Майк прервал работу, повернулся и взглянул ему в лицо.
— Мы говорим о том самом Лу Салливане, с которым я вырос? Ты ведь своими глазами видел, как он колотил Джона Саймона головой о бампер машины и едва его не убил.
— Лу способен сжечь человека? Запросто. Он способен не только на это, но еще на сотню разных вещей, которые мы с тобой даже вообразить не можем. Но вот прятаться за сараем, да еще оставить на месте кучу окурков и золотую зажигалку — это уже перебор, ты не находишь?
Майк и сам думал об этом.
— О твоем старике я могу с уверенностью сказать одно — он никогда не отличался небрежностью. Что бы он ни вытворял, у него хватило ума и сообразительности не попасться. Он никогда не оставлял после себя никаких улик.
«Это потому, что он закапывал трупы там, где никто не мог их найти».
До самого вечера они больше не обменялись ни словом. В шесть часов Билл решил, что пора закругляться.
— Ты пригласил Сэм на ужин в городе? — поинтересовался он, надевая куртку.
— Я собираюсь закончить здесь кое-что, а потом поеду домой.
— Отличная мысль. К чему ехать в город, чтобы провести время с красивой женщиной, когда можно целый вечер скандалить с бывшей женой?
— Я не еду в Роули.
Но он дважды выходил к грузовичку, чтобы позвонить Джесс. Она не отвечала. Ее самолет должен был приземлиться еще в три часа пополудни. Может, случилась какая-то задержка, или же она вылетела более поздним рейсом.
— Сегодня вечером сестра Патти забирает детей к себе, — сказал Билл. — А мы с Патти закажем ужин навынос в китайском ресторане и посмотрим новую комедию с Адамом Сэндлером.
— Как тебе удалось уговорить ее на такое кино?
— Потому что в прошлые выходные она заставила меня посмотреть от начала и до конца одну картину под названием «Часы». Она уверяла меня, что там есть лесбиянки.
— Давай угадаю. Никаких лесбиянок не было.
— Были, но какие-то неинтересные. — Билл вздохнул и покачал головой. — Выкинь это из головы, Салли.
— А ты смог бы на моем месте?
— Если бы узнал об этом от Лу? Пожалуй, да.
— Значит, если бы кто-нибудь сказал тебе такое о Патти, ты бы не придал этому значения?
— Мы с Патти до сих пор женаты. А вы с Джесс разведены. И какой теперь смысл ворошить прошлое?
Майк взял большой бумажный стаканчик с кофе.
— В котором часу встречаемся завтра?
— Неделю назад я смотрел по телевизору передачу о том, что можно пожертвовать свое тело для исследований в медицинских колледжах. Ты удивишься, когда узнаешь, как просто это сделать. Подписываешь пару бумажек, и все. Из твоего старика получился бы недурной образчик.
На следующий день в четыре часа пополудни Майк звонил в двери дома Джесс. На передней лужайке торчала табличка с надписью «ПРОДАЕТСЯ».
Джесс выглядела на удивление отдохнувшей и собранной в темно-синей модельной юбке и блузке цвета слоновой кости с глубоким треугольным вырезом. Она сменила прическу, подстриглась и сделала мелирование. Глядя нa нее, Майк с изумлением отметил про себя, что эта женщина, которую он знал еще со школы, девчонка, предпочитавшая в одежде джинсы и футболку и с удовольствием приходившая на игры «Пэтриотс», чтобы потусоваться с друзьями и выпить пивка, стала совершенно другой. Она превратилась в женщину, уделявшую большое внимание своему туалету и проводящую время в путешествиях по Европе.
Майк шагнул через порог, и она крепко обняла его.
Близость ее тела вызвала у него в памяти воспоминания о прошлом, о событиях, определивших их совместную жизнь: вот он утешает Джесс на похоронах ее отца; вот они вдвоем танцуют на свадьбе; вот они радостно обнимаются после того, как врач в роддоме сообщил им, что Сара победила инфекцию. На него нахлынули воспоминания и о мелких, незначительных моментах повседневной жизни, которые он воспринимал как само собой разумеющиеся: вот они смеются в кино, или он целует ее перед уходом на работу. И Майк почувствовал себя одиноким и всеми забытым.
— Мне очень жаль, — прошептала она, спрятав лицо у него на груди. — Очень и очень жаль.
Он не понял, кого она жалеет — его или Джоуну, или их всех вместе.
Джесс отстранилась и вытерла уголки глаз. Она явно не знала, что сказать, — или же просто не хотела ничего говорить, по крайней мере, пока, — повернулась и направилась в столовую.
— Когда ты улетаешь?
— Во вторник утром, — ответила Джесс.
Через два дня.
— Это самое большое, на что я сподобилась.
И Джесс широким жестом обвела стол, на котором громоздились пластиковые тарелки с омлетом, беконом, гренками, клубникой, нарезанными яблоками и дыней.
Майк опустился на стул. В лицо ему светило солнце, заглядывающее в комнату через окна. Он цеплялся за это чувство, за ощущение свежего, прохладного дуновения воздуха, слушая, как Джесс объясняет, что уже отправила кастрюли и сковородки вместе с кое-какими особенно дорогими ей предметами мебели. Краем уха он отметил, что она упомянула о какой-то транспортной компании, представители которой должны вывезти отсюда все остальное, и о том, как дорого они берут за свои услуги.
(Джесс лежит на спине, помогая грубым рукам расстегнуть пуговицы у нее на блузке.)
Майк старательно не сводил взгляда с долек мускатной дыни, а перед его мысленным взором безостановочно вспыхивала цифра «10». Он сосредоточился на ней, стараясь медленно дышать носом. Глубокое брюшное дыхание — вот лучший способ успокоиться.
(Джесс засовывает большие пальцы за пояс джинсов и трусиков и яростно стаскивает их с себя, словно сгорая от желания)
Джесс что-то сказала ему.
— Прости, не расслышал, — извинился он.
— Я спросила у тебя, что случилось?
Перед глазами Майка возникло ухмыляющееся лицо Лу.
— В пятницу вечером я собрал кое-какие вещи Сары, — сказал Майк. Он упорно смотрел в свою тарелку, на яркие цвета дыни и клубники.
Джесс сложила руки на столе и приготовилась слушать.
— Это было нечестно. Подло. Я чувствовал себя так, словно сказал ей, что в моей жизни для нее больше нет места. На следующее утро мне захотелось разложить все по местам.
— Быть может, ты еще не готов сказать «прощай», — предположила она.
«В этом-то все и дело, Джесс. Я не знаю, буду ли когда-нибудь готов».
Он вздохнул и спросил:
— Что тебе известно?
— Я прочла о случившемся на сайте bottom.com. Да и «Глоуб» описала события весьма подробно.
— И ты хочешь, чтобы я рассказал тебе остальное?
— Если у тебя есть такое желание.
Майк начал с того вечера, когда стоял на крыльце Джоуны, и постепенно рассказал ей обо всем, заканчивая встречей с Мерриком «У Дакоты». Увлекшись, он и сам не заметил, как его внимание переключилось на вид за окном, на задний двор, на поросшую зеленой травой лужайку и распустившиеся цветы, на снаряды из гимнастического комплекса Сары, — словом, он смотрел куда угодно, только не на лицо Джесс. Он боялся, что если посмотрит на нее, то мысли, которые не давали ему покоя со вчерашнего дня, после разговора с Лу, вырвутся наружу, и он не совладает с собой.
— Возвращаясь к нашей встрече на дороге, — закончил Майк, — я теперь жалею, что не дал ему задохнуться.
— Ты поступил правильно.
Ее тон свидетельствовал, что на самом деле она так не думает.
— И поэтому ты злишься?
— Я не злюсь.
— У тебя шея побагровела.
— Мне просто жарко. Кажется, я подхватил грипп. У нас тут целая эпидемия.
— Тогда почему ты избегаешь смотреть на меня? Ты ведешь себя так только тогда, когда стремишься избежать ссоры.
Она была права, конечно. Джесс прекрасно разбиралась в проявлениях его настроения и наизусть знала все аварийные выходы и прочие приемы, к которым он прибегал, уходя от неприятного разговора.
— Если тебя что-то тревожит, — предложила Джесс, — скажи мне об этом прямо, и мы посмотрим, что можно сделать.
На ее запястье сверкнул браслет с бриллиантами. Должно быть, подарок ее нового ухажера. Он пристально уставился на него (когда ее пальцы шарят в поисках трусов мужчины и наконец находят их, она рывком стягивает их с него, может, даже рвет податливую ткань в нетерпении, потому что когда Джесс Армстронг нужно что-то, она идет к цели напролом. Она всегда получает то, чего добивается, — не правда ли, Майк?) и почувствовал, как давешние слова Лу еще глубже запустили зубы в плоть его души.
Майк поднял голову и взглянул ей прямо в глаза.
— Полагаю, ты знаешь, что случилось с Лу.
— Да, — ответила она и вздохнула. — Мне жаль, что, помимо всего прочего, тебе приходится заниматься еще и этим.
— А ты не удивилась. Насчет Лу, я имею в виду.
— Когда речь заходит о твоем отце, я уже ничему не удивляюсь.
