Сам Макклоски не усматривал ничего дурного в системе взяток. Почему это его дети должны учиться в общедоступном Городском колледже Нью-Йорка или дешевом колледже где-нибудь на Юге из-за того лишь, что в полицейском управлении платят жалованье, на которое ни прожить прилично, ни позаботиться о своей семье? Он защищает эту публику с риском для собственной жизни, в его личном деле полно благодарностей за вооруженное задержание на территории участка рэкетиров, грабителей, сутенеров. Он в землю их втоптал. Он в малом уголке большого города, вверенном ему, обеспечил рядовому обывателю безопасность и уж как-нибудь заслуживает большего, чем несчастная сотенная раз в неделю. Но он не обижался, что ему мало платят, он понимал — сам о себе не позаботишься, останешься на бобах.
С Бруно Татталья его связывала давняя дружба. Бруно учился в Фордеме с одним из его сыновей, потом открыл ночной клуб, и в тех нечастых случаях, когда Макклоски вывозил свое семейство развлекаться, у них всегда была возможность посидеть за обедом и вином, глядя на программу кабаре, — все за счет заведения. В канун Нового года приходила карточка с тисненым приглашением от имени правления клуба, где им неизменно отводили один из лучших столиков. При этом Бруно всегда следил, чтобы их знакомили со знаменитостями, выступающими в его клубе, среди которых подчас бывали и популярные певцы, и голливудские кинозвезды. Понятно, что иногда он обращался за небольшим одолжением, как, скажем, «отмывка» человека с сомнительным прошлым для работы в кабаре — обыкновенно речь шла о девочке с хорошей внешностью, состоящей на учете в полиции за проституцию, нередко с грабежом. Макклоски охотно шел навстречу.
Вообще же Марк Макклоски взял себе за правило никогда не показывать, что понимает чужую игру. Когда к нему обратился Солоццо с предложением снять охрану в больнице, где лежал Вито Корлеоне, Макклоски не стал спрашивать зачем. Он спросил — сколько. Солоццо сказал — десять тысяч, и Макклоски понял зачем. Он не колебался. Корлеоне был одним из крупнейших главарей американской мафии, с такими связями в правительственном аппарате, о каких не мог мечтать сам Аль Капоне. Любой, кто покончил бы с ним, оказал бы стране благодеяние. Макклоски взял деньги вперед и исполнил то, о чем его просили. Когда же Солоццо позвонил и сказал, что у больницы все-таки стоят двое приспешников Корлеоне, он рассвирепел. В чем дело, ведь он забрал в участок всех людей Тессио — он снял полицейский пост у дверей палаты Корлеоне! Теперь ему, как человеку слова, придется вернуть Солоццо десять тысяч, а между тем они уже предназначены на обучение его внуков. Вот почему он в таком бешенстве примчался к больнице и вот почему врезал по скуле Майклу Корлеоне.
Впрочем, все обернулось к лучшему. В ночном клубе Татталья он встретился с Солоццо, и ему предложили еще более прибыльное дело. Макклоски не задавал вопросов, он знал ответы заранее. Лишь твердо договорился о вознаграждении. О том, что здесь может быть какая-то опасность для него самого, он даже не задумывался. Было бы просто смешно допустить, что кому-то хоть на мгновение взбредет в голову дикая мысль убить капитана нью-йоркской полиции. Самый отпетый бандит будет стоять навытяжку перед мелкой полицейской сошкой со склонностью к рукоприкладству. Убивать полицейских слишком невыгодно. Потому что тогда бандитов вдруг начнут одного за другим пристреливать за сопротивление при аресте или при попытке бегства с места преступления — и кто будет в силах этому помешать?
Макклоски вздохнул и собрался уходить. Сложности, вечные сложности. Только что у жены умерла от рака сестра в Ирландии — сколько лет проболела, сколько денег ухлопано на врачей. Теперь вот похороны — значит, новые расходы. Да и его родня — тетки, дяди, — всем надо подсобить хотя бы изредка, чтобы сводили концы с концами, копаясь на своих картофельных полях. Как тут не подослать деньжонок. Он не сетовал, не жался. Зато когда они с женой приезжали на родину, их принимали по-царски. Хорошо бы наведаться и этим летом — война закончилась, свободные деньги сами идут в руки. Макклоски сказал дежурному, где его искать в случае чего. Он не видел надобности соблюдать осторожность. Всегда можно сказать, что встречался с осведомителем. Он вышел из отделения, прошел пешком пару кварталов, потом сел в такси и поехал к дому, где его ждал Солоццо.
Подготовить все необходимое для побега Майкла из страны выпало Тому Хейгену: выправить липовый паспорт, матросскую книжку, найти свободную койку на итальянском грузовом судне, которое становилось в док одного сицилийского порта. В тот же день на Сицилию отрядили самолетом гонцов, чтобы обеспечить Майклу убежище у главаря мафии сицилийского нагорья.
Санни предупредил, что, когда Майкл выйдет из ресторана, в котором состоится свидание с Солоццо, его будет ждать машина с абсолютно надежным водителем. Водителем будет в этот раз сам Тессио, который добровольно вызвался на эту роль. Машина, с виду разбитая колымага, оснащена великолепным мотором. На нее повесят фальшивый номер, но и без того установить, откуда она и чья, будет невозможно. Ее как раз приберегали на такой вот особый случай, когда потребуется нечто из ряда вон выходящее.
Весь день Майкл провел с Клеменцей, осваивая маленький пистолет, который ему подложат. Малокалиберный, стреляющий пулями с мягким носом, которые, входя в тело, оставляют крошечную дырочку, но на выходе наружу — зияющую рваную рану. Майкл обнаружил, что до пяти шагов пистолет бьет точно. Дальше — пуля может полететь куда угодно. Спуск был туговат, но Клеменца поколдовал над ним с инструментами, и он стал мягче. Глушитель решили не надевать. Вдруг какой-нибудь задиристый и ни в чем не повинный зевака, не разобрав, что происходит, ввяжется сдуру и сгинет ни за грош. А услышит пальбу — не сунется.
Покуда Майкл занимался пристрелкой, Клеменца давал ему наставления:
— Как только отстреляешься, сразу роняй пистолет на пол. Нормально опустишь руку и разожмешь пальцы. Никто не заметит. Все будут думать, что ты по-прежнему вооружен. На лицо будут глядеть, а не на руки. И тут же смывайся, но только шагом, не беги. Никому не смотри прямо в глаза, но и не отводи взгляда. Учти, для окружающих ты будешь страшен — будешь внушать им ужас, уж поверь мне. Никто не попытается остановить тебя. Выйдешь, снаружи будет дожидаться Тессио. Садись в машину и остальное предоставь ему. Не бойся непредвиденных осложнений. Ты не поверишь, как гладко все проходит в подобных случаях. Теперь надень-ка вот эту шляпу и покажись, на кого ты похож.
Он нахлобучил Майклу на голову серую фетровую шляпу. Майкл, который шляп не признавал никогда в жизни, скривился, но Клеменца стоял на своем:
— Не повредит — меньше шансов, что тебя опознают. А главное — даст свидетелям предлог отпереться от собственных показаний, когда мы им по-свойски растолкуем, что они обознались. И помни, Майк, отпечатки пальцев — не твоя забота. Рукоятку и спусковой крючок обклеят особой пленкой. За другие части пистолета смотри не хватайся.
Майкл сказал:
— Санни узнал, куда меня хочет везти Солоццо?
Клеменца пожал плечами:
— Пока нет. Солоццо очень стережется. Но не волнуйся, он тебя не тронет. Пока ты не вернешься цел и невредим, у нас в руках останется посредник. Стрясется что с тобой — расплачиваться посреднику.
— Ему-то какой расчет лезть в пекло? — спросил Майкл.
— Ему хорошо заплатят, — сказал Клеменца. — Получит целое состояние. К тому же он в лагере Пятерки большой человек. Солоццо не может допустить, чтобы с ним что-то случилось. Солоццо не сменяет его жизнь на твою. Все очень просто. Тебе ничто не грозит — это мы потом попляшем.
— Что, солоно вам придется? — спросил Майкл.
— Ох, солоно, — сказал Клеменца. — Всеобщая война, основные противники — семья Татталья и семья Корлеоне. Остальные в большинстве примкнут к Татталья. Немало покойников подберет этой зимой санитарная служба при уборке улиц. — Он покрутил головой. — Что делать, раз в десять лет такое происходит обязательно. Как бы средство изжить вражду. А потом, дай им волю ущемить нас в малом, и они норовят заграбастать все. Лучше сразу дать по мозгам. Вот дали бы Гитлеру по мозгам уже в Мюнхене — так нет, потрафили голубчику и тем сами накликали на себя беду, прямо-таки напросились.
Нечто похожее Майкл слышал от отца еще в 1939 году, когда война, в сущности, даже не начиналась. Предоставили бы семейным кланам мафии возможность заправлять Госдепартаментом — глядишь, и Второй мировой войны бы не случилось, с усмешкой подумал Майкл.
Они вернулись в резиденцию дона, где, как на штаб-квартире, обосновался Санни. Сколько еще, подумалось Майклу, Санни высидит в своем заточении на безопасной территории парковой зоны? Рано или поздно, а жизнь вынудит показаться наружу. Они застали Санни на диване, он ненадолго прикорнул. На кофейном столике валялись не убранные после позднего завтрака объедки бифштекса, хлебные крошки, стояла бутылка виски. Кабинет, в котором при доне обычно царил порядок, начинал походить на запущенный номер в дешевых меблирашках. Майкл тряхнул брата за плечо:
