться на землю, чтобы отомстить. А виновный вернется, чтобы быть осужденным. 26
Как всегда пренебрегая сотней пустых мест на стоянке перед «Мельницей», я припарковалась поближе к дому, двумя колесами наехав на тротуар. Подошла к входной двери и вгляделась в свое отражение в стекле. Осунувшееся лицо наложилось на старые рекламные постеры станции Шамбон-де-Неж, украшавшие холл бывшей гостиницы.
Может, у меня крыша едет? Может, это меня надо лечить? Должна ли я прислушаться к голосу, что звучал в голове: «Доверься своей интуиции! Не повторяй прежних ошибок! Эстебан вернулся. Разве мало знаков он тебе послал? Сколько их еще тебе надо, чтобы ты поняла? У тебя есть возможность искупить свою вину. Том в опасности!»
Я открыла дверь. Поднялась по лестнице. Казалось, мозг сейчас взорвется. * * *
Как я и думала, Габриэль оставил мне на столе остывшую лазанью, кучка рубленого мяса плавала в лужице густой томатной подливы.
Я отправила все это в помойное ведро.
Блям!
— И что там случилось? — спросил из комнаты Габриэль. В его голосе слышалась тревога — вот удивительно.
Я остановилась в дверях. Габриэль сидел перед компьютером, голый по пояс, в одних шортах. Загорелую спину красиво освещала сверху маленькая лампа.
— Ничего страшного. Мы нашли мальчика у водопада, но он отделался испугом. Я накачала его снотворным, проспит ночь как младенец, а завтра снова сможет бегать.
Габи вздохнул с облегчением. Притворяется, будто заинтересовался моей работой? С чего бы ему беспокоиться о здоровье мальчика, которого он в глаза не видел?
— Извини, что бросила тебя вот так, посреди ужина.
Интереса хватило ненадолго, Габи снова повернулся к монитору.
— Ничего, это же твоя работа, я привык.
Я подошла к нему. Мне необходимо было прикоснуться к Габи, почувствовать его близость. Положила руки ему на плечи и начала массировать. Габриэлю это всегда нравилось, но он не отвлекся от своего занятия.
— А ты чем занимаешься?
— Исследую новый мир. Все тот же MTW-1. Тебе не кажется, что неплохо было бы, если бы каждый жил в мире, который создал?
— Не знаю.
— А вот посмотри! В My Tidy World можно рисковать чем угодно. Если ошибешься — не страшно, можно все стереть и начать заново. Можно даже умереть, потому что жизней у тебя сколько хочешь.
Я улыбнулась, хотя Габи этого не видел, — а может, и видел, если я отражалась в мониторе. Может, это и впрямь была моя жизнь и я заперта в компьютерной игре?
Сегодня вечером Габриэль был такой милый, ласковый, предупредительный, нежный. Почему же я больше не могла его любить? Game over? Потому что новую партию мне хотелось начать с Эстебаном?
— Кстати, — не отрывая глаз от компьютера, спросил Габи, — ты нашла флешку?
Машинально продолжая его массировать, я помотала головой:
— Нет, пропала бесследно.
Спасибо, Габи, что хоть вопрос задал, сделал вид, будто тебе это интересно. Я знала, что должна была поговорить с тобой, что это с тобой мне надо было поделиться, чтобы не сойти с ума, обнять тебя, прижать к себе, шептать тебе ласковые слова.
Я сильнее надавила на ключицы — тебе, наверное, было больно, но ты не пожаловался.
Прости меня и за то, что я больше не могу с тобой разговаривать, у меня не получается... Я не должна тебя втягивать в эту историю. Я должна уладить все сама, и чтобы никто меня не судил. А главное, Габи, не ревнуй и не злись на меня, в моей жизни есть только ты, больше никого.
Я даже Ваяну больше не звонила. Хотя доктор Ваян Балик Кунинг засыпал меня сообщениями.
Все хорошо, Мадди?
Я беспокоюсь.
Если я вам нужен — я здесь.
Вы можете попросить меня о чем угодно. О ЧЕМ УГОДНО. Вы это знаете.
Я дорожу вами куда больше, чем вы думаете...
Надо бы ему позвонить.
Надо бы его успокоить.
Надо бы...
— Ох... Ты мне немножко больно делаешь.
Я тут же разжала пальцы. Затылок, нижняя часть шеи и плечи у Габриэля были красные... как будто я пыталась его задушить.
— Прости меня, Габи, прости меня.
Пора ложиться спать.
Завтра я должна быть в хорошей форме.
Это последний день перед его днем рождения.
Я послушаюсь голоса, который вопит у меня в голове, я знаю, что мне надо делать.
Я нужна Тому! 27
На этот раз, перед тем как открыть файл, он убедился, что громкость убавлена до минимума. А перед тем как подключить и надеть наушники, долго прислушивался к звукам в доме. Ничего не было слышно, даже далекого дыхания. Наверное, уже около двух часов ночи. Кому пришло бы в голову, что он не спит?
Прежде чем начать слушать разговор, он перечитал выделенное название файла.
Сеанс № 78—29/09/2009.
Значит, Эстебану девять лет. * * *
— Здравствуй, Эстебан.
— Здравствуйте, доктор.
Он услышал шаги, потом передвинули стул, зашуршала ткань — наверное, Эстебан снял куртку, и больше никаких помех, только голоса.
— Если ты не против, Эстебан, мы начнем с того, на чем остановились в прошлый раз. Помнишь? Ты сказал, что тебя тревожит одна вещь, но тебе трудно об этом говорить. И главное, ты не хочешь, чтобы об этом узнала мама. А сегодня ты готов поговорить об этом? Обещаю тебе, все останется между нами.
Молчание.
— Знаешь, Эстебан, чем дольше ты откладываешь, тем труднее тебе будет говорить. Секреты, они как пауки, если их запереть, они не умирают, а растут.
— Мой секрет — уже очень большой паук.
— Ничего, я их не боюсь.
Молчание.
В голосе психотерапевта впервые послышалось легкое раздражение:
— Эстебан, это же не игра. Ты должен все мне рассказать.
— Я должен... я должен умереть.
Долгое молчание. Потом психотерапевт неестественно спокойным тоном переспросил:
— Умереть, Эстебан? Всего-то? И почему же ты хочешь умереть?
— Чтобы заново родиться в другом месте, доктор, в другом теле! — выпалил Эстебан.
Уверенность мальчика контрастировала с осторожностью доктора — тот, казалось, взвешивал каждое слово.
— Кто... Кто тебе внушил такую мысль?
— Я не могу этого сказать.
— Ладно, потом разберемся. А пока объясни мне, почему ты больше
